даниловский игумен справится с переводом. Когда тот кончает говорить,
клирик слегка наклоняет голову. Он, собственно, только <сообщает>,
излагает, как наставник ученикам или, вернее, как посланец наставника.
Слова его явно не подлежат ни обсуждению, ни спору. <Это так!> - как бы
прибавляет ученый грек, сам незримо отстраняясь от сказанного. И то, что
это отнюдь не так для многих как в Цареграде, так и на Руси, становит
ясно, только когда новопоставленный наместник, нарушая чинность застолья,
кидается в словесный бой.
по-гречески и не нуждается в переводе, - отставив тарель и твердо положив
ладонь на столешню, проговаривает медленно и раздельно:
истекают энергии, пронизающие тварный мир, и что энергии сии, именно они,
а не сам непостижный божественный разум, постигаемы путем умной молитвы и
даже видимы оком молящегося инока. Сего видения достигают афонские старцы
в уединении своем, что Варлаам осудил яко высокоумье и ересь.
еще не спор, совсем не спор, но разумное разъяснение. Да, именно так!
Высокоумье и ересь! Впрочем, Варлаам утверждает, и это следует непременно
добавить, что видят старцы афонские не сам надмирный Фаворский свет, а
токмо свои собственные, рожденные в напряженном мозгу болезненные видения!
Иоанном XIV Калекою, но он же, сей патриарх, позволил литовцам отпасть от
митрополии русской, заведя свою, галицкую митрополию... Душою, уставшей от
земных суедневных дел, Феогност начинает благоволить учению Паламы, но...
мнение патриарха! И потому он молчит.
на столешню, рядом с первой, выпрямляет свой и без того не сутулый стан,
слегка откидываясь к стене покоя. Сейчас его темно-прозрачный взор
неотрывно устремлен в гладкое лицо византийского грека. Столь же медленно,
подчеркивая каждое слово, он говорит:
веровать по указанию властей предержащих! Но вопрошу об истине изреченного
старцами Афонской горы, глаголющими: <Мы видели!> Что значат все
возражения Варлаама с Акиндином пред величием божественного откровения!
Господь может явить чудо! И являет ежедневно, для разумеющих сие! Паки
вопрошу: видели афонские старцы сей свет?! И задолго до них, иноки первых
веков, разве не созерцали сами сияния Божества? Созерцали, видели и
оставили рукописные памяти о духовном опыте своем! Вот где истина! Да и
сам Иисус разве не являлся на горе Фавор избранным ученикам в сиянии света
сего?!
грека, словно и вовсе забывши о нем. Голос его окреп, взор властно обегает
собрание, и смолкают звуки трапезы, отставляются кубки и чаши, праздничный
покой зримо превращается в келью Богоявленского монастыря, и как там, в
пору бесед духовных, так и здесь настает сосредоточенная звонкая тишина.
святыми отцами церкви, - с силою продолжает Алексий, - то как же возможно
возражать тому? Не ересь ли, напротив, полагать разум человеческий высшим
источником божественного знания? Не путь ли то к отрицанию Божества?! Так
возможно оспорить и любые святые свидетельства! Ниже свидетельствование
апостолов и святых жен о воскресении Христовом! Да, да! Почто не изречь,
что ученики распятого созерцали мысленное видение своих очей, а не зримый
облик воскресшего Христа?!
тварного мира, оспорить и опровергнуть! Вопрошу я вас, зде председящих,
возможен ли снег? Да! Не смейтесь! Но испытайте о том в Индии или в земле
Ефиопской! Молвите: замерзшая вода упала на землю, замерз воздух, пар
дыхания обратился в лед. Сего не может быть, воскликнет тамошний Варлаам,
или ежели и возможно такое, то жить человеку и дышать льдом, а равно и
пить твердую воду никак невозможно. И он будет прав по разумению своему!
похотью своею желает прежде того усвоить себе человек! Не инако! Разум
смертного об одном и том же склонен полагать различное в зависимости от
желаний своих! Вспомните, други, мудрую притчу о царе Соломоне и
Китоврасе! Вот Китоврасу посланные Соломоном налили вино в колодец, дабы
уловить мудрого. Он же, подойдя, сказал: вино замутняет разум, несет
пагубу человекам! И не тронул, и отошел в пустыню. Но чрез малое время,
жестоко захотевши пить, паки подступил к колодцу и возгласил: вино на
здравие и на веселие смертному! И выпил, и опьянел... Не так же ли и
каждый из нас ищет и находит в разумении своем оправдания похотениям тела,
а отнюдь не истины?
