было сырым и дождливым? - я сидел на койке в открытой камере в ожидании
Эдуара Делакруа.
распахнулась, впустив пучок света, раздался беспорядочный звон цепей,
испуганный голос, бормочущий на смеси английского и южного американского
с французским (этот говор заключенные Холодной Горы называли "до баю"),
и крики Брута:
мое тяжело заколотилось. Такого шума до появления Перси в блоке "Г"
практически не было никогда; он принес его с собой, как неприятный
запах.
обращая внимания на Брута. Одной рукой он тащил человека ростом не
больше кегли. В другой руке Перси держал дубинку. Лицо его было красным,
зубы напряженно оскалены. Хотя выражение лица совсем не было несчастным.
Делакруа пытался идти за ним, но цепи на ногах мешали, и как быстро он
ни старался двигать ногами, Перси все равно толкал его быстрее. Я
выскочил из камеры как раз вовремя и успел поймать его, пока он не упал.
подбежал запыхавшийся Брут, такой же растерянный и недоумевающий, как и
я. - Не разрешайте ему больше меня бить, месье, - лепетал Делакруа. -
Силь ву пле, силь ву пле!
стал колотить дубинкой по плечам Делакруа. Тот с криком поднял руки, а
дубинка продолжала наносить удары по рукавам его синей тюремной рубашки.
В тот вечер я увидел его без рубашки, и синяки у этого парня шли по
всему телу. Видеть их было неприятно. Он был убийца и ничей не любимчик,
но мы так не обращались с заключенными в блоке "Г". По крайней мере, до
прихода Перси.
Дубинка Перси продолжала мелькать то с одной стороны от меня, то с
другой. Рано или поздно она зацепила бы и меня, и тогда бы прямо здесь в
коридоре началась драка, независимо от того, какие у него родственники.
И если бы я не смог за себя постоять, мне охотно помог бы Брут. В
какой-то мере жаль, что мы этого не сделали. Может быть, тогда то, что
произошло потом, сложилось бы иначе.
Бамс! Бамс! Бамс! Кровь потекла из уха Делакруа, и он закричал. Я
перестал его загораживать, схватил за одно плечо и втащил в камеру, где
он упал, скорчившись, на койку. Перси обошел вокруг меня и дал ему пинок
под зад - для скорости, можно сказать. Потом Брут его схватил - я имею в
виду Перси - за плечи и вытащил в коридор.
и потрясения боролись во мне с настоящей яростью. К тому времени Перси
уже работал здесь несколько месяцев - достаточно, чтобы мы все поняли,
что он нам не нравится, но тогда я впервые осознал, насколько он
неуправляем.
что в душе он трус, - но все равно уверенный, что связи защитят его. В
этом он был прав. Я подозревал, что найдутся люди, не понимающие, как
это может быть, даже после всего, что я рассказал, но этим людям слова
"Великая депрессия" знакомы только по учебнику истории. Если бы вы жили
в то время, для вас эти слова значили гораздо больше: если вы имели
постоянную работу, то сделали бы что угодно, лишь бы сохранить ее.
волосы, всегда зачесанные назад и лоснящиеся от бриолина, свесились в
беспорядке на лоб.
- слышишь? - никогда не били заключенных!
его из фургона, - заявил Перси. - Он еще заплатит за это, я ему всыплю.
себе представить самого хищного гомосексуала на Божьем свете, кто бы
сделал то, что Перси только что описал. Подготовка к переселению в
зарешеченную квартиру на Зеленой Миле, как правило, не приводит даже
самых аморальных заключенных в сексуальное настроение.
чтобы защитить лицо. На запястьях его были наручники, а между лодыжек
проходила цепь. Потом повернулся к Перси.
то ты знаешь, я напишу свой рапорт.
глаз. Что я ему и объявил.
неодобрительно, но не придал этому значения. - Давай иди отсюда. Иди в
административный блок и скажи, что тебе надо прочитать письма и помочь с
упаковкой.
надменность, служившая ему самообладанием). Он откинул волосы со лба
руками - мягкими, белыми и маленькими, как у девушки-подростка, а потом
подошел к камере. Делакруа увидел его и еще больше съежился на своей
койке, бормоча на смешанном англо-французском.
что почувствовал на плече тяжелую руку Брута.
Освежись.
- И никто из вас. - Но, похоже, мы его напугали. Это было ясно, как
день, видно по его глазам, и от этого он становился еще опаснее. Такой
парень, как Перси, никогда не знает сам, что сделает в следующую минуту
или даже секунду.
походкой. Ей-Богу, он показал миру, что бывает, когда тощий плешивый
французик пытается лапать его член, и теперь уходил с поля сражения
победителем.
("Фантастический бал" и "Воскресенье нашей девушки"), о том, что мы
будем обращаться с ним нормально, если он тоже будет вести себя
нормально. Эта маленькая проповедь была не самой успешной. Он все время
плакал, сидя скрючившись на своей койке, стараясь отодвинуться как можно
дальше от меня и при этом не упасть в угол. Он съеживался при каждом
моем движении и скорее всего слышал одно слово из шести. А может, и того
меньше. Во всяком случае я не думаю, что именно эта проповедь имела
вообще смысл.
сидел Брутус Ховелл и слюнявил кончик карандаша из книги посетителей.
такой гвалт при поступлении заключенного на блок? Ни за что!
троицу.
Брут, но, увы, - это не так. Когда поступил Джон Коффи, была ругань, и
полнейшая буря, когда пришел Буйный Билл, - смешно, но, похоже, беды
действительно являлись по три сразу. Рассказ о том, как мы познакомились
с Буйным Биллом, как он, входя на Милю, пытался совершить убийство, еще
предстоит. И довольно скоро.
поинтересовался я. Брут фыркнул.
все. Делакруа споткнулся и стал падать, когда выходил из фургона. Он
вытянул руки вперед, как все делают, когда падают, и зацепил одной рукой
за переднюю часть брюк Перси. Чистая случайность.
придумал это как отговорку, ему просто хотелось немного побить Делакруа?
Показать, кто здесь самый большой начальник?
не хватало.
связи, и это нормально, но почему он использует их для того, чтобы
получить работу на этой долбаной Зеленой Миле? А не где-нибудь еще в
исправительной системе штата? Почему бы не стать служителем в сенате
штата или тем, кто назначает встречи лейтенант-губернатору? Ведь
наверняка его люди подыскали бы чтонибудь получше, если бы он попросил.
Тогда почему здесь?
был наивен.
Глава 8
В суде графства готовился суд над Джоном Коффи, и шериф графства
Трапингус Хомер Крибус муссировал идею, что суд Линча может немного
ускорить правосудие. Нам было все равно, в блоке "Г" мало обращали