чальников, кои состоят между собой в непрерывном пререкании. Производит
торговлю грецкими орехами и имеет один мыловаренный и два кожевенных за-
вода". Но, увы! дни проходили за днями, мечты Бородавкина росли, а клича
все не было. Проходили через Глупов войска пешие, проходили войска кон-
ные.
пыль столбом на улицах поднимали, и все проходили, все проходили.
ди какие-то особенные, что они самой природой созданы для того, чтоб хо-
дить без конца, ходить по всем направлениям. Что они спускаются с одной
плоской возвышенности для того, чтобы лезть на другую плоскую возвышен-
ность, переходят через один мост для того, чтобы перейти вслед за тем
через другой мост. И еще мост, и еще плоская возвышенность, и еще, и
еще...
время еще не наступило и что ему следует ограничить свои задачи только
так называемыми насущными потребностями края. В числе этих потребностей
первое место занимала, конечно, цивилизация, или, как он сам определял
это слово, "наука о том, колико каждому Российской Империи доблестному
сыну отечества быть твердым в бедствиях надлежит".
вергнул строгому рассмотрению намерения и деяния своих предшественников.
Но когда он взглянул на скрижали, то так и ахнул. Вереницею прошли перед
ним: и Клементий, и Великанов, и Ламврокакис, и Баклан, и маркиз де
Санглот, и Фердыщенко, но что делали эти люди, о чем они думали, какие
задачи преследовали - вот этого-то именно и нельзя было определить ни
под каким видом. Казалось, что весь этот ряд - не что иное, как сонное
мечтание, в котором мелькают образы без лиц, в котором звенят какие-то
смутные крики, похожие на отдаленное галденье захмелевшей толпы... Вот
вышла из мрака одна тень, хлопнула: раз-раз! - и исчезла неведомо куда;
смотришь, на место ее выступает уж другая тень, и тоже хлопает как попа-
ло, и исчезает... "Раззорю!", "не потерплю!" слышится со всех сторон, а
что разорю, чего не потерплю - того разобрать невозможно. Рад бы посто-
рониться, прижаться к углу, но ни посторониться, ни прижаться нельзя,
потому что из всякого угла раздается все то же "раззорю!", которое гонит
укрывающегося в другой угол и там, в свою очередь, опять настигает его.
Это была какая-то дикая энергия, лишенная всякого содержания, так что
даже Бородавкин, несмотря на свою расторопность, несколько усомнился в
достоинстве ее. Один только штатский советник Двоекуров с выгодою выде-
лялся из этой пестрой толпы администраторов, являл ум тонкий и проница-
тельный и вообще выказывал себя продолжателем того преобразовательного
дела, которым ознаменовалось начало восемнадцатого столетия в России.
Его-то, конечно, и взял себе Бородавкин за образец.
Большую, собрал недоимки, покровительствовал наукам и ходатайствовал об
учреждении в Глупове академии. Но главная его заслуга состояла в том,
что он ввел в употребление горчицу и лавровый лист. Это последнее
действие до того поразило Бородавкина, что он тотчас же возымел дерзкую
мысль поступить точно таким же образом и относительно прованского масла.
Начались справки, какие меры были употреблены Двоекуровым, чтобы достиг-
нуть успеха в затеянном деле, но так как архивные дела, по обыкновению,
оказались сгоревшими (а быть может, и умышленно уничтоженными), то приш-
лось удовольствоваться изустными преданиями и рассказами.
солдат секли, и запросто секли... Многие даже в Сибирь через это самое
дело ушли!
ли секут - так уж и знаешь, что бунт!
тойчивый и, однажды задумав какое-нибудь предприятие, доводил его до
конца. Действовал он всегда большими массами, то есть и усмирял, и рас-
точал без остатка; но в то же время понимал, что одного этого средства
недостаточно. Поэтому, независимо от мер общих, он, в течение нескольких
лет сряду, непрерывно и неустанно делал сепаратные набеги на обыва-
тельские дома и усмирял каждого обывателя поодиночке. Вообще во всей ис-
тории Глупова поражает один факт: сегодня расточат глуповцев и уничтожат
их всех до единого, а завтра, смотришь, опять появятся глуповцы и даже,
по обычаю, выступят вперед на сходках так называемые "старики" (должно
быть, "из молодых да ранние"). Каким образом они нарастали - это была
тайна, но тайну эту отлично постиг Двоекуров, и потому розог не жалел.