к чему пришла тысяча лет монашеского труда и усилия и подвиги старцев
египетских, сирийских, афонских и прочих - токмо ложные обольщения
заблудших душ? Значит, и церковь божия лишь создание рук человеческих,
отразившее хитросплетения разума? Но тогда, истинно, почто и надобны наши
споры, и умное делание, и разделение церквей, скажем уж тут заодно!
я, - гордыне разума, чающего обойтись без Бога!>
вспыхнет взглядом, не дрогнет бровью. Он - словно старец пред юношами,
словно умудренный кормилец среди детей. Мысли его текут своею чередой, и,
глядючи на пламенного Алексия, он не столько слушает, - все эти речи и за
и против Паламы у него давно на слуху и не слишком тревожат сознание, -
сколько прикидывает и взвешивает могущие быть последствия. Этот русич,
думает он, поставленный стараниями покойного князя Ивана в наместники
Феогносту (кесарю и патриарху, увы, слишком надобилось русское серебро!),
никогда, разумеется, не станет митрополитом Руссии, даже и после смерти
Феогностовой, ибо патриарх, осудивший Паламу и паламитов, не допустит
никого из них к руковожению русской церковью. Ежели... ежели на соборе
по-прежнему устоит Варлаам и патриарх Иоанн XIV усидит на престоле. Но
ежели одолеют Палама и Кантакузин? Тогда следует ждать и смены патриарха,
и тогда... тогда... Тогда все может повернуть иначе! Для него самого, во
всяком случае, важны не столько справедливость варлаамитов или Григория
Паламы, сколько устойчивое положение при патриархе, завидная должность
секретаря. Уходить в какой-нибудь дальний монастырь рядовым иноком в
случае победы Григория Паламы он не хочет отнюдь! И в том, возможном, -
увы, очень возможном - случае этот восторженный русич, напротив,
приобретает, яко паламит, немалые значение и вес... Словом, надо
запомнить, взвесить и паки не торопить события...
убежденности! Как легко им станет идти на крест и на смерть ради
невещественного, ради убеждений своих! Как не скоро еще они поймут, что
покой и достаток в сей быстротечной юдоли важнее всех восторгов и подвигов
духа!
неразумие, веру в то, что словами, призывом к вере и разуму можно
подвигнуть малых сих к величию и изменить, перестроить сущее... Ах этот
пыл, содеивающий взрослого юношею и дитятею старца! Таких людей кидают в
огонь, отдают на пытки и посмеяние толпы, загораживаются ими, когда
прихлынет враг. А они, выйдя из тюрем и узилищ, уничиженные, обруганные,
упорно, паки и паки, спасают страну и снова, по мановению надобности,
ввергаются в затворы и тюрьмы, ибо в мирном бытии империи они неудобны и
даже страшны. О сю пору жутко читать в хронографиях и анналах патриархата
про <эфесский разбой>, когда, в спорах о двуедином существе Христа,
тысячная толпа нечесаных, грязных египетских монахов-монофазитов с
большими топорами в руках ворвалась на заседание святого собора и с
криками: <Надвое рассеките признающих в Господе два естества!> - начала
крушить все вокруг. Отрубили пальцы патриаршим писцам, силою разгоняли
собрание иерархов - ужас! А отрубленная рука Иоанна Дамаскина? А страшные
картины иконоборческой ереси? Не надо споров! Не надо войн! И так уж все
потеряно и враги почти съели империю!
ради блага страны, всегда надо иметь про запас. Жаль, что в Византии их
осталось слишком мало! Империя стара. Старость мудра, но и бессильна. Да,
разумеется, ежели победит Палама, сей русич возможет получить митрополичий
престол. Но токмо в этом случае, и ни в каком ином!
ученики учителю, внимают новоявленному наместнику своему!
стараясь не пропустить ни слова. И Алексий, хотя и взглядывавший порою на
грека, говорил явно для них одних, пото и баял русскою, а не греческою
молвью.
знание? Опять и вновь речем: сперва на доверии! Доверии к учителю,
наставнику, доверии к свидетелю истины. Варлаам утверждает непознаваемость
Божества и, одновременно, предлагает искать образ духовного в мысленном
отражении оного в тварном бытии мира. А почему, на основании чего, чьих
наблюдений и памятей допускает он, что устроение божественных сущностей
именно таково? Раз Бог непознаваем? Раз нет никакой прямой связи меж
духовным и тварным мирами? Почему не допустить тогда, что наш земной,
тварный мир отнюдь не повторяет гармонию сфер? Что мир создан дьяволом
вперекор Богу? Что, наконец, существует сам собою, и вовсе нет никакого
над нами Божества? Почему, в самом деле, не допустить?! Почему тогда не
отказаться, не отречься от всякого духовного делания, объявив и
монашество, и саму церковь вредоносным порождением заблудшего ума?!
допустит Варлаамову ересь!
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Шилова Юлия