незнакомец даже и понятия не имеет, чья это перчатка. Просто поднял ее
где-нибудь на дороге и нацепил себе на шляпу - ну, взбрела ему такая
фантазия! Или, может быть, ему захотелось почваниться. Я слышала, что многие
носят эти сувениры просто так. Пусть себе носит, если ему это нравится. Не
все ли мне равно, лишь бы он не знал, кому принадлежит эта перчатка! Прошу
тебя, пожалуйста, не говори об этом никому. А то, если узнает отец или
Уолтер... Ах, ты не знаешь Уолтера! Как он ни молод, он не задумается
вызвать его на поединок. А я не сомневаюсь, что этот Черный Всадник - очень
опасный противник.
ужас даже от одной мысли, что такая вещь может случиться. - И ты тоже не
говори никому, умоляю тебя! Пусть носит себе эту перчатку, хоть это и
бесчестно с его стороны. Какое мне до этого дело, лишь бы это не коснулось
тебя!
довольная тем, что ей так легко удалось выпутаться.
прерван Уолтером, подошедшим к ним вместе с Черным Всадником. Юный Уолтер
сдержал свое обещание и представил Генри Голтспера всем дамам по очереди,
причем сделал это с истинно придворной грацией.
не проявить ни малейшего смущения, - это требует большой выдержки. Но то же
невозмутимое хладнокровие, которое обнаружил всадник при встрече с Гартом и
его сообщниками, он сохранил и теперь, при встрече с более учтивыми, но,
быть может, более опасными противниками.
обществом, он держал себя с той непринужденной простотой, которая
свидетельствует о подлинном благородстве.
оказалась последней в этой церемонии, - только тогда мог бы внимательный
наблюдатель заметить некоторое отступление от этой обычной светской
условности. В беглом обмене взглядами он мог бы уловить нечто большее, чем
пустую учтивость. Но взгляды эти встретились и разошлись так мгновенно, что
их вряд ли успел кто-нибудь заметить. Вряд ли кто-нибудь мог подозревать,
что Марион Уэд и Генри Голтспер уже встречались раньше, - а они встречались
не раз и не раз глядели друг другу в глаза, и глаза их успели сказать
многое, хотя они до сих пор не обменялись друг с другом ни одним словом.
мягко и сердечно, лаская ее слух, словно чарующая музыка! Но он не говорил с
ней на языке любви. Это было невозможно: на них были устремлены десятки
внимательных глаз, и все настороженно ловили каждое слово, слетавшее с их
уст. Они не могли позволить себе даже намека на то чувство, в котором им так
хотелось открыться друг другу. Такой вынужденный разговор вряд ли доставляет
радость влюбленным, он тяготит и утомляет их. Поэтому они не огорчились,
когда возгласы и движение в толпе положили конец их обоюдному
замешательству.
Глава 17
НАРОДНЫЕ ПЛЯСКИ
вызвано появлением костюмированной группы танцоров, которые только что
закончили репетицию сцены из Робина Гуда < Робин Гуд - легендарный
английский разбойник, живший, по преданию, в XII-XIII веках. Храбрец,
весельчак и защитник бедняков, Робин Гуд грабил только богачей, расправлялся
с угнетающими народ феодалами и королевскими чиновниками, боролся с
захватчиками-норманнами. Поэтический образ Робина Гуда, олицетворяющего
свободолюбие английского народа, воспет в английских народных балладах.
Подвиги Робина Гуда и его товарищей изображались в народных представлениях
под открытым небом.> и теперь готовились начать свое представление на
площадке перед валом, где сэр Мармадьюк уже расположился со своими друзьями,
чтобы полюбоваться этим живописным зрелищем.
цветных рубахах, с лентами на руках и ногах, с бубенчиками на подвязках и
прочими украшениями, подобающими этой народной пляске.
смелого разбойника Робина Гуда, другой - его верного помощника Маленького
Джона, третий - веселого монаха Тука и так далее; среди девушек многие также
были в костюмах, и по ним можно было узнать и девицу Марианну, и Королеву
Мая, и многих других любимых персонажей народной легенды.
праздник сэра Мармадьюка Уэда, насытившись вдоволь обильным угощением
щедрого хозяина, снова стекались на площадку и, обступая кольцом
исполнителей народной пляски, смотрели на них с нескрываемым восхищением.
