мимо дома Хью, заглянет ли он к Тигру, чтобы пропустить пару кружечек.
Бобби Дагас сказал, о чем речь, Хьюберт (Бобби всегда называл его
Хьюбертом), а не Хью - таким идиотским именем. Короче, он сказал, о
чем речь, Хьюберт, буду как штык около семи, как обычно.
будет слегка не в себе, завалился в Тигр без пяти минут четыре (он бы
пришел гораздо раньше, часа на полтора как минимум, но вот черт, Дика
Брэдфорда никак не мог найти), и приступил прямо к делу. Так что бы вы
думали, пробило семь и никакого Бобби Дагаса! Ах ты, так твою,
растактак! Восемь, девять, полдесятого, и что дальше? А ничего, все то
же. Господь свидетель.
предложил Хью оторвать задницу от стула, сделать так, чтобы от него
одно воспоминание осталось, чтобы можно было забыть, как его звали -
короче, выкатываться. Хью вскипел. По справедливости надо признать,
что он уже и в самом деле был на бровях, но в этот момент все еще
играла пластинка с записью недоноска Родни Крауэлла.
естественный и справедливый вопрос. - Сидеть тут и слушать? Ты обязан
снять эту пластинку! Снять и все, к чертовой матери! Этот ублюдок
завывает так, как будто у него эпилепсия.
Генри. - Но можешь не сомневаться, больше не получишь. Все остальное
доберешь из собственного холодильника.
субботний вечер, следили за перебранкой с огромным интересом. Со
Святошей Хью все старались обходиться вежливо, в особенности когда он
стоял на бровях, но победить в конкурсе на Самого Популярного Парня
Касл Рок он был не смог ни за что на свете.
по горло тем, как ты колотишь мои пластинки.
ты, лягушачий ублюдок. Но тут он подумал о том, как жирная скотина
Китон сунет ему уведомление об увольнении за драку в местной пивной.
Спору нет, если его и в самом деле уволят, уведомление придет по
почте, так всегда бывает (свиньи вроде Китона ни за что не рискнут
запачкать свои руки или потерять зуб в личном поединке), но мысль об
этом тут же утихомирила Хью. Кроме того, у него дома и в самом деле
хранилась дюжина банок в холодильнике и еще дюжина в кладовке.
Хью в упор.
понимаю теперь, а ты поймешь, когда проснешься завтра утром.
чертовы ключи, я думал, меня подвезут домой. Бобби Дагас обещал зайти
на пару кружек. Не моя вина, что чувак меня на понт взял.
суд, если ты кого-нибудь задавишь. Вряд ли это волнует тебя, зато мне
не все равно. Мне нужно обезопасить свою задницу. парень. В этом мире
никто больше ей помочь не сможет.
отчаяние начинают сочиться из него, словно смрадная жидкость из давно
забытой канистры с токсическими отходами. Он переводил взгляд с
ключей, висевших позади стойки бара рядом с табличкой, гласившей: ЕСЛИ
ВАМ НЕ ПО ДУШЕ НАШ ГОРОД, ВЗГЛЯНИТЕ НА РАСПИСАНИЕ ПОЕЗДОВ, на Генри и
обратно. Он с удивлением и страхом понял, что вот-вот ударится в
слезы.
пребывающих все в том же выжидательном созерцании.
похрустели суставами пальцев. Чарли Фортин нарочито замедленным шагом
направился к мужскому туалету. Никто не вымолвил ни слова.
отправляйся на своих двоих.
направился к выходу, опустив голову и стиснув кулаки; он ожидал, что
кто- нибудь рассмеется; он даже надеялся на это; тогда бы он разнес
эту забегаловку в пух и прах, пусть бы при этом работа отправилась к
чертям собачьим. Но стояла полная тишина, если не считать бессвязного
бормотания Рибы Макинтайра насчет Алабамы или чего вроде этого, в
общем какого-то вздора.
поскольку в этот момент собирал все силы, чтобы не засандалить по пути
своим тяжелым желтым рабочим башмаком по паршивой музыкальной машине,
столь любезной сердцу Генри Бофорта. Справившись с этой задачей и так
и не подняв головы, он вышел в ночь.
времени, когда он доберется до дому, может разразиться ливень. Ему
всегда не везет. Он шел теперь достаточно прямо, не качался как
раньше, видимо, свежий воздух помог проветриться, и беспокойно глазел
по сторонам. В голове у него была сумятица, и он надеялся, что хоть
одна живая душа подойдет и даст повод разрядиться. Сегодня сгодился бы
любой повод, даже самый ничтожный. Он с сожалением вспомнил мальчонку,
которого отпустил безнаказанным вчера днем. Сегодня уж он бы размазал
его по мостовой. И не был бы виноват. В его времена сопляки смотрели,
куда шли.
Изобилия до того, как сгорел, потом мимо Шейте Сами, мимо скобяной
лавки... и вот подошел к Нужным Вещам. Взглянул походя на витрину,
посмотрел вперед но Мейн Стрит, мысленно прикинул, что вполне еще
может успеть до того, как польет по настоящему... и вдруг замер как
вкопанный.
возвращаться. Над витриной горела всего одна лампочка, мягко освещая
три предмета, ночующие там. Свет пролился и на лицо Хью и чудесным
образом преобразил его. Он стал похож на маленького уставшего
мальчика, пересидевшего свое время ложиться в кровать и неожиданно
увидевшего то, что он хотел бы получить в качестве рождественского
подарка, то, что он должен был получить, так как ничто другое на всей
цветущей земле не могло бы этого заменить. По бокам стояли узкие,
высокие, похожие на флейты бокалы цветного стекла (те самые, которые
так дороги были сердцу Нетти Кобб, но Хью этого не знал, а если бы
даже и знал, то ему было бы тридцать раз наплевать), а между ними...
только что получил свое водительское удостоверение и катил на Школьный
Чемпионат Западного Мэна - Касл Рок против Гринзиарк - в отцовском
"форде" выпуска 1953 года. Стоял не по сезону теплый ноябрьский денек,
достаточно теплый, чтобы опустить старый брезентовый верх (если вас
целая компания веселых заводных подростков, то такой ерунды вполне
хватит, чтобы устроить сумасшедший дом), а их было в машине шестеро.
Питер Дойон захватил с собой флягу виски Лог Кэбин, Перри Комо возился
с радио, Хью Прист сидел за белым рулем, а привязанный к антенне,
развивался длинный роскошный лисий хвост, именно такой, на который он
теперь любовался в окне витрины.
кабриолет он привяжет на радиоантенну такой же хвост.
подошла его очередь. Он ведь был за рулем, а когда ведешь машину, пить
нельзя, поскольку ты в ответе за жизнь своих пассажиров. И еще кое-что
он вспомнил: уверенность в том, что это самый счастливый час самого
счастливого дня в его жизни.
терпкий аромат сжигаемых листьев, ноябрьское солнце подмигивающее в
витринах, и теперь, глядя на лисий хвост, он внезапно понял, что тот
далекий день и в самом деле оказался самым лучшим днем во всей его
жизни, одним из последних перед тем, как он очутился в цепких, вязких
обволакивающих объятиях алкогольных паров, превративших его силой
злого рока в уродливую пародию на Короля Мидаса [Согласно легенде все,
к чему прикасался Мидас, превращалось в золото.] - к чему бы он с тех
пор ни прикасался, казалось, обращалось в зловонное дерьмо. И вдруг
его осенило: я могу измениться. Идея тоже оказалась заманчиво ясна. Я
могу начать все сначала. Разве такое возможно?
привязать его к антенне своего "бьюика".