закричал:
удерживает. На сжатых коленях человек приподнимается над седлом, чтобы
дать свободу нижнему усу лука. Сообразив силу ветра и откуда он тянет,
стрелок растягивает тетиву до уха и метит в левый пах быка. Оттянутая
средним и указательным пальцами, тетива срывается будто сама и щелкает по
кожаной рукавичке, защищающей левую руку.
голову. Может быть, он умеет увидеть в полете прорезь стрелы в кресте
оперенья?
ответить новому приказу всадника. Нет приказа, и конь продолжает глядеть.
стрела уходит под левую лопатку тура. Издали оснащенный накрест серо-белым
гусиным пером конец стрелы кажется маленькой птичкой, куличком-воробьем,
прилепившимся к турьему боку.
Сварог, навьи и роданицы, что заботятся о человеке, каждому воину такую
смерть. Не гнить в гнусной старости, не валяться в поле без ног с
перебитой спиной, не чахнуть на рабской цепи, исходя бессильной злобой под
палкой надсмотрщика. Укол в сердце - добрый укол.
середину груди человека на три сотни шагов. Не прошло времени, нужного
хорошему бегуну, чтобы пробежать эти сотни, как на ногах остались лишь
пять-шесть молодых и старый тур, пощаженный по приказу воеводы.
побежал было, потом, опомнившись, храбро наставил уже заметные рога, чтобы
побиться, как играл в стаде со сверстниками.
дернули: он упал, вывалив длинный, широкий в конце язык. Его оттащили к
лесу, чтобы крепко привязать к дереву, а потом, когда приедут свои, к
задку телеги.
ноздри продернут, чтобы смирялся от руки человека, железное кольцо. Будет
он реветь, пугая и неробких страшным зыком, и кругом будут ходить с
поднятой щетиной громадные росские псы, готовясь прийти на помощь пастуху,
если бык сорвется.
человеку самое дорогое, что в нем есть, - свое племя. Потому-то так и
сильны серо-бурые росские волы, так молочны и мясисты коровы, что хозяин
не дает им мельчать, плодясь между собой, а умеет влить в свои стада
вольную кровь, не изнеженную готовым кормом и теплым хлевом.
быком. Зверь тяжко метался, мечтая подцепить докучливых противников на
острый рог. Всадники увертывались, уводя быка от бойни, соблазняя надеждой
нанести удар.
тур уже без расчета бросался за всадником. Измучившись, он остановился.
Бока вздымались, черные от пота. Раздутые ноздри впивали запах недоступных
врагов. Ратибор видел, как катались карие яблоки глаз, слепые от ярости.
сторон спешили туда же еще пять-шесть слобожан. Превращение высоких
преследователей в короткие двуногие фигурки удивило тура. Ему и вправду не
доводилось видеть пеших людей. Сегодня для него вид и запах человека
сопутствовали лошади, а с лошадьми он никогда не враждовал. И эти
маленькие существа казались ему не страшнее волков, которых он никогда не
боялся.
свистнул и хлопнул в ладоши. Тур ответил точным и смертным ударом рогов.
Но Всеслав успел высоко прыгнуть. Мелькнув над рогами, воевода хватил быка
кулаком по гулкому боку. Тур хотел повернуться. Всеслав, опередив, схватил
его за заднюю ногу, дернул. Грузная туша мускулов и костей рухнула наземь.
отскочил, внимательный и спокойный. Бык перевалился на брюхо, оперся,
прянул. С сизых губ текла слюна. Тур ревел не так, как до сих пор.
Оскорбленный, он кричал об убийстве. Услышав такой рев и далеко в поле,
каждый невольно оглядывался, выбирая убежище.
Нагнув голову, он ударил не целясь. Достать рогом или каменным лбом - все
равно.
помогая себе размахом турьей головы, перевернулся над спиной быка и встал
на ноги сзади.
сила. И опять перед ним двуногие, опять он бьет - все напрасно.
следили за игрой.
мечутся люди. Тур ищет, кого ударить, люди не ждут, рога бьют мимо, мимо,
опять мимо! Вот достанет? Нет, Всеслав ловит быка за хвост, рвет назад,
вбок.
бычий бок, он летит через него, как камень из пращи. Всеслав пригнулся.
Ратибор пролетел над ним, а воевода прыгнул верхом на тура, оседлав, сжал
ногами. Бык заметался под непонятным грузом.
Тур не знал лошадиной науки. Он прыгал, взбрасывая перед, подкидывая зад.
Слабые, неумелые попытки избавиться от человека, который может сжатием ног
сломать лошадиные ребра. Чувствуя страшное давление, тур остановился и
закинул голову, пробуя достать рогом спину. На него набросились со всех
сторон, тянули за хвост, хватали за рога. Могучим движением шеи тур
освободил голову. Сейчас он наконец-то ударит, убьет!
прутья, вмешался в игру. Он сечет быка по глазам. Тур сжимает веки,
отмахивается вслепую, но прутья бьют, бьют. Бык пятится, издавая уже
жалобный рев. Он забыл о человеке, оседлавшем его, не чувствует, что тянут
за хвост. Он ослеп.
лесных пущ глаза все же видят. Под градом мелких ударов тур еще сильнее
сжимает веки. Хочет открыть глаза и не может. Впервые его ноздри полны
запаха человека, впервые уши слышат голос человека, а навсегда этот запах
и эти звуки будут соединены с воспоминаниями о слепоте.
взбесившегося домашнего быка, так смирился и тур. В его реве звучала
жалоба на бедствие тьмы, вызванное всемогуществом двуногих. Как человек,
так и тур не знал своего часа, не знал, что решалось: жить ему или пасть.
Крук захотел не игры, а боя. Один на один, и меч против рогов. Другие
возражали: тур заплатил свое игрой, он устал. Воевода решил, что мяса ныне
взяли довольно.
седло слобожанин, бросивший наземь измочаленные прутья.
через полсотни прыжков он сможет напасть.
своим, роданицы голубят новорожденных, но свой путь и свою долю выбирает
человек сам, своей волей. Так пусть и тур выбирает. Нападет - его встретит
меч в честном единоборстве. Уйдет - пусть идет с миром. Боевая игра
сблизила людей и зверя. Он казался не таким, как остальные туры.
добрых две с половиной пяди - можно сесть. Тяжелый подгрудок доставал до
низкой травы. Спина казалась горбатой, так круто падал острый хребет к
узкому крупу. От горячего тела быка шел пар.
верстах в десяти, может быть и ближе, среди редких дубов и бугров, паслись
его родовичи. Они ничего не знали, не испытывали ужаса ослепления. Тур
пошел к ним.
бойне. Тур не обернулся на людской свист и гиканье. Увидев быка, телята
сами припустились к нему. Похожий на матку, окруженную приплодом, тур,
перевалив через гриву, исчез.
телеги, к запасным постромкам припрягали верховых лошадей. Иначе не
увезешь добычу я по гладкому, как избяной пол, лугу.
солнцестояния идет третья луна, и Морена-зима легла во всей своей стылой
мертвости. То снег, то дождь ледяной упадет еще холоднее снега.
прутьями. По черной коре сочатся токи холодной воды. Возьмется мороз, и
деревья одеваются льдом, в хрупких ветках разбойно свистит полуночный
ветер.
паром накатываются низкие облака, цепляются за деревья, сползают на землю.
Становится тихо, и голос глохнет в тумане. В слободском дворе стоишь будто
в поле, близких изб не видать, не видно и сторожевой вышки.