Чтение 18–й страницы книги ~Братья Гримм. Собрание сочинений (200 сказок)~

как мачеха однажды ночью еще раз стала говорить отцу: "Мы опять все
съели; в запасе у нас всегонавсего полкаравая хлеба, а там уж и песне
конец! Ребят надо спровадить; мы их еще дальше в лес заведем, чтобы они
уж никак не могли разыскать дороги к дому. А то и нам пропадать вместе с
ними придется".

Тяжело было на сердце у отца, и он подумал: "Лучше было бы, кабы ты и
последние крохи разделил со своими Детками". Но жена и слушать его не
хотела, ругала его и высказывала ему всякие упреки.

"Назвался груздем, так и полезай в кузов!" - говорит пословица; так и
он: уступил жене первый раз, должен был уступить и второй.

А дети не спали и к разговору прислушивались. Когда родители заснули,
Гензель, как и в прошлый раз, поднялся с постели и хотел набрать голы-
шей, но мачеха заперла Дверь на замок, и мальчик никак не мог выйти из
дома. Но он все же унимал сестричку и говорил ей: "Не плачь, Гретель, и
спи спокойно. Бог нам поможет".

Рано утром пришла мачеха и подняла детей с постели. Они получили по
куску хлеба - еще меньше того, который был им выдан прошлый раз.

По пути в лес Гензель искрошил свой кусок в кармане, часто приоста-
навливался и бросал крошки на землю.

"Гензель, что ты все останавливаешься и оглядываешься, - сказал ему
отец, - ступай своей дорогой". - "Я оглядываюсь на своего голубка, кото-
рый сидит на крыше и прощается со мною", - отвечал Гензель. "Дурень! -
сказала ему мачеха. - Это вовсе не голубок твой: это труба белеет на
солнце".

Но Гензель все же мало-помалу успел разбросать все крошки по дороге.

Мачеха еще дальше завела детей в лес, туда, где они отродясь не быва-
ли.

Опять был разведен большой костер, и мачеха сказала им: "Посидите-ка
здесь, и коли умаетесь, то можете и поспать немного: мы пойдем в лес
дрова рубить, а вечером, как кончим работу, зайдем за вами и возьмем вас
с собою".

Когда наступил час обеда, Гретель поделилась своим куском хлеба с
Гензелем, который свою порцию раскрошил по дороге.

Потом они уснули, и уж завечерело, а между тем никто не приходил за
бедными детками.

Проснулись они уже тогда, когда наступила темная ночь, и Гензель,
утешая свою сестричку, говорил: "Погоди, Гретель, вот взойдет месяц,
тогда мы все хлебные крошечки увидим, которые я разбросал, по ним и оты-
щем дорогу домой".

Но вот и месяц взошел, и собрались они в путь-дорогу, а не могли
отыскать ни одной крошки, потому что тысячи птиц, порхающих в лесу и в
поле, давно уже те крошки поклевали.

Гензель сказал сестре: "Как-нибудь найдем дорогу", - но дороги не
нашли.

Так шли они всю ночь и еще один день с утра до вечера и все же не
могли выйти из леса и были страшно голодны, потому что должны были пи-
таться одними ягодами, которые кое-где находили по дороге. И так как они
притомились и от истомы уже еле на ногах держались, то легли они опять
под деревом и заснули.

Настало третье утро с тех пор, как они покинули родительский дом.
Пошли они опять по лесу, но сколько ни шли, все только глубже уходили в
чащу его, и если бы не подоспела им помощь, пришлось бы им погибнуть.

В самый полдень увидели они перед собою прекрасную белоснежную птич-
ку; сидела она на ветке и распевала так сладко, что они приостановились
и стали к ее пению прислушиваться. Пропевши свою песенку, она расправила
свои крылышки и полетела, и они пошли за нею следом, пока не пришли к
избушке, на крышу которой птичка уселась.

Подойдя к избушке поближе, они увидели, что она вся из хлеба построе-
на и печеньем покрыта, да окошки-то у нее были из чистого сахара.

"Вот мы за нее и примемся, - сказал Гензель, - и покушаем. Я вот съем
кусок крыши, а ты, Гретель, можешь себе от окошка кусок отломить - оно,
небось, сладкое". Гензель потянулся кверху и отломил себе кусочек крыши,
чтобы отведать, какова она на вкус, а Гретель подошла к окошку и стала
обгладывать его оконницы.

Тут из избушки вдруг раздался пискливый голосок:

Стуки-бряки под окном -

Кто ко мне стучится в дом? А детки на это отвечали:

Ветер, ветер, ветерок.

Неба ясного сынок! - и продолжали по-прежнему кушать.

Гензель, которому крыша пришлась очень по вкусу, отломил себе поря-
дочный кусок от нее, а Гретель высадила себе целую круглую оконницу, тут
же у избушки присела и лакомилась на досуге - и вдруг распахнулась нас-
тежь дверь в избушке, и старая-престарая старуха вышла из нее, опираясь
на костыль.

Гензель и Гретель так перепугались, что даже выронили свои лакомые
куски из рук. А старуха только покачала головой и сказала: "Э-э, детуш-
ки, кто это вас сюда привел? Войдите-ка ко мне и останьтесь у меня, зла
от меня никакого вам не будет".

