ри.
заботностью. То, что он возвратился домой, было известно по всей округе,
и тем не менее его никто не беспокоил. Из столь многочисленных и столь
разных свидетелей его возвращения не находилось ни одного, достаточно
верного престолу или хотя бы достаточно алчного, как твердил я в своей
бессильной злобе; и Баллантрэ свободно разъезжал повсюду, встречаемый в
силу давнишней нелюбви к мистеру Генри гораздо радушнее своего брата и
пользуясь гораздо большей безопасностью, чем даже я, вечно дрожавший пе-
ред контрабандистами.
речь, так как это имело свои серьезные последствия. Надеюсь, читатель не
забыл Джесси Браун. Она якшалась с контрабандистами, среди ее приятелей
был сам капитан Крэйл, и она одна из первых узнала о пребывании в Дэр-
рисдире мистера Балли. По-моему, она давно уже была совершенно безраз-
лична к Баллантрэ, но у нее вошло в привычку постоянно связывать свои
горести с его именем. На этом было основано все ее ломанье, и вот те-
перь, когда он вернулся, она сочла за долг околачиваться по соседству с
Дэррисдиром. Не успевал Баллантрэ выехать за ворота, как она уж тут как
тут: в растерзанном виде, чаще всего нетрезвая, она исступленно при-
ветствовала своего "милого дружка", выкрикивала чувствительные стишки и,
как мне передавали, даже пыталась поплакать на его груди. Признаюсь, что
я умыл руки и даже был рад этим домогательствам, но Баллантрэ, который
других подвергал таким испытаниям, сам менее кого-либо был способен их
выносить. И вокруг замка разыгрывались престранные сцены. Говорили, что
он прибегал к трости, а Джесси обращалась к своему излюбленному оружию -
камням. Вполне достоверно, что он предложил капитану Крэйлу избавить его
от этой женщины - предложение, которое капитан Крэйл отверг с нес-
войственной ему горячностью. И в конце концов победа осталась за Джесси.
Собраны были деньги, состоялось свидание, при котором мой гордый
джентльмен вынужден был подвергнуться лобызаниям и оплакиванию, после
чего женщина эта открыла собственный кабак где-то близ Солуэя (точно не
помню, где) и, по тем сведениям, которые однажды дошли до меня, обзаве-
лась самой низкопробной клиентурой.
чала преследовать Баллантрэ, он однажды явился в контору и сказал тоном
гораздо более вежливым, чем обычно:
ввязываться в это дело неудобно, поэтому я обращаюсь к вам. Будьте доб-
ры, займитесь этим: слуги должны получить строгое приказание гнать ее
прочь.
можете распутывать сами.
подбавляете? Вы что же это - оскорбили мистера Балли?
оскорбил меня, и притом весьма грубо, - сказал я. - Но возможно, что,
отвечая, я упустил из виду ваше положение. И когда вы узнаете обстоя-
тельства дела, дорогой патрон, вам достаточно сказать лишь слово. Ради
вас я готов повиноваться ему во всем и даже, да простит мне бог, взять
грех на душу, - и затем я рассказал ему, как было дело.
до дна. - И, заметив брата на дворе, он открыл окно и, окликнув его,
пригласил зайти в комнату переговорить.
дверь, глядя на меня с торжествующей улыбкой в ожидании, что я буду уни-
жен. - Джеме, ты пришел ко мне с жалобой на мистера Маккеллара, которую
я расследовал. Надо ли говорить, что его словам я всегда поверю больше,
чем твоим; мы тут одни, и я могу брать пример с твоей собственной откро-
венности. Мистер Маккеллар - джентльмен, которым я дорожу; и потрудись,
пока живешь под этой кровлей, не вступать более в ссору с тем, кого я
буду поддерживать, чего бы это ни стоило мне и моей семье. А что касает-
ся поручения, с которым ты к нему обратился, ты сам должен разделываться
с последствиями своей жестокости, и ни один из моих слуг ни в коем слу-
чае не должен быть помощником в этом деле.
Генри, - что я полный банкрот, даже по части страха. Да на мне живого
места нет, по которому ты мог бы ударить!
