батство, где Консуэло, все еще переодетая мальчиком, назвалась синьором
Бертони, цыганом и странствующим музыкантом.
любитель музыки, человек умный и необыкновенно добрый. Он принял нас, в
особенности меня, очень радушно и даже хотел меня усыновить, обещая хо-
рошую бенефицию в случае, если бы я согласилась принять хотя бы низший
сан. Принадлежность к мужскому полу начинала мне надоедать. Карьера свя-
щенника так же мало прельщала меня, как карьера барабанщика, но одно не-
обыкновенное происшествие вынудило меня немного продлить пребывание у
нашего любезного хозяина. Некая путешественница, ехавшая на почтовых,
внезапно почувствовала предродовые схватки у самых ворот аббатства и
произвела на свет девочку, которую покинула на следующее же утро и кото-
рую, под влиянием моих уговоров, добрый каноник решил удочерить вместо
меня. Ее назвали Анджелой по имени ее отца, Андзолето, и госпожа Корил-
ла, ее мать, уехала в Вену, чтобы домогаться там ангажемента в придвор-
ный театр. Она получила этот ангажемент, отняв его у меня. Князь фон Ка-
униц представил ее императрице Марии-Терезии как почтенную вдову, а я
была отвергнута, ибо меня заподозрили в недозволенной связи с Иосифом
Гайдном, который брал уроки у Порпоры и жил в том же доме, что и мы.
цесса с любопытством слушала ее рассказ об этой необыкновенной женщине,
в чью добродетель никто не желал верить в Берлине, считая ее любовниками
князя фон Кауннца, доктора ВанСвитена и поэта Метастазио.
зошло из-за Анджелы, - и о своем дебюте в главной роли на сцене импера-
торского театра, дебюте, который устроила все та же Корилла, эта стран-
ная девушка, почувствовавшая угрызения совести и охваченная внезапным
порывом великодушия. Она рассказала также о благородной и нежной дружбе,
завязавшейся у нее с бароном фон Тренком в доме посланника в Венеции, и
подробнейшим образом описала, как, прощаясь с молодым человеком, она
придумала условный знак, с помощью которого они могли бы в будущем под-
держивать связь друг с другом, если бы преследования прусского короля
вызвали необходимость в конспирации. Этим условным знаком, сказала она,
явилась некая нотная тетрадь, причем страницы ее должны были служить
оберткой и заменять подпись на тех письмах, которые Тренк собирался по-
сылать Порпорине для передачи их предмету его любви. Вот каким образом,
объяснила она, одна из этих страниц и помогла ей понять всю важность та-
инственного послания, полученного ею для передачи принцессе.
тальной рассказ. И под конец, описывая свой отъезд из Вены вместе с Пор-
порой и встречу в Моравни, в роскошном замке Росвальд, с прусским коро-
лем, переодетым в мундир простого офицера и носившим имя барона фон
Крейца, Консуэло вынуждена была упомянуть о важной услуге, которую она
оказала монарху, не имея ни малейшего понятия, кому она ее оказывает.
Пельниц, страшный болтун, по секрету сообщил мне, что за ужином нес-
колько дней назад его величество объявил своим гостям, будто его дружес-
кое расположение к прекрасной Порпорине имеет более глубокие корни, не-
жели мимолетное увлечение.
ня Рудольштадт. - Я только воспользовалась своим влиянием на одного нес-
частного фанатика и помешала ему убить короля. Карл - тот самый чешский
великан, которого барон фон Тренк вырвал из рук вербовщиков одновременно
со мной, - поступил в услужение к графу Годицу. Он узнал короля и решил
отомстить ему за смерть жены и ребенка, погибших от нужды и горя после
того, как его самого увезли вторично. К счастью, этот человек не забыл,
что я тоже способствовала его спасению и когда-то дала его жене немного
денег. Он поддался моим уговорам, и мне удалось отнять у него ружье. Ко-
роль, скрывавшийся в соседней беседке, слышал все - он рассказал мне об
этом впоследствии - и, опасаясь, как бы на убийцу снова не нашел приступ
ярости, уехал другой дорогой, не той, где намеревался ждать его Карл.
Король ехал верхом один - его сопровождал только господин фон Будденб-
рок, и весьма вероятно, что такой искусный стрелок, как Карл, попал бы в
цель; на празднестве, которое в то самое утро устроил в нашу честь граф
Годиц, он трижды попал на моих глазах в голубя на шесте.
вало бы это несчастье в европейской политике и в судьбах отдельных лиц!
А теперь, дорогая Рудольштадт, я, кажется, знаю конец твоей истории
вплоть до кончины графа Альберта. В Праге ты встретилась с бароном - его
дядей, который привез тебя в замок Исполинов, и Альберт при тебе умер от
чахотки, успев перед этим обвенчаться с тобой на смертном одре. А ты,
стало быть, так и не смогла его полюбить?
зана за свои колебания и страсть к театру. Порпора, мой учитель, утаил
последние письма Альберта, обманул меня относительно его намерений, и
вот, решив, что граф уже излечился от своей роковой любви, я по настоя-
нию маэстро выступила в Вене, поддалась обаянию сцены и, ожидая пригла-
шения в Берлин, начала играть в Вене с чувством, похожим на опьянение.
