полям, начинавшимся сразу позади дворов. Когда солнце клонилось к закату, он
появлялся за бильярдным или карточным столом, а затем в гостях. Он волочился
за чужими женами, дурачился, например, танцуя вальс под музыку мазурки,
дерзил и готов был драться на пистолетах, рапирах или кулаках при любом
показавшемся ему недостаточно почтительном слове. Ближе к ночи, если у него
не предвиделось свидания, он с приятелями наведывался в "девичий пансион"
мадам Майе. Хотя все места, где бывал Пушкин, тщательно обозначены
мемориальными досками, на пансионе мадам Майе (дом ее сохранился) такой
доски пока нет.
на русский язык несколько законоположений старой территории, которые никому
не понадобились. Весь год с него не могут взыскать двух тысяч рублей,
которые он остался должен в Петербурге. Жажда наслаждений, задор,
наклонность к издевательству и насмешке, подчас жестокой, самолюбие и
самомнение, полная бесцельность существования,-- вот его облик в
представлении случайных наблюдателей в Кишиневе.
бывшему сокурснику Пушкина Александру Горчакову: "Когда я думаю, чем бы этот
человек мог бы стать, образ прекрасного здания, которое рушится раньше
завершения, всегда представляется моему сознанию". Возможно, потому Инзов,
отечески его опекающий, выделяет для опального чиновника в своем двухэтажном
доме две комнаты с окнами в сад на первом этаже. Пушкин охотно переезжает. В
доме этом останавливался царь Александр во время визита в Бессарабию.
по-французски, да еще русские офицеры, среди них -- члены тайных обществ, о
чем Пушкин не подозревает, хотя и участвует в их политических спорах.
узкого круга лиц, которым повезло стать его друзьями, открывался другой
человек, "простой Пушкин без всяких примесей", как выразился Анненков. Он
любопытен, впечатлителен. Он столь щедро талантлив, что не нуждается в
длительном времени на обдумывание, работая по принципу: пришел -- увидел --
сочинил. Он делает предметом поэзии все, что видит, создавая, кажется, из
ничего свободный строй ассоциаций. Десять лет спустя он без сожаления
напишет приятелю Алексееву: "Пребывание мое в Бессарабии доселе не оставило
никаких следов: ни поэтических, ни прозаических". Но это чрезмерная
скромность: в Кишиневе он сочинил почти сотню стихов, включая серьезные
поэмы, мелочи, рифмованную матерщину и наброски. Он читает все, что попадает
под руку. Липранди вспоминает, что будучи уличенным в ошибочном указании
какой-то местности в Европе, он безотлагательно берется за книги по
географии.
удобный исторический момент, когда назревал очередной конфликт с Турцией.
Турция не казалась ему чужой. Именно здесь, через Бессарабию, тайно, в
зашторенной кибитке, ввезли в Россию трех арапчат из Турции. Один из них был
Ибрагим, подаренный Петру Великому, другой -- старший брат Ибрагима. Легенда
о том, что Савва Рагузинский привез их в Россию морем, была выдумкой.
месяцев. Но вот протекли полгода, а никаких изменений в его статусе не
намечалось. "Изгнанник" -- его любимое слово. Он чувствует себя чужим,
отверженным. Наполеона называет "изгнанником вселенной" и сочувственно
размышляет о том, как тяжело было опальному императору в ссылке. Произвол
бесит его. Как и в то время, когда он был в Петербурге, все его знакомые
едут за границу, он остается.
Людмилу-Шекору, муж вызвал Пушкина на дуэль. Об этом донесли Инзову. Инзов
посадил Пушкина на десять дней на гауптвахту (и сам навещал его, чтобы
развлечь), а Инглези немедленно вручил бумаги, что ему разрешается выезд за
границу вместе с женой. На другой день Инглези с Людмилой-Шекорой уехали.
желание, смешавшись с обидой, превращается в настойчивое стремление
вырваться. Не поехать, а уехать -- вот результат его размышлений, реакция на
запреты, на рабскую зависимость от прихотей начальства. Именно здесь Пушкин
начинает строить планы, чтобы вырваться из неволи.
лично подписывал заграничные паспорта, но лично их вручал. В Центральном
государственном архиве Молдавии сохранилось несколько таких документов.
Никаких бумаг для получения паспорта не требовалось. У отъезжавшего
спрашивались сведения самого неопределенного свойства: "Цель выезда?" -- "По
торговой надобности". Но практически каждого выезжавшего знали в лицо, имели
о нем сведения и знали, чем он занимается. В паспорт вписывались
родственники и прислуга. В таможне с проезжавших бралась дополнительная
расписка, что лошади будут возвращены в Россию. По поводу родственников и
прислуги таких расписок не требовалось. Не давал обязательств и сам
выезжающий. Короче говоря, выехать было сравнительно не трудно. Что касается
Пушкина, то мог ли Инзов отпустить поднадзорного чиновника?