комнаты.
послужу причиной новых несчастий.
этого дня он вел по отношению к миссис Генри очень сдержанную игру. Он
явно избегал оставаться с ней наедине, что в то время казалось мне соб-
людением приличий, а теперь представляется коварным маневром; он встре-
чался с ней, по-видимому, только за столом и вел себя при встречах, как
подобает любящему брату. Вплоть до этого дня он, можно сказать, не ста-
новился открыто между мистером Генри и его женой, если не считать того,
что выставлял перед ней мужа в самом неприглядном свете. Теперь все из-
менилось; но потому ли, что он действительно мстил, или же, скучая в
Дэррисдире, просто искал развлечения, про то один дьявол ведает.
столь искусная, что едва ли она сама что-либо замечала, а супруг ее при-
нужден был оставаться молчаливым свидетелем. Первая линия апрошей [29]
была заложена как бы невзначай. Однажды разговор, Как это часто бывало,
зашел об изгнанниках во Франции, а затем коснулся их песен.
одну песню, которая меня всегда трогала. Слова ее грубоваты, но меня,
может быть, именно в моем положении, она задевала за самое сердце. Дол-
жен вам сказать, что поется она от лица возлюбленной изгнанника, и выра-
жена в ней, может быть, не столько правда о том, что она думает, сколько
надежда и вера бедняги там, в далеком изгнании.
в караульной затянут ее и по слезам, катящимся из их глаз, видно, как
она их пробирает! А поется она вот как, милорд, - сказал он, весьма ис-
кусно втягивая в разговор отца. - Но если я не смогу допеть ее, то знай-
те, что это часто бывает у нас, изгнанников. - И он запел на тот же мо-
тив, который насвистывал в свое время полковник.
давали тоску бедной девушки по своему далекому возлюбленному; один куп-
лет до сих пор звучит у меня в ушах:
которые заставляли плакать весь Эдинбургский театр, - на это стоило пог-
лядеть; но надо было видеть Баллантрэ, когда, исполняя эту неприхотливую
балладу, он как бы играл душами своих слушателей, то делая вид, что бли-
зок к обмороку, то как бы подавляя свои чувства. Слова и музыка будто
сами лились из его сердца, порожденные его собственным прошлым, и обра-
щены они были прямо к миссис Генри. Искусство его этим не ограничива-
лось: намек был так тонок, что никто не смог бы упрекнуть его в преду-
мышленности, - он не только не выставлял напоказ своих чувств, но можно
было поклясться, что он всеми силами их сдерживает.
вечернее, так что в сумерках никто из нас не видел лица даже своего со-
седа, по казалось, что все затаили дыхание, только старый милорд откаш-
лялся. Первым пошевелился сам певец: он внезапно, но мягко поднялся с
места и, отойдя в дальний конец залы, стал неслышно расхаживать там взад
и вперед, как это, бывало, делал мистер Генри. Нам предоставлялось пред-
полагать, что он успокаивает последний порыв чувства, потому что вскоре
он присоединился к нам и своим обычным тоном начал обсуждать характер
ирландцев (о которых так часто неверно судят и которых он защищал); так
что когда внесли свечи, мы уже заняты были обычным разговором. Но даже и
тогда как мне показалось, лицо миссис Генри было бледно, и к тому же она
почти тотчас покинула нас.
младенцем, мисс Кэтрин. Они теперь всегда были вместе, гуляли рука об
руку, как двое ребят, или же она взбиралась к нему на колени. Как и все
его дьявольские затеи, это преследовало сразу несколько целей. Это был
последний удар для мистера Генри, сознававшего, что его единственное ди-
тя восстанавливают против него; это заставляло его быть резким с ребен-
ком и еще пуще роняло в глазах жены; это, наконец, служило каким-то свя-
зующим звеном между миледи и Баллантрэ. Былая сдержанность их с каждым
днем таяла. Вскоре последовали долгие прогулки по аллеям, беседы на бал-
коне и бог весть какие еще нежности. Несомненно, миссис Генри была, как