крыльце, вошел хемуль и сказал:
носки и повесил сушиться над плитой. Хомса налил ему кофе. Они сидели
друг против друга за кухонным столом, и обоим было неловко.
раться домой? -- Он чихнул и добавил: -- Между прочим, я правил лодкой.
са.
его голосе сильное облегчение.
вый раз в жизни плавал по морю!
того укачало, что просто хотелось умереть и страшно было все время!
дал Снусмумрику! Он сказал, что я хорошо правлю при попутном ветре и что
хватка у меня правильная. А я теперь понял, что не стану плавать. Вот
странно-то, верно? Я вот только сейчас понял, что никогда больше не за-
хочу управлять лодкой!
кухонное полотенце и заявил:
ляюсь домой. Воображаю, какая там неразбериха! Уйма дел накопилась.
других. Ведь очень немногие могут сами разобраться в том, что им следует
делать и как поступать!
теперь он уходил. Шторм все еще не унимался, и редкие волосы хемуля раз-
вевались на ветру. Его стал одолевать насморк, а может он просто растро-
гался.
листок бумаги. -- Я записал его на память. Ну это: "Скажи мне, что такое
счастье...", ты знаешь. Будь здоров, привет семье муми-троллей. -- Он
поднял лапу и пошел.
ее. Подожду, пока не найду кого-нибудь подходящего.
Он снова помахал лапой, пошел дальше и исчез в березовой роще.
будет принадлежать только семье муми-троллей и ему, хомсе Тофту. Проходя
мимо Снусмумрика, он спросила:
нил умывальник водой и поправил вязаное покрывало. Вазу Филифьонки он
поставил на ночной столик. На стенах здесь не было никаких картин, и на
комоде не было ничего, кроме блюдечка с иголками, резиновой пробки и
двух круглых камешков. На подоконнике хомса нашел складной нож. "Она за-
была его, -подумал он, -- этим ножом она вырезала лодочки из коры. А мо-
жет быть, у нее есть еще один ножик?" Хомса раскрыл лезвия -- и большое,
и маленькое, они совсем затупились, а шило сломалось. У ножа были еще и
маленькие ножницы, но ими она редко пользовалась. Хомса пошел в сарай,
наточил нож, потом положил его назад на подоконник.
"Это ветер муми-троллей, -- подумал Тофт. -- Я знаю, им больше всего
нравится юго-западный ветер".
видно, что облака наполнены снегом. Через несколько дней все вокруг уку-
тает белая зима, долины долго ждали ее, и вот она наконец пришла.
готов был отправиться в путь. Долину пора было закрывать.
брезент. Погасил угли в костре. В этот день спешить ему было ни к чему.
указывал на то, что на этом месте кто-то жил. На следующее утро и это
пятно засыплет снегом.
рюкзак стоял на мосту.
тактов и нашел их на берегу моря. Он перебрался через гряду водорослей и
прибитых морем щепок, остановился на песке и подождал. Они пришли к нему
сразу и были проще и красивее, чем он ожидал. Потом вернулся назад к
мосту -- песенка о дожде шла за ним, подходила к нему все ближе и ближе;
он взгромоздил рюкзак на спину и зашагал к лесу.
нек. Семья муми-троллей, повесив штормовой фонарь на верхушку мачты,
держала путь к дому, чтобы залечь в зимнюю спячку. Зюйд-вест все не уни-
мался, темные тучи поднялись высоко и закрыли небо. Пахло снегом, холо-
дом и чистотой.
Снусмумрик понял, что не кто иной, как Тофт должен встретить семью му-
ми-троллей, когда она вернется домой. Возможно, у Снусмумрика было еще
кое-что на уме, мелькнуло у хомсы в голове, но он тут же забыл об этом и
стал думать о самом себе. Желание встретить муми-троллей становилось
нестерпимым. Каждый раз, когда он думал о Муми-маме, у него начинала бо-
леть голова. Мечта о ней была такой прекрасной, нежной и утешительной,
что стала просто невыносимой. Вся долина стала какой-то ненастоящей,
дом, сад и река казались игрой теней на полотне, и хомса уже с трудом
различал, что было на самом деле, а что ему только казалось. Ему приш-
лось ждать слишком долго, это рассердило его. Он сидел на кухонном кры-
лечке, обхватив лапами коленки и сильно зажмурясь. Большие незнакомые
картины проносились у него в голове, и ему вдруг стало страшно. Он вско-
чил и побежал: мимо огорода, мимо помойной кучи прямо в лес; вокруг
вдруг стало темно, он очутился на задворках усадьбы, в некрасивом, ни на
что не годном лесу, именно в том, о котором рассказывала Мюмла. Здесь
всегда царил полумрак. Деревья испуганно жались друг к другу, длинным,
тонким ветвям было слишком тесно, и они сплетались у хомсы над головой.
Земля здесь походила на сморщенную мокрую кожу. Лишь огненно-рыжая за-
ячья капуста светила яркими огоньками, ее кустики поднимались из черной
земли словно маленькие ручки, а узловатые стволы деревьев были облеплены
грибными наростами, похожими на белый и бежевый бархат. Это был какой-то
чужой мир. Хомса Тофт никогда не представлял его себе, у него не было
для него названия. Здесь не было ни единой тропинки, никто никогда не
отдыхал под деревьями. Это был недобрый лес, здесь бродили лишь с мрач-
ными мыслями. Тофт вдруг с большим облегчением почувствовал, что все об-
разы, мелькавшие до этого в его голове, исчезли. Его рассказ о долине и
счастливой семье поблек и куда-то уплыл, уплыла куда-то и Муми-мама,
стала далекой, чужой, он даже не мог представить себе, как она выглядит.
то проползал, не думая ни о чем, и в голове у него было пусто, как в
стеклянном шаре. По этому лесу ходила Муми-мама, когда была усталая,
сердита и хотела, чтобы ее оставили в покое; невесело бродила она наугад
в этой вечной тени... Хомса вдруг представил Муми-маму совсем иной, и
это вовсе не удивило его. Он вдруг подумал: отчего она могла расстро-
иться и чем ей можно было помочь?
кими мокрыми впадинами, эти болота в лощинах тянулись почти до самых
вершин. На мощных голых вершинах не было ничего, там гулял ветер. Небо
было огромное, а по нему бежали большие снежные облака. Хомса Тофт обер-
нулся -- долина лежала позади маленькой тенью. И тут он увидел море --
серое, громадное, испещренное белыми барашками до самого горизонта. Тофт
повернул мордочку к ветру. Теперь он наконец снова мог ждать.
Она возвращалась с острова, на котором Тофт никогда не был. "Может, они
сделают представление об этом острове, -- думал он, -- расскажут о нем
сами себе перед тем, как залечь в зимнюю спячку".
каться, земля погружалась в темноту, но он все еще мог различить каждый
гребень волны. Перед тем как скрыться за горизонтом, солнце бросило уз-
кий, холодный, по-зимнему желтый луч на гряду облаков, и весь мир стал
вдруг неприветливым и пустынным.
Фонарь горел ровно, излучая мягкий теплый свет. Лодка была еще очень да-
леко. И хомсе хватило времени, чтобы спуститься лесом вниз и пройти по
берегу моря к лодочной пристани -- как раз чтобы успеть принять носовой
фалинь.