лубу непрестанно накатывали тяжкие волны, заставляя нас бросать работу и
хвататься за леера, но, пока было возможно, все мы трудились, как черти.
раненые, те, что могли передвигаться; остальные, беспомощно распростер-
тые на койках, изводили меня воплями и мольбами о спасении.
стоял, держась за ванты, разговаривал с самим собою и громко стонал вся-
кий раз, как бриг колотило о скалу. "Завет" был ему словно жена и дитя;
Хозисон мог спокойно наблюдать день за днем, как мучают несчастного Ран-
сома; но тут дело коснулось брига, - и видно было, что капитан разделяет
все страдания своего любимого детища.
одно: взглянув туда, где был берег, я спросил Алана, что это за края, а
он ответил, что для него худшего места не придумаешь, так как это земли
Кемпбеллов.
случится. И вот, когда мы почти уж были готовы спустить шлюпку, раздался
его отчаянный возглас: "Держись, Христа ради!" Мы вмиг поняли, что гото-
вится нечто страшное, и не ошиблись: надвинулся громадный вал; бриг под-
няло, как перышко, и опрокинуло на борт. Не знаю, окрик ли донесся слиш-
ком поздно или я недостаточно крепко держался, но, когда судно внезапно
дало крен, меня единым духом перебросило через фальшборт прямо в море.
мельком увидел луну и снова погрузился с головой. Говорят, на третий раз
тонешь окончательно. Если так, я, видно, устроен не как все, потому что
даже не сосчитать, сколько раз я скрывался под водой и сколько раз
всплывал опять. И все это время меня мотало, и тузило, и душило, а потом
заглатывало целиком, и от всего этого я до того ошалел, что не успевал
ни пожалеть себя, ни испугаться.
жаться на поверхности стало легче. А потом внезапно очутился на тихой
воде и понемногу опомнился.
как далеко я от брига. Конечно же, я принялся кричать, но меня явно не
могли услышать. "Завет" еще держался на воде; но спустили шлюпку или
нет, мне с такого расстояния, да еще снизу, не было видно.
судном тянется полоса воды, куда не доходят большие волны, но где зато
все кипит белой пеной, и расходится кругами, и вздувается пузырями в
лунном свете. То вся полоса разом хлестнет в одну сторону как змеиный
хвост, то на мгновение разгладится бесследно и тут же вскипает вновь.
Что это было такое, я и не догадывался, и оттого мне стало тогда еще
страшней; теперь-то я понимаю, что скорей всего то было сильное прибреж-
ное течение, "толчея": это она так быстро меня унесла, так безжалостно
кидала и бросала и, наконец, как бы наскучив этой забавой, вышвырнула
вместе с запасной реей в смежные с нею береговые воды.
меньшим успехом, чем утонуть. До берегов Иррейда было рукой подать, я
различал в свете луны пятнышки вереска, искристые изломы сланца на ска-
лах.
лено, но когда я схватился за рею обеими руками, а ногами принялся бить
по воде, то обнаружил, что продвигаюсь вперед. Трудное это было занятие
и убийственно медленное; однако, пробултыхавшись эдак с час, я заплыл
довольно далеко меж двумя мысами, в глубь песчаной бухточки, окруженной
невысокими холмами.
луна, и во мне шевельнулась мысль, что никогда еще я не видел такого
безлюдного, пустынного места. Но все-таки это была суша, и когда, нако-
нец, стало так мелко, что можно было выпустить рею и брести к берегу, не
скажу, что владело мною с большей силой - усталость или благодарность.
Чувствовал я, во всяком случае, и то и другое: усталость, какой еще не
знал до этой ночи, и благодарность создателю, какую, полагаю, испытывал
достаточно часто, хоть никогда прежде не имел для нее столь веских осно-
ваний.
приключений. Было половина первого ночи, и хоть горы и защищали берег от
ветра, ночь стояла холодная. Садиться на землю я не рискнул из опасения,
что окоченею, а вместо этого разулся и, превозмогая смертельную уста-
лость, принялся расхаживать туда-сюда босиком по песку, хлопая себя по
груди, чтобы согреться. Ни один звук не выдавал присутствия поблизости
человека или домашней скотины; ни один петух не пропел, хотя было, веро-
ятно, как раз время первых петухов; лишь буруны разбивались вдали о ри-
фы, вновь напоминая об опасностях, пережитых мною, и тех, что угрожали
моему другу, - и что-то боязно стало мне бродить у моря в такой глухой
час, в таком глухом и пустынном месте.
