Чтение 18–й страницы книги ~Степан Сергеич~

-- Зачем же так нагло работать, -- поучал он теперь старшего мастера.
-- Припрятывать на май... Припрятанное -- значит, краденое. Будем
договариваться с главным диспетчером, искусственно создавать нехватку
каких-либо изделий, а недоделанные блоки процентовать по нарядам. Никакая
комиссия не придерется. Понятно? Это будет называться заделом на следующий
месяц.

-- Монтажники взвоют, -- усомнился Чернов. -- Если будем процентовать
на все девяносто, зарплата получится очень большой, бухгалтерия не
пропустит. А меньше -- монтажники законно возмутятся.

-- Каждый блок закрепляй за определенным монтажником. Ему-то
безразлично, сейчас он получит деньги или в следующем месяце, сумма-то не
изменится.

-- Ясно. Понятно. То есть так: ничего нового нет.

-- Не понимаю...

-- Я так и делаю... и делал.

-- Так какого ж...

-- Человек ты новый, кто тебя знает...

-- Наряды и требования забери себе. Я инженер, и неплохой, займусь
техническими вопросами.

-- Так бы сразу и сказал.

Чернов выволок из стола начальника цеха половину папок и унес к себе.
За стеной равномерно, как машина, гудел цех, и это не позволяло сидеть
бесцельно. Виталий нашел описание радиометра, прочитал, посмотреть схему его
не удалось.

К Виталию влетел перепуганный Чернов:

-- Виталий Андреевич! Не отпускай ты ее -- Ритку Станкевич! Я не
подписываю заявление ей на отгул, а она шепчет: "Отпустите, ради бога, что
угодно за это сделаю, хотите -- отдамся!" Не отпускайте, у нее два блока
недомонтировано.

Не успела за ним закрыться дверь, как впорхнула сама Ритка Станкевич --
полы халата разлетелись, юбочка плещется у коленок, хитрое смазливое личико
разъярено.

-- Я говорю ему -- отпусти! У меня дело, Виталий Андреевич!

-- Не могу.

Она выслушала отказ, приоткрыв рот. Подошла ближе.

-- Отпустите, ради бога. Хотите -- отдамся! Только отпустите.

-- Согласен. -- Виталий пригладил волосы. -- Отдавайся.

Ритка хмыкнула. Уныло посмотрела в окно. Медленно застегнула халат и
ушла.

-- Часто она такие номера выкидывает? -- спросил, смеясь, Виталий у
Чернова.

-- Ежемесячно, у этой стервы нет ничего святого.

-- Святое -- это твоя невинность?

-- Ее скорее. К ней тут многие подбивались -- безрезультатно.

-- Весело живете...

-- Куда уж... Набрали красоток. Заметил -- все одна к одной, на конкурс
красоты посылать можно. Набирал Трайнин, первый начальник цеха, у него губа
не дура, а до тебя здесь был Константин Христофорович Валиоди, не то узбек,
не то грек какой-то... Одессит. Тоже любил окружать себя предметами роскоши.
Не-е, ты не подумай плохого, он свою жену на два батальона красоток не
сменяет, оригинальный начальник...

Они стояли в проходе, говорили тихо. Монтажники и монтажницы справа,
слесари-сборщики слева выжидательно поглядывали на них, прикидывали, что
сулит им этот, по-видимому, важный разговор, что нового и необычного
принесет с собой очередной начальник.

Чернов холил мушкетерские усы -- это уже перестало вызывать
раздражение.

-- Мастер на сборке Яков Иванович Сараев, одновременно и диспетчер,
бегает где-то по цехам, что-то вышибает... Диспетчером до него был Мишель
Стригунов, умнейшая голова, но пил, как лошадь, выгнали по сорок седьмой,
Баянников люто его ненавидел. Чтоб полностью просветить тебя, покажу еще
одну... -- Чернов не решился на слово, сделал паузу. -- Технолог цеха Нинель
Сарычева, не вздумай называть ее Ниной. Нинель Владимировна. Я, признаюсь,
слабохарактерный парень, на меня можно надавить слезой и криком. Я поэтому
перестал на нее жаловаться. Все запустила, не высыпается она, что ли...
Начнет составлять технологическую карту сборки -- и бросит, и затеряет...
Вот она, кстати, проспалась, вылезла на свет божий... По сборочному участку
прошла, кутаясь в шаль, невысокая женщина.

-- Мерзнет, бедняжка, от безделья.... Муженек у нее работает в главке,
а то бы давно вылетела отсюда.

-- Вылетит, -- обещал Виталий. -- Этот пижон, который ноги на стол...

