Вислени, нате вам, пожаловал собственной персоной. Что ж, все понятно:
исполнитель приговора, вынесенного Москвой, тоже присматривается к месту
будущей акции. Тот самый, что безуспешно - пока! - уламывал своих
начальников отложить, по крайней мере, исполнение приговора. Тот, который,
влезая в доверие к Бахольцу, обеспечивал сохранность эшелона с ценностями
грязного дельца. И узнал у него, как и где встретят Вислени. Взялся
наконец-то за дело! Заиграла ихняя партийная совесть!
подъезде, в офицерском клубе, да и Бахольц как-то представил их друг другу.
Глухое раздражение вызывал Клемм - из-за того, что ненасильно, ненавязчиво
нравился, - этот секрет обаяния большого шпиона так, наверное, никем никогда
не раскроется, а у русских агентов еще к тому же и отчаяние проскальзывало
всегда, объяснимое тем, что их не жаловали там, у себя.
соседи... (Клемм уже сел рядом, протянул руку.) Нет, нет, не в казино, там
еще закрыто. Но у вас-то есть в этом богом проклятом месте любимое местечко?
Должно быть, вы ведь, простите за слово, проныра, чему я завидую...
потрепались о прелестях буфетчицы - тема, традиционная для всех мест, где
офицеры пили. Друг на друга посматривали весело, открыто. Клемм осведомился:
не в военной ли разведке служит сосед по дому - и получил утвердительный
ответ. Затем (во вздохе была грусть) выразил сожаление: жаль, очень жаль,
ему ведь для срочной консультации требуется юрист, причем не столько военный
юрист, сколько обычный знаток семейного права. Дело в том, что его глупо,
подло обманули, и кто, как вы думаете?
юриста поблизости нет. И мне хочется вам, как старшему товарищу по общему
делу ("Эка метит куда!"), рассказать об этом обмане. Возможно, слово ваше
поможет мне... Так вот, в начале этого года я, не вылезавший из боев
("Охотно верю!"), получаю письмо из глубокого тыла от совершенно незнакомой
мне девушки по имени Трудель ("Скорее - Маруська или Нинка..."), которая
предлагает мне руку и сердце...
бросил: "То же самое. И - водку. Меня от вина ко сну клонит".
жестокую войну - существо из мирной счастливой эпохи, наивные глаза
человечка, ни разу не слышавшего выстрела, не видевшего убитых. Баб я
перевидал всяких, понимал, что брак, семья, дети - это не для этого времени,
но - потянуло, черт, потянуло!.. Даю согласие, священник, получаю вполне
официальный и законный документ, скрепленный подписями. Кстати, он признан
имеющим юридическую силу, поскольку финансовая служба отправляет мое
денежное жалованье супруге ("Аттестат Тоське выслал!"). Храню у сердца,
громко выражаясь, письмо от нее, к несчастью -единственное. Проходит три
месяца, вырываюсь в отпуск, еду, телеграмму не даю, решаю осмотреться на
месте, узнать хотя бы издали, кто она, жена моя, мы ведь все к бдительности
приучены, и кто его знает - может, что-то с женой не то, может, она... ("Из
деклассированных элементов! Анкета загажена! Отец девчонки в троцкистской
оппозиции состоял!") Так ничего и не узнал. Но приходит ко мне некий
господин и заявляет, что никакого брака нет, что милая моя Трудель то ли
пошутила, то ли неверно поняла некоторые патриотические призывы. Короче,
заочный брак - фикция, так заявляет этот господин. ("Понятно. Пока ты
шпионил, девицу загребли за связь с заграницей! Был у вас такой случай, был:
комсомолочка писала суженому на московский адрес, не ведая, что тот готовит
мировую революцию в Дрездене, вот комсомолочку и сцапали за попытку
установить связь с заграницей...")
успел я переварить эту страшную новость, как ко мне приходит подруга жены и
предлагает себя взамен - душу свою невинную, тело свое девичье...
("Достоевского начитался, мерзавец!") И я... я... Принял - стыжусь! - эту
жертву!..
него человек в форме офицера германских Вооруженных сил рассказывает эту
неправдоподобную историю, якобы с ним случившуюся? Зачем будто в пьяном
русском угаре посвящает постороннего, случайного даже человека в то, что
должен знать только один он и знание это нести в себе? Почему выбрал в
конфиденты именно его, майора не просто военной разведки, а контрразведки? И
ведет себя за столом этот шпион нагло, раздражающе по-русски, вот-вот перед
глотком водки патетически вздохнет: "Дай Бог, чтоб не последняя..." Подлец!
И бубнит, бубнит о загубленной девичьей чести, о злом роке, еще о чем-то, -
тут сразу и откровения Свидригайлова, и стенания Ставрогина. Достоевщина!
Дурная причем! Толстого читать надо!