кого тяжкого подъема преодолевать мне еще не случалось - то, поминутно
оступаясь, пробирался между огромными гранитными глыбами, то прыгал с
одной на другую. Когда я достиг вершины, уже совсем рассвело. От брига
не осталось и следа; должно быть, он снялся с рифа и затонул. Шлюпки то-
же нигде не было видно. В океане - ни единого паруса, на суше, насколько
хватало глаз, - ни человека, ни жилья.
страшно глядеть дальше на эти пустынные места. Да у меня и без того было
довольно напастей: промокшее платье, усталость, а тут еще живот стало
подводить от голода. И я двинулся на восток по южному берегу в надежде
набрести на какой-нибудь домишко, обогреться, а возможно, и разведать
кое-что о тех, с кем меня разлучило несчастье. На худой конец, рассудил
я, скоро взойдет солнце и хоть одежду мне высушит.
фиорд; он, казалось, довольно глубоко вдавался в сушу, а так как переп-
равиться через него мне было не на чем, то поневоле пришлось свернуть и
попробовать обойти его стороной. Идти было попрежнему очень трудно; по
сути дела, не только весь Иррейд, но и прилегающий к нему кусок Малла,
так называемый Росс, - это сплошное нагромождение гранитных скал, а меж-
ду скалами густо растут кусты вереска. Сначала заливчик, как я и предви-
дел, все сужался, но через некоторое время, к удивлению моему, стал
вновь раздаваться вширь. Я только озадаченно поскреб в затылке, все еще
не догадываясь, в чем тут дело, пока, наконец, дорога вновь не пошла в
гору и у меня мгновенно вспыхнула догадка: земля, на которую меня забро-
сило, - бесплодный крохотный островок, со всех сторон отрезанный от суши
солеными водами океана.
шел, так что положение у меня было самое плачевное.
разил, что можно попробовать перейти заливчик вброд. Вновь я поплелся
назад к самому узкому месту, вошел в воду. Однако в каких-нибудь трех
ярдах от берега провалился по самую макушку и если не покончил на том
все счеты с жизнью, то спасла меня лишь милость господня, а не собствен-
ное благоразумие. Нельзя сказать, чтобы я сильно вымок - мокнуть дальше
все равно было некуда, - но после этой незадачи до смерти продрог и, ут-
ратив еще одну надежду, еще больше пал духом.
"толчеи", то переправиться через тихий узенький заливчик поможет и по-
давно. С этой мыслью я храбро двинулся в гору напрямик через весь остро-
вок, чтобы достать рею и принести сюда. Путь был неблизкий и тяжелый во
всех отношениях; и если бы надежда не придавала мне силы, я уж, наверно,
свалилсь бы наземь и отказался от своей затеи. То ли от морской воды, то
ли от поднимающейся лихорадки, меня томила жажда, по дороге я останавли-
вался и пил илистую болотную водицу.
да заметил, что рея, пожалуй, не там, где я ее бросил, а подальше. Снова
полез в воду, уже в третий раз... Гладкое, твердое песчаное дно полого
уходило вниз, и я все шел, покуда не забрел по самую шею и мелкая рябь
не заплескалась мне в лицо. Здесь я уже с трудом доставал до дна и зайти
дальше не отважился. А рея, как ни в чем не бывало, мирно покачивалась
на воде шагах в двадцати от меня.
ступив на берег, бросился на песок и разрыдался.
вспоминать, что я вынужден не останавливаться на подробностях. Во всех
книжках читаешь, что когда люди терпят кораблекрушение, у них либо все
карманы набиты рабочим инструментом, либо море как по заказу выносит
вслед за ними на берег ящик с предметами первой необходимости. Со мной
получилось совсем иначе. В карманах у меня не нашлось ничего, кроме де-
нег да Алановой серебряной пуговки, и сноровки моряцкой тоже не хватало,
потому что вырос я вдали от моря.
лах на островке я находил великое множество раковин - блюдечек", которых
с непривычки едва ухитрялся отдирать, не зная, что тут требуется про-
ворство. Водились здесь и маленькие улитки, которые у нас в Шотландии
зовутся рожками, а у англичан, по-моему, башенками. Эти-то блюдечки и
рожки и служили мне пищей, я их глотал холодными, живьем и с голодухи на