наплывали из дали-далекой бесконечною вереницей по безмерному окоему неба. И
он говорил, не оборачиваясь, не глядя на нее, говорил прямо в отверстое
небо, с гневом и болью изливал душу свою.
поборы и грабежи от своих же ябедниц и позовниц. От голода дети мрут на
торгу, гражане иноземным гостям, жидам да бесерменам из хлеба себя продают!
В селах вопль и стенания от нашей неправды! Верно писано: стали мы притчей и
посмешищем соседям, сущим окрест! И кто не проклянет старейшин нашего града,
зане нет в нас ни милости, ни правого суда? Исак Андреич думает, что-то
можно изменить, взяв власть. Ну, он добьется своего, уже добился. Кому
достанется его власть после смерти? Как тот распорядится властью? Даже не
знает, сыну ли, невесть кому передаст! Знает лишь, что великому боярину,
только это! Колесо!
Когда во главе страны горсть господ, имущих власть безраздельную, но причем
никто из них в отдельности не ответственен за неудачу власти, то такая
господа скоро погубит страну и погибнет сама. Так же, как пал Царьград от
неверных, когда вельможи его усобицами истощили землю свою...
безбожным Магметом. Достал повесть, что привезли на Русь греческие попы, и
читал у Борецких. И дивно и горестно было слушать про тысячи убиенных, про
тщетное богатырство стратига Зустунея и самого царя греческого и конечное
жалостное падение преславного града.
бесконечно наплывающих облачных парусов, говорил Василий о том, что Русь
одна осталась оплотом православной веры, и еще многое, и о судьбе, и о том,
как надо понимать конец мира... Иное было непонятно, но жарко кружилась
голова, и - сделать шаг, стать рядом, и так идти вместе до края неба, до
конца дней!
Степаныч, был жив Борецкий. Когда умер Исак Андреич, Василия Степаныча уже
не было, был инок Варлаам, удалившийся от мира...
крест, от рождения данный? А правда? А Бог? А Новгород?
не согласились, и Василий Степаныч тоже. А сейчас?
значит, все толки о том, что они отступают от православия... Как ей решить,
как вести себя в тягостном разговоре с Пименом? Он, Василий, один мог
посоветовать, остеречь, направить. Он - в земле.
утвари, где разговаривала с сыном, подале от лишних глаз.
кованых высоких ставниках. В их легко колеблемом свете мерцали кованые чаши
новгородской работы, серебряные узкогорлые кавказские кувшины и поливная
персидская глазурь на полице, мерцал тяжелый полог из той же пестроцветной
тафты над резной кроватью, скрывавший пышную постель боярыни с грудою
подушек и соболиным одеялом. Пламя свечей отражалось и в жженых золотом
узорах на кружевной железной оковке дубовых и кипарисовых сундуков, золотило
изразчатую муравленую печь и украшенную самоцветами скань древних окладов
небольшой палатной божницы. По стенам стояли, кроме того, расписные закрытые
поставцы с книгами, а близ постели - точеный налой для чтения и письма.
Читала Борецкая обычно вечерами, отходя ко сну, и потому книги держала у
себя, в спальном покое.
плат, привезенный из Индийской земли. Другое резное кресло ожидало Пимена.
На стольце перед нею стоял, уже приготовленный, столовый прибор на двоих из
тонкого черненого серебра, серебряные двоезубые вилки, лжицы и ножи с
костяными рукоятками в виде рыб, мед и малиновый квас в кувшинах,
засахаренные фрукты, тонко нарезанная копченая севрюга на тарели, масло,
хлеб, сыр, свежая морошка и яблоки. Подавала, тоже чтоб избежать лишних
глаз, одна Пиша.
предложенное кресло. Ополоснув руки под серебряным рукомоем, приступили к
трапезе. Закусывая, всесильный ключник зорко приглядывался к Борецкой чем-то
озабочена!
и, о сю пору, уже на одре смертном, не мог решиться назначить Пимена
восприемником. ("А ежели и не назначит? Нет, быть того не должно, не может
Иона пойти на такое! Ведь не пораз уже и оставлял за себя Пимена.
С королем литовским как порешили бояре? - спросил Пимен, остро взглянув на
Борецкую.
власти. Сам враг Москвы. Пимен - друг".) Марфа ответила просто:
решило, и черные люди...
софийской казны!
паки ли московськой меч, а наши головы!
кресле. - Обвиняет нас в отпадении от истинной веры! Ты-то что скажешь?
скажет, то и будет! И о Флорентийском соборе не митрополит, а Василий
Василич решал. Доколь был Григорий митрополитом Волынским и Киевским, пото
был Литве митрополит, а ныне митрополитом русским наречен от самого
патриарха цареградского! А и сама церковь новгородская издревле истинного
православия свет поведает! Еще апостол Андрей, пребывая в пределах северных
и дивяхуся баням новгородским, предрек величие духовное не московской, но
нашей земле! София новгородская первой после Софии киевской созиждена. В ней
же имамы гробы князей великих, Владимира Ярославича и инех, одержавших и
боронивших землю Русскую, а такожде чудотворящие гробы иерархов преславных!
Чем была Москва, и чем был Новгород при Великом Владимире, иже крести землю
Русскую, при великих князьях - Ярославле и Мономахе? Достоит и то спросить,
законно ли, что митрополит русский не во Владимире, а на Москве вселилсе?
Архиепископ Василий ризы крещатые и белый клобук получил от самого патриарха
цареградского, и владыка Моисей тож!
все же чли, и ропот в простецах, неискушенных в тайностях богословия,
возбуждался.
что власти духовной не приемлют и к нашему увещеванию глухи! отвечал Пимен.
перестали давать ругу - жалованье от города.
Новгород!
за него.
монашеству, под старость приют находили в утесняемых ими обителях! Не одною
властью, но и верой утверждается Новгород!
Пимен.
подарит, свои бы вотчииы оборонить!
неразумно! Архимандрит Феодосий стоит за хиротонисанье Зосимы. Когда же сей
станет игуменом Соловецкой обители, достойно ли его отгонять от порога?!
деньги будут. Возьму своею волей из софийской казны.
помеха. Лучше с дороги убрать, чем споткнуться о него! - прибавил Пимен,
подымаясь.
во мне и очисти разум мой от всякия скверны, и гнева, и нелюбия к ближнему
своему..."
разоболокаться.
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Перумов Ник
Круз Андрей
Беляев Александр
Самойлова Елена