смотреть туда в неправильное стекло. Огромной мерой отпущены пространство и
глубина, которую, постепенно начав чувствовать, видишь под собой без помощи
глаз. В этой безответственности морских сил, недоступных ни учету, ни ясному
сознанию их действительного могущества, явленного вечной картиной, есть
заразительная тревога. Она подобна творческому инстинкту при его
пробуждении.
стесненным лицом, но она тотчас же улыбнулась и, пристально всмотревшись в
меня, села на канат.
спросил:
успел сообразить ее намерение, - тяжелый сверток. Я развернул его. Это были
деньги - те тридцать восемь фунтов, которые я проиграл Тоббогану. Дэзи
вскочила и хотела убежать, но я ее удержал. Я чувствовал себя весьма глупо и
хотел, чтобы она успокоилась.
канат. В ее глазах блестели слезы смущения, на которые она досадовала сама.
- Спрячьте деньги, чтобы я их больше не видела. Ну зачем это было
подстроено? Вы мне испортили весь день. Прежде всего, как я могла объяснить
Тоббогану? Он даже не поверил бы. Я побилась с ним и доказала, что деньги
следует возвратить.
конечно, только в том, что не смешал карты. А если бы этого не случилось, то
есть не было бы доказательства, - как бы вы тогда отнеслись?
очень огорчена. Вы думаете - я не понимаю, что вы хотели? Оттого, что нам
нельзя предложить деньги, вы вознамерились их проиграть, в виде, так
сказать, благодарности, а этого ничего не нужно. И я не принуждена была бы
делать вам выговор. Теперь поняли?
силах сразу перейти на мирные рельсы.
Вечером сяду и прочитаю. Вы меня извините, что погорячилась. Мне теперь
совестно самой, но что же делать? Теперь скажите, что вы не сердитесь и не
обиделись на меня.
потому, что особенное что-нибудь, однако я хожу и думаю: угадала или не
угадала? При случае поговорим. Надо вас покормить, а у меня еще не готово,
приходите через полчаса.
место, связанное с ее деловым днем.
хозяйкой, тогда как - надо признаться - я вознамерился сыграть роль хозяина.
Но что она хотела еще подвергнуть обсуждению? Я мало думал и скоро забыл об
этом; как стемнело, все сели ужинать, по случаю духоты, наверху, перед
кухней.
картами все молчаливо условились не поднимать разговора, то скоро отошел;
лишь иногда взглядывал на меня задумчиво, как бы говоря: "Она права, но от
денег трудно отказаться, черт подери". Проктор, однако, обращался ко мне с
усиленным радушием, и если он знал что-нибудь от Дэзи, то ему был, верно,
приятен ее поступок; он на что-то хотел намекнуть, сказав: "Человек
предполагает, а Дэзи располагает!" Так как в это время люди ели, а девушка
убирала и подавала, то один матрос заметил:
солонину.
парусниках, которым за десять-двадцать дней плавания негде достать свежей
провизии и негде хранить ее. Консервы, солонина, макароны, компот и кофе -
больше есть было нечего, но все поглощалось огромными порциями. В знак
душевного мира, а может быть, и различных надежд, какие чаще бывают мухами,
чем пчелами, Проктор налил всем по стакану рома. Солнце давно село. Нам
светила керосиновая лампа, поставленная на крыше кухни.
огромного парохода. Он прошел так близко, что слышен был стук винтового
вала. В пространствах под палубами среди света сидели и расхаживали
пассажиры. Эта трехтрубная высокая громада, когда мы разминулись с ней,
отошла, поворотившись кормой, усеянной огненными отверстиями, и расстилая
колеблющуюся, озаренную пелену пены.
стояли, наблюдая удаление парохода.
так отлично. Все удобно, все есть, как в большой гостинице. Там даже
танцуют. Но я никогда не бывала на роскошных пароходах. Мне даже
послышалось, что играет музыка.
талию, а музыка вдруг раздастся, ноги делаются, точно мешки. Стою: ни взад,
ни вперед.
о пароходе, в котором Проктор узнал "Лео".
двадцать тысяч тонн.
тем пароходом не по пути. Проктор рассказал случай, когда пароход не
остановился принять с шлюпки потерпевших крушение. Отсюда пошли рассказы о
разных происшествиях в океане. Создалось словоохотливое настроение, как
бывает в теплые вечера, при хорошей погоде и при сознании, что близок конец
пути.
встречаемых ночью ледяных горах, бунтах экипажей и потрясающих шквалах, я
увидел, что им неизвестна история "Марии Целесты", а также пятимесячное
блуждание в шлюпке шести человек, о которых писал М. Твен, положив тем
начало своей известности.
закружило меня и всех самыми неожиданными догадками. Она была чрезвычайно
взволнована и обнаружила такую изобретательность сыска, что я не успевал
придумать, что ей отвечать.
возражал, в ответ слышалось одно:
топилась плита! Я говорю, что на них напала болезнь! Или может быть, они
увидели мираж! Красивый берег, остров или снежные горы! Они поехали на него
все.
них, скажем, ну, хотя двух матросов?
Пусть мне объяснят в таком случае!
возбуждения взад-вперед.
значит, в подводной части была дыра. Ну да, вы заткнули ее языком; хорошо.
Представьте, что они хотели сделать загадку...
многое позабыл, слова о "загадке" показались мне интересны; я попросил
объяснить.
как ушли, - а зачем это было нужно, вы видите по себе. Как вы ни думайте,
решить эту задачу бессильны и вы, и я, и он, и все на свете. Так вот, - они
сделали это нарочно. Среди них, верно, был такой человек, который, может
быть, любил придумывать штуки. Это - капитан. "Пусть о нас останется память,
легенда, и никогда чтобы ее не объяснить никому!" Так он сказал. По пути
попалось им судно. Они сговорились с ним, чтобы пересесть на него, и
пересели, а свое бросили.
ничего не понимая.
слегка хлопнула себя по щекам, наивно раскрыв рот.
понял, что ты хотела сказать.
прибавил:
было правдоподобно, остается бездоказательным.
Лукин Евгений
Каргалов Вадим
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Панов Вадим
Афанасьев Роман