Она взяла деток за руку и ввела их в свою избушечку. Там на столе
стояла уже обильная еда: молоко и сахарное печенье, яблоки и орехи. А
затем деткам были постланы две чистенькие постельки, и Гензель с сест-
ричкой, когда улеглись в них, подумали, что в самый рай попали.

Но старуха-то только прикинулась ласковой, а в сущности была она злою
ведьмою, которая детей подстерегала и хлебную избушку свою для того
только и построила, чтобы их приманивать.

Когда какой-нибудь ребенок попадался в ее лапы, она его убивала, ва-
рила его мясо и пожирала, и это было для нее праздником. Глаза у ведьм
красные и не дальнозоркие, но чутье у них такое же тонкое, как у зверей,
и они издалека чуют приближение человека. Когда Гензель и Гретель только
еще подходили к ее избушке, она уже злобно посмеивалась и говорила нас-
мешливо: "Эти уж попались - небось, не ускользнуть им от меня".

Рано утром, прежде нежели дети проснулись, она уже поднялась, и когда
увидела, как они сладко спят и как румянец играет на их полных щечках,
она пробормотала про себя: "Лакомый это будет кусочек!"

Тогда взяла она Гензеля в свои жесткие руки и снесла его в маленькую
клетку, и приперла в ней решетчатой дверкой: он мог там кричать сколько
душе угодно, - никто бы его и не услышал. Потом пришла она к сестричке,
растолкала ее и крикнула: "Ну, поднимайся, лентяйка, натаскай воды, сва-
ри своему брату чего-нибудь повкуснее: я его посадила в особую клетку и
стану его откармливать. Когда он ожиреет, я его съем".

Гретель стала было горько плакать, но только слезы даром тратила -
пришлось ей все, то исполнить, чего от нее злая ведьма требовала.

Вот и стали бедному Гензелю варить самое вкусное кушанье, а сестричке
его доставались одни только объедки.

Каждое утро пробиралась старуха к его клетке и кричала ему: "Гензель,
протяни-ка мне палец, дай пощупаю, скоро ли ты откормишься?" А Гензель
просовывал ей сквозь решетку косточку, и подслеповатая старуха не могла
приметить его проделки и, принимая косточку за пальцы Гензеля, дивилась
тому, что он совсем не жиреет.

Когда прошло недели четыре и Гензель все попрежнему не жирел, тогда
старуху одолело нетерпенье, и она не захотела дольше ждать. "Эй ты, Гре-
тель, - крикнула она сестричке, - проворней наноси воды: завтра хочу я
Гензеля заколоть и сварить - каков он там ни на есть, худой или жирный!"

Ах, как сокрушалась бедная сестричка, когда пришлось ей воду носить,
и какие крупные слезы катились у ней по щекам! "Боже милостивый! - воск-
ликнула она. - Помоги же ты нам! Ведь если бы дикие звери растерзали нас
в лесу, так мы бы, по крайней мере, оба вместе умерли!" - "Перестань
пустяки молоть! - крикнула на нее старуха. - Все равно ничто тебе не по-
может!"

Рано утром Гретель уже должна была выйти из дома, повесить котелок с
водою и развести под ним огонь.

"Сначала займемся печеньем, - сказала старуха, - я уж печь затопила и
тесто вымесила".

И она толкнула бедную Гретель к печи, из которой пламя даже наружу
выбивалось.

"Полезай туда, - сказала ведьма, - да посмотри, достаточно ли в ней
жару и можно ли сажать в нее хлебы".

И когда Гретель наклонилась, чтобы заглянуть в печь, ведьма собира-
лась уже притворить печь заслонкой: "Пусть и она там испечется, тогда и
ее тоже съем".

Однако же Гретель поняла, что у нее на уме, и сказала: "Да я и не
знаю, как туда лезть, как попасть в нутро?" - "Дурища! - сказала стару-
ха. - Да ведь устье-то у печки настолько широко, что я бы и сама туда
влезть могла", - да, подойдя к печке, и сунула в нее голову.

Тогда Гретель сзади так толкнула ведьму, что та разом очутилась в
печке, да и захлопнула за ведьмой печную заслонку, и даже засовом задви-
нула.

Ух, как страшно взвыла тогда ведьма! Но Гретель от печки отбежала, и
злая ведьма должна была там сгореть.

А Гретель тем временем прямехонько бросилась к Гензелю, отперла клет-
ку и крикнула ему: "Гензель! Мы с тобой спасены - ведьмы нет более на
свете!"

Тогда Гензель выпорхнул из клетки, как птичка, когда ей отворят двер-
ку.

О, как они обрадовались, как обнимались, как прыгали кругом, как це-
ловались! И так как им уж некого было бояться, то они пошли в избу
ведьмы, в которой по всем углам стояли ящики с жемчугом и драгоценными
каменьями. "Ну, эти камешки еще получше голышей", - сказал Гензель и на-
бил ими свои карманы, сколько влезло; а там и Гретель сказала: "Я тоже
хочу немножечко этих камешков захватить домой", - и насыпала их полный