-- Валентин Сорин. Он не пижон в смысле ног... Служил на тральщике,
какой-то идиот не положил на пол радиорубки линолеум, а под полом --
машинное отделение, вот он и приучился поднимать ноги на стол. Мальчишка --
это Юра Крамарев, сосунок, но в радиотехнике разбирается здорово. Фомин --
муторный какой-то тип, спирт ему на руки не давай, через Валентина, тот
поскромнее, не пьет...

-- Тебе не кажется, что нужен еще один регулировщик?

-- Давно кажется. Трудно найти. Голову надо иметь для такой работы и
терпение, каждый месяц новые приборы, разработчикам наплевать на все,
отправят схемы и думают, что усилители или еще что там работают, а
усилители-то и не хотят работать...

Чернов рассказал много еще интересного и любопытного. В заключение
спросил:

-- Ну как, не откажешься руководить нами?

Ответил Виталий не сразу. Ритка Станкевич, истошно вопя, требовала
справедливости, кричала, что не будет работать, пока не найдутся ее
бокорезы.

-- Наоборот, горю желанием.

Вечером появился мастер сборочного участка. Чернов подозвал его к себе.

-- Яша, хозяин пришел. Скоро нам станет легче. Такого проходимца я еще
не встречал, в институтах их теперь, что ли, готовят... Все знает, все
тонкости, тот еще тип, с ним мы не пропадем, прогрессивку каждый месяц
получать будем, на баб не падкий, выпить, видно, не дурак, кажется, нам
повезло.

Яков Иванович, вдрызг разругавшийся со всеми мастерами первого цеха,
протянул с облегчением:

-- Пора уж...

Виктор Антонович Баянников сам привел нового регулировщика в цех и
сказал Сорину:

-- Валентин, это Александр Петров... Расскажи ему, чем вы здесь
занимаетесь.

Сорин снял со стола ноги, Крамарев улыбнулся с детской приветливостью,
а третий регулировщик, Фомин, воровато выглянул из своего угла и вновь
скрылся.

Новичок, чем-то смущенный, был в драном свитере, только что полученный
халат держал на сгибе руки, старался ни на кого не смотреть. Ему отвели
место у крайнего окна.

-- Чепухой занимаемся, -- объяснил ему Сорин. -- Как знаешь, есть
четыре типа ядерных излучений: альфа, бета, гамма и нейтронное. Институт
разрабатывает, а цех делает приборы для их обнаружения и измерения --
индикаторы, дозиметры, радиометры... Все они в сыром виде идут к нам, в
регулировку, иначе -- настройку... Ну, и попутно -- усилители разные,
рентгенометры. Понял?.. Как у тебя с образованием?

-- Кое-что наскребется...

-- Где до нас работал?

-- Где придется... Выбор богатый.

До обеда Петров не работал. Получил приборы для настройки, монтажный
инструмент. Сидел у своего окна с паяльником, прислушивался к разговорам.
Потом Сорин поставил перед ним блок.

-- Усилитель, "Эвкалипт" называется, для врачей. Усиливает шум сердца.
Постарайся к вечеру сдать в ОТК.

-- Ага, -- сказал Петров и развернул принципиальную схему. Сорин стоял
рядом до тех пор, пока не убедился, что новичок работает вполне
квалифицированно.

Только далекий от производства человек мог решить, что все в
регулировке совершаемое и концом месяца обозначенное плод чьего-то злого
умысла или результат нерасчетливости, халатности.

Четверо регулировщиков предавались -- каждый по-своему -- краткому и
вынужденному безделью. Их квалификация вне подозрений, они согласны работать
днем и ночью, в конце и начале месяца, и, значит, не их вина, если три
оставшиеся "Эвкалипта" не поддаются настройке. Ни угрозы, ни взывания к
совести не пугали регулировщиков. Сорин курил. Во всем подражавший ему
Крамарев на этот раз почитывал скромно журнальчик, потому что за спиной его
сидел директор. Фомин спрятался в углу, он не любил попадаться начальству на
глаза, он вообще не любил начальства, которое, по его мнению, жило глупо:
могло на большие деньги пить круглые сутки, но не пило, обладало поэтому
особым нюхом, чуяло запашок издалека.

Четвертый, Петров, размеренно шагал по комнате от окна к окну и
негромко насвистывал мелодию -- набор звуков, выражавших что-то бесконечно
удаленное от того, что совершалось в регулировке. Мелодия шла на фоне
пронзительного стрекотания самодельного гамма-индикатора. Настроил его Сорин
очень тонко, и индикатор срывался на визг от лучей солнца. Сейчас оно уже
зашло за дома, но "светил" институтский корпус.