Игра в мяч, в шары, борьба, фехтование - все это было сейчас на время
оставлено, так как пляска и сцены из Робина Гуда всеми считались самым
интересным зрелищем.
многие отличались статным сложением и той удивительной миловидностью,
которой славятся поселянки Чилтернских холмов. Две из них в особенности
выделялись своей красотой: смуглая брюнетка цыганского типа, изображавшая
девицу Марианну, и белокурая Королева Мая, темноглазая, с светлыми, как лен,
косами.
приятелей следил за этими сельскими красотками пламенным взором. И многие из
разряженных кавалеров заглядывались на смуглую Марианну и на Королеву Мая.
комплименты, между тем как многие стоящие тут же прекрасные дамы, быть
может, испытывали ревность; некоторые и в самом деле испытывали ее. И среди
них - увы! - была и Марион Уэд. Хотя это чувство было неведомо ей и,
казалось бы, для него не было никаких оснований, все же его жестокое жало
проникло в ее сердце. Первый раз в жизни она почувствовала его уколы, ибо
это была ее первая любовь, и это чувство было для нее так ново, что она еще
не знала, какие горести оно несет с собой. И вдруг сердце ее пронзила острая
боль! Она даже не могла сказать, что это такое, она могла только назвать
причину этой боли. Голтспер стоял в первом ряду зрителей, и прямо перед
ними, чуть не задевая их, кружились пляшущие. Когда красотка Бет Дэнси,
изображавшая Марианну, проносилась мимо него а фигурах танца, ее черные
цыганские глаза всякий раз смотрели на него страстно и пламенно. Марион Уэд
не могла не заметить этих взоров - до такой степени они были откровенны. Но
не это пронзило ее сердце. Дочь лесничего могла бы хоть целый день смотреть
не отрываясь на Генри Голтспера, не вызывая ни малейшей ревности у Марион,
если бы взгляд ее оставался без ответа. Но однажды, когда Бет, изогнувшись,
повернулась к Голтсперу, Марион показалось, что он ответил на ее взгляд
таким же пламенным взглядом.
вонзилась отравленная стрела, и она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. В
этой сельской красавице она почувствовала соперницу.
этого она казалась ей еще более ощутимой. Она стояла поникшая, бледная,
устремив свои синие глаза на Генри Голтспера и с мучительной тревогой следя
за каждым изменением его лица.
начала свои горестные наблюдения, как танцы внезапно прервались.
толпе зрителей, сначала только несколько человек из стоящих по ту сторону
рва, окружавшего площадку, услышали какой-то странный и непонятный шум. Он
доносился откуда-то из-за ограды, с дороги, которая вела к воротам парка, и
был похож на бряцание стальных доспехов и стук подков множества лошадей,
двигающихся размеренным шагом; казалось, это приближается отряд конницы.
это такое, ни поделиться своими соображениями с другими, когда до них
донесся звук рожка, явно свидетельствующий о том, что где-то недалеко
движется конный отряд. Рожок протрубил сигнал "смирно".
прокатившись в лесной чаще, наступила глубокая тишина, прерываемая только
мягким воркованьем лесных горлинок и звонким свистом дрозда.
заставил смолкнуть веселый смех, крики и шутки. Все взоры устремились в ту
сторону, откуда донесся этот звук, все настороженно прислушивались, не
повторится ли он еще раз.
общее веселье; казалось, все почувствовали в нем что-то недоброе. Лица,
сиявшие радостным оживлением, внезапно омрачились тревогой.
плясках, бросилась по откосу на вал и застыла, прислушиваясь.
и еще многоголосое эхо не смолкло среди холмов, как первые шеренги кирасиров
уже вступили в главные ворота парка и двинулись по аллее, ведущей к дому.
деревьев, сверкал на солнце ослепительным блеском, вспыхивающим на его
доспехах.
еще продолжал двигаться, людям, глядевшим на него сверху, казалось, будто
какая-то чудовищная змея ползет в ворота парка: стальные кирасы напоминали
чешуйчатую кожу, а ровная двойная шеренга - скользящее туловище удава.
аллее, которая вилась по склону и вела к дому; и тут сходство с громадной
змеей стало еще более заметным; великолепная, но смертоносная змея, медленно