Как истинный администратор, он различал два сорта сечения: сечение без
рассмотрения и сечение с рассмотрением, и гордился тем, что первый в ря-
ду градоначальников ввел сечение с рассмотрением, тогда как все пред-
шественники секли как попало, и часто даже совсем не тех, кого следова-
ло. И, действительно, воздействуя разумно и беспрерывно, он добился ре-
зультатов самых блестящих. В течение всего его градоначальничества глу-
повцы не только не садились за стол без горчицы, но даже развели у себя
довольно обширные горчичные плантации для удовлетворения требованиям
внешней торговли. "И процвела оная весь, яко крин сельный, посылая сей
горький продукт в отдаленнейшие места державы Российской и получая вза-
мен оного драгоценные металлы и меха".
за ним, не только не поддержали его преобразований, но даже, так ска-
зать, загадили их. И что всего замечательнее, глуповцы явились неблаго-
дарными. Они нимало не печалились упразднению начальственной цивилизации
и даже как будто радовались. Горчицу перестали есть вовсе, а плантации
перепахали, засадили капустою и засеяли горохом. Одним словом, произошло
то, что всегда случается, когда просвещение слишком рано приходит к на-
родам младенческим и в гражданском смысле незрелым. Даже летописец не
без иронии упоминает об этом обстоятельстве: "Много лет выводил он (Дво-
екуров) хитроумное сие здание, а о том не догадался, что строит на пес-
це". Но летописец, очевидно, и в свою очередь, забывает, что в том-то
собственно и заключается замысловатость человеческих действий, чтобы се-
годня одно здание на "песце" строить, а завтра, когда оно рухнет, зачи-
нать новое здание на том же "песце" воздвигать.
чтобы спасти погибавшую цивилизацию. Страсть строить на "песце" была до-
ведена в нем почти до исступления. Дни и ночи он все выдумывал, что бы
такое выстроить, чтобы оно вдруг, по выстройке, грохнулось и наполнило
вселенную пылью и мусором. И так думал, и этак, но настоящим манером до-
думаться все-таки не мог. Наконец, за недостатком оригинальных мыслей,
остановился на том, что буквально пошел по стопам своего знаменитого
предшественника.
бы вы у меня, где раки зимуют!
от употребления горчицы, а потому на первый раз ограничился тем, что
объявил это употребление обязательным; в наказание же за ослушание при-
бавил еще прованское масло. И в то же время положил в сердце своем: до-
толе не класть оружия, доколе в городе останется хоть один недоумеваю-
щий.
ходчивостью противопоставили энергию бездействия.
хошь - с кашей ешь, а мы не согласны!
прочие, которые телом обросли! нас, брат, и уколупнуть негде!
происходит нечто весьма любопытное. Нет бунта, но и покорности настоящей
нет. Есть что-то среднее, чему мы видали примеры при крепостном праве.
Бывало, попадется барыне таракан в супе, призовет она повара и велит то-
го таракана съесть. Возьмет повар таракана в рот, видимым образом жует
его, а глотать не глотает. Точно так же было и с глуповцами: жевали они
довольно, а глотать не глотали.
вости, обдумывал план свой.
стоять на коленах не могли. Господи! чего они не передумали в это время!
Думают: станут они теперь есть горчицу, - как бы на будущее время еще
какую ни на есть мерзость есть не заставили; не станут - как бы шелепов
не пришлось отведать. Казалось, что колени в этом случае представляют
средний путь, который может умиротворить и ту и другую стороны.
все пуговицы и полный отваги, выехал на белом коне. За ним следовал пу-
шечный и ружейный снаряд. Глуповцы думали, что градоначальник едет поко-
рять Византию, а вышло, что он замыслил покорить их самих...
сец под общим наименованием "войн за просвещение".
горчицу, и началась в 1780 году, то есть почти вслед за прибытием Боро-
давкина в Глупов.
дант, чтобы впасть в столь явную административную ошибку. Он начал
действовать постепенно, и с этой целью предварительно созвал глуповцев и
стал их заманивать. В речи, сказанной по этому поводу, он довольно под-
робно развил перед обывателями вопрос о подспорьях вообще, и о горчице
Русанов Владислав
Херберт Фрэнк
Лукин Евгений
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Корнев Павел