Чтение 18–й страницы книги ~Бажов Павел. Сказки~

- Тогда... тогда Егорша пусть свистнет. Он у нас первый по улице. Большие
против него не могут. Так свистнет - сразу услышишь.

- Нет, ребятки, это не годится. Вы лучше так сделайте. Идите из Горянки
по покосной дороге. Как дойдете до Ка-рандашевой горы, до просеки этой,
поворотите на нее да к пруду и ступайте - и вс¬ одну песенку пойте. Какую
знаете?

- Ну, про железную дорогу:

Полотно, а не дорожка, Конь не конь - сороконожка...

- Вот... Ее и пойте потихоньку, а я отзовусь. А если не отзовусь -
значит, меня тут нет.

- Ты где будешь? - спросил Петька.

- Как придется. Сам не знаю. А теперь приставать станем. Вон она,
просека-то.

Высадившись на берег, раненый посоветовал:

- Вы, ребятки, так под берегом и плывите. У крайних улиц где-нибудь и
высадитесь. Ваша-то которая?

- Пятая с этого конца.

- Тогда пораньше. А то, поди, ждут вас - заметят. Да лодку-то оттолкните!
Ее за ночь к плотине и унесет. Вишь, в ту сторону ветерком потянуло. Не
проболтайтесь смотрите!

Оставшись одни, мы долго сначала молчали. Лодка у нас завихлялась.
Колюшка перебрался к рулевому веслу, и все это молчком.

Первым заговорил Петька:

- Гляди, ребята, чтоб ни-ни! Колотить дома будут - говори одно: ходили на
Вершинки.

- Отлупят все равно.

- Ну-к, про это что говорить...

- Это уж так точно. Готовьсь, ребята! Только чтоб ни словечка про
того-то! Да хлеба-то припасайте. Покормят, поди, нас... Отлупят сперва,
потом кормить станут. Не зевай тогда! Ты, Егорша, у бабушки еще попроси.
Скажи, не наелся. Она тебе еще отрежет, а ты - в карман.

Была глубокая ночь, но в домах кое-где видны были огни. Фабрика молчала -
был летний перерыв. Только над домной взлетали столбы искр.

Чем ближе мы подплывали, тем страшней становилось. Вот и Вторая Глинка.
Через одну улицу наша Каменушка.

- Правь, Кольша, к плотику. Высаживаться, видно, надо.

Мы высадились на плотик, уложили весла в лодку, повернули ее носом
вглубь, оттолкнули от плотика, а сами по гибким доскам вышли на берег.
Пройти еще шесть-семь домов до переулка, пересечь Первую Глинку - и мы
дома... Никто, однако, не радовался. Каждый только пошарил в своем ведерке и
рыбу покрупнее вытащил наверх.

- Ну-к, я говорил - заведет нас зеленая. Вот и завела!

- Чудак ты, Кольша! Человека из беды выручили, а ты материной трепки
испугался.

- А что, если, ребята, это конный вор?

Сначала мы просто опешили от этого вопроса, потом принялись доказывать
Кольше, что это он вовсе зря придумал, что конных воров народ ловит, а не
стражники, револьверов у конных воров не бывает, а подпилок да веревка.

- Ну-к, я тоже думал - не вор,- успокоил нас Колюшка.- Это он сам, как мы
вдвоем-то оставались, все про лошадей спрашивал. Я сказал, что у Жигана
девять лошадей, а он говорит - это мне не надо, скажи про рабочих, у кого
есть лошадь. Вот я и подумал, на что ему.

- Сказал про лошадей-то?

- Всех перебрал на нашей улице.

- А он что?

- Не знаю, говорит, этих людей.

- Ну, вот видишь! Он знакомого человека ищет и с лошадью. Перевезти его.
Это уж так точно. А что, ребята, если Гриньше сказать? Он нашел бы лошадь,

- Выдумал! Тебе что говорили? Если скажешь - я с тобой не заединщик.

- И я тоже.

- Ладно, ребята! Завтра спросим... про Гриньшу-то. Все это говорилось на
берегу. Лодку отнесло так далеко, что едва можно было разглядеть. Домой
все-таки надо идти. Ох, что-то будет?..

ДОМА

У всех нас матери не спали.

Встретили "горяченько", но вовсе не так, как мы ждали. Отцов у нас с
Петькой не оказалось дома. По первым же словам мы поняли, где они.

Матери даже не спросили, как бывало раньше, когда мы опаздывали: "что
долго? где шатался? куда носило?", а сразу перешли к приговорам:

- Я тебе покажу, как за большими гоняться! Будешь еще у меня? будешь?
будешь?

- Больших угнали, а ты куда полез? Тебя кто спросил? кто спросил? кто
спросил?

- Стражники наряжали? наряжали тебя? наряжали?

- Будешь помнить? будешь помнить? будешь помнить? Вопросы, по обычаю тех
далеких дней, подкреплялись у кого вицей*, у кого - голиком, у кого -
отцовским поясом. Мы с Петькой орали на совесть и отвечали на все вопросы,
как надо, а терпеливый Колюшка только пыхтел и посапывал. За это ему еще
попало.

- Наказанье мое! Будешь ты мне отвечать? Будешь? будешь? Слышь, вон
Егорко кричит - будет помнить, а ты будешь? А, будешь? Смотри у меня!

После расправы я сейчас же забрался на сеновал, где у меня была летняя
постель.

Петька со своим старшим братом Гриньшей тоже спали летом на сеновале.
Постройки близко сходились. У нас был проделан лаз, и мы по двум горбинам
легко перебирались с одного сеновала на другой. На этот раз Петька перелез
ко мне и зашептал:

- Гриньша тут. Спит он. Потише говори, как бы не услышал. Про Вершинки-то
сказал?

- Нет. А ты?

- Тоже нет. Тебя чем?

- Голиком каким-то. Нисколь не больно. А тебя?

- Тятиным поясом. В ладонь он шириной-то. Шумит, а по телу не слышно.
Гляди-ка у меня что! - И Петька сунул что-то к самому моему носу.

По острому запаху я сразу узнал, что это ржаной хлеб, но все-таки ощупал
руками.

- Этот - большой-то - мне Афимша дала, а маленький - Таютка. Она с
мамонькой в сенцах спит. Как я заревел, она пробудилась, соскочила с
кошомки, подала мне этот кусок: "На-ка, Петенька!", а сама сейчас же