изгнанника". Это, по мнению некоторых биографов, довольно традиционный
литературный образ, не более. Литературный двойник Пушкина якобы утверждал,
что он добровольно бежал из неволи на волю, то есть сюда на юг. На самом
деле никакой литературности в этом не было. Пушкин реально хотел быть
изгнанным по доброй воле, то есть, как мы теперь говорим, по собственному
желанию.
просьбой отпустить его за границу, пока обнаружить не удалось. Но, возможно,
Пушкин, когда писал, что скоро оставит эту землю и отправится в более
благословенную, уже намекал на определенные шаги, им предпринятые. И по
понятным причинам подробнее распространяться на эту тему не хотел, хотя и
подчеркивал, что "скоро".
легче было осуществить побег,-- отпадает, ибо сперва поэт пытался выехать
легально. Через пять лет в Михайловском, однако, он скажет о болезни, для
лечения которой хотел выехать: "Аневризмом своим дорожил я пять лет, как
последним предлогом к избавлению, ultima ratio liberatis". Значит, мысль
изобразить болезнь как предлог для выезда, сообщить наверх, что он
смертельно болен, возникла у него в 1820 году. В Михайловском болезнь станет
"последним предлогом к избавлению". По-латыни это звучит еще более весомо:
последним поводом для освобождения, оставшимся не использованным ранее, т.е.
на юге. Значит, перед этим выдвигались другие предлоги для отъезда, ибо не
может быть последнего повода без предыдущих.
верноподданнически просил отпустить его до замысла побега, а значит, до
весны 1821 года, то есть вскоре после приезда в Кишинев. Также логично, что
он первый раз это сделал "по инстанции", через Инзова. Если Пушкин все же
просил Инзова, тот, при всей своей доброте, вынужден был отказать. По
собственному душевному порыву добряк Инзов отпустить Пушкина не мог. Инзов
понимал, что несет ответственность лично перед правительством,
распорядившимся отправить провинившегося чиновника сюда. Он мог пообещать
просить своего друга министра Каподистриа замолвить слово за Пушкина. Если
Каподистриа это сделал, то в ответ, очевидно, услышал от Александра
Павловича раздраженное "Нет". Царь вполне мог считать, что Пушкин будет
вести себя в Париже еще хуже, чем Кюхельбекер. Зачем же его выпускать?
конфликта.
начинает переводить на французский Байрона, что было своего рода двуязычной
практикой. Одновременно Пушкин начинает обдумывать новый для него вариант --
побег. Жить "на лужице города Кишинева", как он выражается в письме, ему
противно.
беглеца. Пускай действие происходит на Кавказе -- отнюдь не случайно это
пишется именно в Кишиневе. Тут, как писал один из современников, поэт
впервые реально "очутился почти в пограничном городе, что для него было
очень важно".
трудно. Отношение Инзова к беглецам, буде они задержаны, насколько мы можем
судить по другим историям, было весьма терпимым. В конце концов Пушкин
всегда мог сказать, что поехал прогуляться верхом (что он делал каждый день)
и заблудился. В худшем случае он отделался бы домашним арестом на несколько
дней. Вряд ли Инзов стал бы доносить об этом в Петербург.
при Инзове было усилено наблюдение на карантинных постах и таможнях, и обо
всех происшествиях надлежало сообщать ему. И все же Пушкину будет после
казаться, что легче бежать из Одессы, а в Одессе -- что лучше это сделать в
Михайловском. На деле же в Одессе это будет сделать трудней, чем в Кишиневе,
а в Михайловском -- трудней, чем в Одессе. Но поймет это он еще позже.
ему навстречу. С доброго согласия Инзова Пушкин отдыхает в Каменке, под
Киевом. Европа бурлит страстями восстаний, а в Каменке кипят страсти за
столом. Его приятели, и среди них будущие декабристы, строят планы
переустройства России, о чем ему мало известно. В Каменке Пушкин опять
болеет, и заботливый Инзов просит удержать его от возвращения на службу, не
пускать в мороз ехать в Кишинев. Вернувшись под крыло начальства, Пушкин
выясняет, что социальные волнения докатились до Бессарабии. Один шаг -- и он
их участник, но этот шаг еще предстоит сделать.
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Трубников Александр
Куликов Роман
Березин Федор