тогда ей станет легче.
разводились, особенно сильными они были в подростковом возрасте. Однажды
головная боль терзала ее целую неделю. После двадцати приступы стали
реже и уже не были столь болезненными. И вот сейчас прошло уже больше
года с тех пор, как ее в последний раз мучила мигрень.
однако сейчас Талла постанывала не оттого, что по ее закрытым векам
пробегали резкие вспышки света, а от явственных картин ее вчерашнего
сна, которые буквально обжигали ее. Она ничего не могла с этим поделать.
И громко застонала, едва перед ее мысленным взором предстала одна из
наиболее откровенных сцен. И как только ей могло присниться подобное?
Она снова застонала и подумала о том, как хорошо, что людям не дано
читать мысли ближнего. Она просто умерла бы со стыда, если б Сол
Край-тон догадался, что она мечтает о нем. Что она умоляла его снять с
нее одежду, что просила его... Однако страшнее всего было то, что ее
тело, невзирая на страшную мигрень, наливалось сладкой истомой, реагируя
на эти невероятные сцены - порождение сна. А это значило, что она
хочет.., что ей нравится...
отгородиться от худощавой загорелой руки Сола, протягивавшего ей стакан
с водой.
обращался к детям. Долю секунды она обдумывала, как бы отказаться, и уже
готова была сделать это, но Сол резко прибавил:
наступает обезвоживание организма.
И знаю, о чем вы думаете. Но вы ошибаетесь: у меня не по-умелье. Это
мигрень.
виновато признавалась она себе, мало что осталось в памяти от вчерашнего
вечера. Наверное, она выбрала не ту профессию, думала Талла. Теперь
ясно, что ей больше бы подошла профессия сценариста - она писала бы
сюжеты для самых знойных эротических фильмов Голливуда.
бледная, Сол сначала подумал, что это из-за ее воспоминаний о вчерашней
ночи. Он и сам полночи провел, обдумывая, как им теперь вести себя друг
с другом. Но меньше всего он ожидал, что она будет держаться так, словно
вчера ночью между ними ничего не было. И только на подлете к Лондону Сол
начал понимать причину этого.
этом; она просто ничего не помнила. Не слишком лестная мысль. Однако
больше, чем удар по самолюбию, его сейчас тревожило то, что Талла и в
самом деле плохо себя чувствует.
верить ей. Во всяком случае, крепкое вино вполне могло спровоцировать
приступ.
было бледное, восковое, над верхней губой появилась испарина, а от
яркого света она даже застонала. Когда самолет побежал по
взлетно-посадочной полосе, Талла уже вся дрожала и истекала потом.
стюардессу, попросив вывести их раньше других пассажиров.
пульсирующая боль у нее в голове и резь в глазах достигли такой степени,
что она едва дышала. Одна сторона ее тела казалась неподвижной и
необыкновенно тяжелой, и особенно испугало ее то, что, когда она
попыталась поднять руку, та почему-то не подчинилась.
расслышала, как стюардесса сочувствующе произнесла эти слова, вместе с
Солом помогая ей подняться на ноги. - Я знаю. У меня самой такое
бывает...
необходимости поднимать ее и нести, как ребенка, однако не смогла
вымолвить ни слова. Она смутно ощущала движение и боль, холод и тепло,
успокаивающий знакомый запах Сола и куда менее приятный запах
двигательного топлива. Каким-то образом они оказались в машине, и Сол
что-то сказал водителю.
остановка и еще более блаженное ощущение тепла и комфорта. Взволнованные
детские голоса, а потом чудесное успокоение и тишина темной уютной
спальни.
ее, поит лекарством, а потом укладывает и накрывает одеялом.
обхватившие голову, ослабевали.
спальни.
запрещено входить в комнату Таллы. Мег немного испугалась, когда отец
вошел в дом, неся на руках Таллу, но он сказал им, что все в порядке,
просто у нее страшно болит голова.
доктор выписала рецепт. Папа посадил их всех в машину, и они поехали в
город за лекарством для Таллы. В аптеке они встретили тетю Дженни, и она
сказала папе, что Луиза дома.
самолета. Всю дорогу домой он думал об ужасающих последствиях,
вызываемых мигренью. Поэтому он решил, что, как только они доберутся до
дома, он обязательно вызовет врача. Солу было немного стыдно признать,
что за детей он почему-то не так боялся.
сумела разрушить им же самим возведенные барьеры. Она и сама
раскрепостилась ради него.
этап в жизни его семьи.
что никогда не позволит любви завладеть его сердцем? Его жизнь и без
того сложна, он и так уже один раз ошибся, решив, что обоюдная страсть -
достаточное основание для брака. Он в неоплатном долгу перед своими
детьми и должен оберегать их от эмоциональных травм. Было время, когда
он думал.., надеялся, если уж быть честным с самим собой, что они с
Оливией... Однако между ними не было ничего, кроме воспоминаний о
детском увлечении, и они скоро поняли это. А то, что он испытывает к
Талле, - совсем иное. Такого у него никогда не было, ни к кому он не
испытывал настолько сильных чувств.
ночью... По словам Оливии, Талла еще никого не любила по-настоящему. В
юности какой-то человек обидел ее, но, слава Богу, она вычеркнула этот
эпизод из своей жизни...
поцеловал Таллу и улыбнулся, ибо она так и не проснулась.
накануне и с раздражением узнала, что Сол в Гааге. Она прекрасно
понимала, что родители не одобряют ее любви к Солу, но ей и без того
было тошно. Она любила его и решила добиться взаимности.
присмотреть за Таллой и детьми.
говорила о Талле, своей старой подруге, переехавшей сюда из Лондона на
работу в компании "Аарлстон".
привез ее к себе домой. - Дженни замолчала, так как в этот момент
зазвонил телефон. Она подняла трубку и узнала голос женщины, заведующей
домом младенца. Когда-то этот приют для молодых одиноких матерей
основала Руфь. Дженни вздохнула, догадываясь, что разговор предстоит
долгий.
детьми.
ключи от машины и открыла дверь кухни.
ответить на звонок и броситься за Луизой, запретить ей ехать к Солу.
Однако в конце концов ответственность перед домом младенца одержала
верх, и она поднесла трубку к уху.
Руфи и зародилась тогда, когда ей пришлось в молодости скрывать от всех
свою беременность, а потом отдать ребенка на усыновление.
купила дом и оборудовала его как приют для незамужних будущих матерей.
уже около дюжины приютов. Благотворительное общество пользовалось
Березин Федор
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий
Белов Вольф
Шилова Юлия
Белов Вольф