летит тучей, застилает небо, и его рукой не отмахнешь. В начале лета от
комариных укусов у человека отекают руки, шея, лицо. Но потом привыкаешь.
Комары жалят по-прежнему, а опухоли нет. А лесные речки только и
подкарауливают человека, чтобы утопить. Омуты, бочаги, колодник...
охотах, о звериных повадках. Он передавал сказания о медведях, которые
похищали баб и девушек и усыпляли их корнем сон-травы, чтобы они не могли
зимой убежать из берлоги. Он рассказывал о схватках с коварной
рысью-пардусом, о поединках с медведями и летом и зимой. Говорил о том,
как он четыре дня ходил по следу медведя, который погубил в Черном лесу
его товарища, и как в отчаянной борьбе со злобным зверем отомстил за
друга.
Мало ли он повидал! Если все вспомнить, ему одной чистой правды хватит на
всю долгую зиму.
глаз, девушка спросила ватажного старосту:
попросил, и тихо сказал:
трудно...
собаки и те молчат. Вымер пригород. Снег сечет лицо, а Доброге радостно,
ему непогода - ничто! Он потянулся, расправился. Он чувствовал свою силу,
будто совсем молод, будто прожито не сорок лет, а двадцать, и по жизни еще
не хожено, будто в его жизни все может быть наново, и все - в первый раз
забавы. Такая и сильного согнет и на вольного наденет путы. И - ладно!
Глава шестая
1
третьего дня метель прекратилась, небо прояснилось, и по улицам прошли
старосты с криком:
зелеными водами, с бездонными ямами, со скользкими скалами, с серыми и
желтыми песками.
было следа, повольникам пришлось пробивать первую дорогу на
Свирь-Глубокую.
дружным косяком и беспрестанно меняются. Кто летел в острие клина,
отстает, уступая свое место другому. Видно, и в небе, как в снегу,
приходится пробивать путь, и умные птицы делят труд.
на широких лыжах пахали борозду. За ними трое других припахивали, а за
теми остальные уминали и накатывали доплотна. И обоз катился, как по
улице. Лошадкам было только и труда, что пятнать копытами твердую дорожку.
Чем больше бывало в ватаге людей, тем скорее она бежала.
лыжников и, став перед обозом на умятый след, отдыхали на легком ходу,
пока вновь не оказывались в голове. Со стороны казалось, что ватага бежит
бегом, а по сторонам все стоят и стоят столбиками люди.
перевести дух. Шапки, бороды и длинная шерсть на лошадях заиндевели. Над
ватагой стелился туман. Солнышко поднялось красноватое, как желток
печеного яйца, и в дымке. Видно, и его морозец пощипывал за ясное личико.
острый глаз мог различить сизое облако - губу глубокой реки Свири. На
левой руке сплошь до самого неба стелился снег. Все белым-бело, засыпано
серебряной пылью с синими искорками. Нет, не все.
Видишь?
свинья - нерпа вылезла подышать. До нее знаешь сколько ходу будет? То-то!
издали пошел гул. Ближе и ближе гудело, под ногами треснуло и смолкло.
волна и качнулся лед. Старому чудится Весна.
Заиграет оно, забьется волной, поднимется пеной, а в пене и сам Пучеглазый
запрыгает, распустит зеленые волосы, зашлепает щучьим хвостом и
перепончатыми лапами. Ему буря люба. Хитрый. Играет, а сам зыркает белесым
глазом на небо, как бы и его самого невзначай не зашибло громом. Он ловок:
молния чуть сверкнет, а он уже спрятался, на дне отсиживается. Спи до
своего срока, Озерский Хозяин. Тебе еще долго придется отлеживать бока.
С ними и новые могут быть. Решили до срока никому отказа не давать. Пусть
идут, показывают себя и знакомятся с коренными ватажниками.
еще немного проводит парней. А на самом деле она переводила братьев и
обошлась без разрешения Изяслава.
держится семья. В роду дети слушаются отца и матери до собственных белых
волос. Но вдали от глаз старших семейная связь горит соломой, молодые
стремятся уйти от родного дома, и их ничем не удержишь.
молодое племя, кто бы подводил под Новгород новые земли, пускал в Черных
лесах новые палы и расчищал новые огнища?
отцовские головы и слепнут слезами материнские глаза. Молодое сердце -
жестокое сердце. Ему жить, а всем другим - только стариться.
2
узкой шейке. На ночевку встали в Загубском починке, на свирском берегу. В
Новгородских землях все дороги считались от Города, поэтому так и называли
починок.
ночевала в лесах.
искренне гордились, что Доброга их отличал от других, и между собой
говорили о нем и старались ему подражать. С Заренкой Доброга говорил
редко, зато с братьями беседовал так, чтобы его слова девушка слышала. И
поглядывал на нее. Иной взгляд говорит не хуже слов.
каждом новом человеке, который просился в ватагу. Кончился Волхов, Нево
позади, ватага идет Сюверью, Одинца нет и нет... Но хотя и не поздно,
Заренка не думает о том, чтобы вернуться домой.
очутился рядом.
возвращении, ее не тяготила дорога. Она мужала с каждым днем. Быть может,
теперь она пошла бы с ватагой и не для Одинца. Доброга сговорился с
Сувором и Радоком: они на новых местах сядут вместе и будут вместе
охотничать. Но почему он не советуется с ней? Глупой, что ли, считает?
прислушиваться к его словам. Ей нравились и голос, и лицо, и все ухватки
Доброги. В нем было все такое складное, ловкое, смелое. Красивое лицо,
гладкая золотистая борода, серые большие глаза, то суровые, то добрые.
Нельзя было понять, куда он речь повернет. А когда он говорил, Заренке
хотелось слушать и слушать. Одинец был другой: молчаливый и будто меньше
Доброги. Большой сильный парень казался девушке каким-то недорослым, когда
она по памяти сравнивала его с Доброгой.
Дальский Алекс
Майер Стефани
Доценко Виктор
Каргалов Вадим
Муркок Майкл
Курылев Олег