чество знает не все. Ведь Альберт тайно прибыл в Вену, он видел мою иг-
ру; следя, словно незримая тень, за каждым моим шагом, он услышал однаж-
ды, как я сказала за кулисами Гайдну, что не смогла бы отказаться от
своего искусства без горьких сожалений. А между тем я любила Альберта!
Клянусь богом, я поняла, что отказаться от него мне было бы еще труднее,
чем от своего призвания, и написала ему об этом, но Порпора, считавший
любовь химерой и безумием, перехватил мое письмо и сжег его. Я застала
Альберта погибающим от скоротечной чахотки. Я отдала ему свою руку, но
не смогла вернуть к жизни. Я видела, как он лежал на роскошной постели в
костюме средневекового вельможи, прекрасный в объятиях смерти, с челом,
спокойным как у ангела Всепрощения, но мне не пришлось проводить его в
последний путь. Я оставила его на катафалке в часовне замка Исполинов
под охраной Зденко, этого жалкого безумного пророка. Он протянул мне ру-
ку, смеясь и радуясь тому, что Альберт спит так спокойно. Именно он, бо-
лее почтительный, "более верный друг, чем я, поставил гроб в усыпальницу
предков Альберта, не понимая, что тот уже никогда не встанет с этого ло-
жа успокоения! А я - я уехала, увлекаемая маэстро Порпорой, другом пре-
данным, но суровым, человеком с сердцем отеческим, но непреклонным, с
Порпорой, который кричал мне почти над гробом моего супруга: "В ближай-
шую субботу ты выступишь в "Забавных музыкантах"!"
вая слезу, потому что Порпорина рыдала, кончая свою историю. - Но ты да-
же не упомянула, дорогая Консуэло, о самом прекрасном поступке в твоей
жизни, о том, что мне с восторгом рассказал Сюпервиль. Чтобы не огорчать
старую канониссу и не изменить своему романтическому бескорыстию, ты от-
казалась от титула, от наследства, от имени. Ты потребовала соблюдения
тайны от Сюпервиля и Порпоры, единственных свидетелей этой поспешной
свадьбы, и приехала сюда такой же бедной, как прежде, такой же цыганоч-
кой, какой была всегда.
зать - независимой, девственной и мертвой для какой бы то ни было любви.
Словом, такой, какою Порпора постоянно рисовал мне идеальный тип жрицы
муз! Он победил, мой грозный учитель! И вот я дошла до той ступени, на
которой он хотел меня видеть. Но, право, не стала от этого ни более
счастливой, ни более талантливой. С тех пор как я никого не люблю и уже
не чувствую себя способной любить, во мне больше нет ни огня, ни вдохно-
вения. Этот ледяной климат, эта гнетущая дворцовая атмосфера повергают
меня в какое-то мрачное уныние. Отсутствие Порпоры, ощущение заброшен-
ности и прихоть короля, который затягивает мой ангажемент вопреки моей
воле... ведь вам, принцесса, я могу признаться в этом, не так ли?
ты гордишься предпочтением короля, а в действительности ты его пленница
и раба, как я, как вся его семья, как его любимцы, его солдаты, его па-
жи, как его собачки. Да, таково обаяние королевского титула, таков оре-
ол, окружающий великих государей! Как тяжко это бремя для тех, кто тра-
тит жизнь, доставляя им лучи света и блеск! Однако, милая Консуэло, ты
должна еще многое рассказать мне, и кое-что живо меня интересует. Наде-
юсь, ты откровенно скажешь мне, какие отношения связывают тебя с моим
братом, и для этого буду откровенна сама. Считая тебя его любовницей и
думая, что ты сможешь добиться помилования Тренка, я искала встречи с
тобой, чтобы передать наше дело в твои руки. Теперь, когда - благодаре-
ние небу! - мы уже не нуждаемся в тебе для этой цели и я счастлива, что
могу любить тебя ради тебя самой, мне кажется, ты можешь сказать мне
все, не боясь скомпрометировать себя, - тем более что, по-видимому, брат
не слишком преуспел в своих ухаживаниях за тобой...
ветила Консуэло, побледнев. - Прошла всего неделя с тех пор, как я впер-
вые услышала, как люди вокруг меня с серьезным видом перешептываются по
поводу мнимой склонности нашего повелителя короля к его печальной и роб-
кой подданной. До того я никогда не предполагала, что между ним и мною
возможно что-либо, кроме оживленной беседы, благосклонной с его стороны,
почтительной - с моей. Он выказывал мне дружеское расположение и призна-
тельность, каких вовсе не заслуживала вполне естественная с моей стороны
услуга, которую я случайно оказала ему в Росвальде. Но отсюда до любви -
целая пропасть, и, надеюсь, даже мысленно он никогда не переступит ее!
разговаривает с тобой, как с мальчишкой, гладит тебя по голове, как гла-
дят своих борзых. Вот уже несколько дней, как он убеждает своих друзей,
будто ты ему безразлична. Все это доказывает, что он готов влюбиться в
тебя. Я хорошо его знаю и ручаюсь, что очень скоро тебе придется дать
Орловский Гай Юлий
Орлов Алекс
Ильин Андрей
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Маккэфри Энн