головы друг к другу, шепотом обсуждали, что предпринять ввиду тревожных
странных слухов из Согдианы.
кочевников, чтобы все готовились отогнать стада дальше, за Оксианское
море.
меня в прошлом году в подарок пару жеребцов и звал приехать к нему в
гости. Уже несколько лет мы с согдами пили из чаши мира, обещая прекратить
набеги. Я завтра сам выеду в Сугуду с двадцатью воинами и узнаю, какие
последние известия получены от царя царей и кто такой Двурогий-победитель,
о котором рассказывают сказки.
тихо говорить, обращаясь к Будакену:
Оксе, где переправа в Бактру. Внимательно смотри и слушай, не затевают ли
чего-нибудь вредного для нас эти хитрые изготовители сладкого вина, от
которого мы теряем рассудок. Через каждые три дня ты будешь посылать
одного воина с новостями. Если же обнаружится большая опасность для нас,
пошли гонца с приказом, чтобы на курганах зажгли двойные огни. А этот
князь Оксиарт, пугающий женщин своими рассказами о Двурогом - сыне змеи,
пусть останется здесь, в кочевье, до твоего возвращения. С ним надо
обращаться как с почетным заложником, но зорко присматривать, и если он
попытается убежать, то сейчас же надеть на него цепи и посадить в глубокую
яму.
мудрые наставления старого Тамира.
снаружи шатра войлочную попону и лег, подложив под голову свою
мерлушковую, обшитую соболем шубу. Ему не спалось, он поворачивался с боку
на бок и не мог успокоить взбудораженные мысли.
сев на пятки, стал рассказывать - как делал это каждую ночь - все, что за
день произошло в кочевье: сколько ячменя съели лошади гостей, в какую беду
попал Кидрей, который, опившись кумысом, по ошибке зашел в шатер Чепана,
уехавшего на охоту, и в темноте наткнулся на лежавшую старуху, мать
Чепана, которая сорвала с него башлык. Теперь он боится возвращения
Чепана, который по башлыку узнает, кто ночью заходил в его шатер.
Он поедет со мной в Сугуду.
дымчатого облака. Одна из жен Будакена проскользнула к нему, посидела
безмолвно в его ногах на попоне, но, не получив ни одного слова привета,
исчезла среди ночных теней.
шепотом, казалось, беспрерывно повторялись около уха Будакена разными
кричащими, резкими голосами: <Я говорил с человеком, который видел твоего
сына. Твой сын Сколот жив, но он стал рабом...>
светом луны равнины, где уже погасли все мерцавшие вечером огни, и
вспоминал сына - высокого, стройного, затянутого в хорошо сидящий на нем
темный чекмень, искусно расшитый руками мастериц-рабынь. Прощаясь, сын
смеялся, показывая ровные белые зубы. Он забрал с собой двух рослых коней
- сыновей Буревестника... И вот теперь этот веселый, смелый юноша, быть
может, прикован к мельничному колесу, которое он должен вертеть,
погоняемый бичом надсмотрщика. Ведь скифов за их силу всегда ставили на
самую тяжелую работу. Или ему выкололи глаза, как невольникам самого
Будакена, взбивающим кумыс, и его Сколот дробит большим пестом пшеницу в
ступе.
кузнечного меха, вырывались из его широкой груди. <Нельзя тратить ни
одного лишнего дня - надо ехать вместе с бродягой охотником и разыскать
того человека, который видел Сколота. Через него нужно будет послать
известие сыну и обещать выкуп, хотя бы он равнялся половине всех его
стад>.
Будакен внимательно прислушался. Раньше он никогда не обращал внимания на
такие крики, но сейчас приподнялся, сунув свои толстые ступни в меховые
полусапожки, и грузно пошел в направлении воя.
собак, миновал последние шатры и подошел к яме, из которой несся
прерывающийся вой. Какой-то человек сидел на краю ямы на корточках.
- Вот что может статься с каждым из нас.
держал длинный прут, на конец которого надевал куски лепешки и опускал в
яму, откуда неслись вой и крики.
Все они были скованы за ноги одной цепью. Четверо, толкая друг друга,
вытягивали руки, стараясь схватить лепешку на пруте. Пятый лежал на дне,
прикованный к одному из прыгавших, и выл диким, звериным голосом. Четверо,
не обращая внимания на лежавшего, наступали на него, стараясь подпрыгнуть
выше. Все находившиеся в яме были рабы Будакена, не желавшие исполнять его
приказания. Они были бестолковы, не понимали скифского языка и постоянно
пытались убежать на родину.
длиннобородых людей, протягивавших к нему руки и кричавших непонятные
слова. Из ямы несло ужасным зловонием. В нее скифы кидали отбросы еды, и