неукромном месте. Расплатились, поднялись, расстались - и только в квартире
Скарута дал волю себе, разразившись яростным матом. Над ним дурачился этот
Клемм, провоцировал на что-то! Но на что? Так или иначе, но русский шпион
средь бела дня учинил ему допрос, и Скарута молчанием своим, глазами,
жестами выдал какую-то служебную тайну! Неслыханная наглость! Большевистский
агент, находясь в глубоком немецком тылу, без всякого оружия или принуждения
допрашивает офицера германской военной разведки и получает от него ценнейшую
информацию! На него набрасывает сеть, гонит его в какую-то западню! Эта
идиотская история с неудавшейся женитьбой - не вымысел, произошла она,
возможно, с самим Клеммом, который напачкал где-то и проверил сейчас, идут
ли по следу его. Значит, она, женитьба, могла стать известной ему, Скаруте!
Каким образом? Из каких источников?
и каждый взгляд шпиона, и успокоение пришло, когда осозналось: завтра-то -
Клемма уже не будет! Его убьют сразу после покушения - или сам покончит с
собою. А останется живым - так он, Скарута, пришьет его: слишком о многом
осведомлен капитан Клемм, из него могут выжать то, что им, Скарутой, утаено
от начальства.
21
исторический, как Бородино, как Сталинград, как выстрел в Сараеве.
Задумчивое сентябрьское утро, не спешащее переходить в полдень, высокое, как
предназначение воина, небо, и глубина его не измеряется ни одним облачком.
Щемящая радость накатила на Скаруту - из далекого и прекрасного прошлого:
предновогодние дни, когда родители и слуги наряжали в зале елку, не
подпуская к ней детей, и в ожидании скорых сюрпризов наехавшие со всей
округи мальчики и девочки по очереди льнули к замочной скважине; немецкая и
русская речь детворы по всему имению, и кто бы мог подумать, что через два
года, через год обе нации ввяжутся в драку с реками крови. Между взрослыми и
мелюзгой - Соня, родное до боли существо, сестра, пошедшая, как выразился
студент-чекист при допросе Витеньки Скаруты, по стопам отца, то есть была
тоже расстреляна. Так называемое проклятое либидо уже обволакивало,
подзуживало; в какой-то предпраздничный вечер к нему в детскую Соня положила
спать девочку из немецкой родни. Проснулся он от лунного сияния за окном,
девочка тоже пробудилась, шепотом говорили о чем-то, потом он попросил ее
показать ножку, и юная немочка отбросила одеяло; ножка под луной казалась
осыпанной золотой пылью. Двадцать с чем-то лет спустя мать послала его в
министерство финансов по каким-то делам, на Вильгельмштрассе столкнулся он с
бременской студенткой, от волос которой повеяло золотом детства, пригласил
ее в "Кайзерхоф", и она, хохотушка, предвидя уже, что будет дальше, не могла
выдавить из себя слова отказа, сидела оглушенная и немая, предчувствуя уже и
церковь, и муки первых родов, и, наверное, войну...
густую голубизну елей и сосен, обступавших дом, в котором поздно проснулся
скромный германский труженик Фридрих Вислени. Позавтракал, отстраненно
выслушал берлинскую сводку. Все его дела на этой земле завершены, так стоит
ли вникать в тоскливую белиберду министра пропаганды, у которого он перенял
жесты. Однако выслушать ассистентов надо, и те напомнили: до самолета - два
с половиною часа, все нужные приготовления сделаны. Прислушался: старый дом
поскрипывает, окно открыто, робкий гул хвойной гряды что-то напоминает,
что-то навевает...
что ждет их завтра.
судьбой, чтоб на два-три дня раньше срока кончилась война, выскочил на
улицу, махнул рукой извозчику и покатил куда-то. Наверное, к связнице,
которую по просьбе Скаруты выследили, довели до дома ее в Берестянах. Но
скорее всего помчался Клемм к многооконному дому напротив "Бристоля". К
каждой двери там не приставишь автоматчика, летящую в Вислени гранату не
перехватишь, во двор бывшей гостиницы машина Вислени не въедет, остановится
у подъезда - и тут-то как из-под земли выскочит веселеньким чертом этот
вездесущий капитан Клемм. Действуйте, капитан, дерзайте, на вас смотрит вся
Европа, измученная войной и страждущая мира.
запахи моря взывали к смирению перед вечностью. Что люди, что судьбы их
перед ширью и глубиною вод, царствовавших на Земле во много раз дольше, чем
суша, на которую выползли миллионы лет назад водоросли, ставшие
папоротниками, гадами, птицами, животными, и что сейчас эти миллионы, раз
уже 14.10 и счет жизни пошел на минуты. Однако, однако...
Вожди - что тот, что этот - имеют обыкновение особые милости оказывать тем,