Гимназия имени Императора Александра Второго Освободителя.
Сейчас она еще выше. Идея новой нации заразительна, как открытие Нового
Света. Мой Антошка за один день на Острове стал яки-националистом. Зимой --
выборы в Думу. Если мы сейчас не начнем предвыборную борьбу, России нам не
видать никогда.
Общей Судьбы на Острове множество во всех слоях населения. К исторически
близкому воссоединению с великой родиной призывают десятки газет во главе с
могущественным "Курьером". Нет сомнения, что когда возникнет СОС -- вот
такая предлагается аббревиатура, Союз Общей Судьбы, звучит магнитно, ей-ей,
в этом слове уже залог успеха, -- итак, когда возникнет СОС, другие партии
поредеют. Нужно как можно скорее объявлять новую партию и делать это с
открытым забралом. Да какая уж там секретность! Если даже муллы за автономию
в границах СССР, секретность -- вздор. Военным разрешено будет примыкать к
СОСу? Прости, но в этом случае мы не можем считать СОС политической партией.
Что ж, можно и не считать его политической партией, но в выборах
участвовать. Прости, нет ли в этом демагогии? Пожалуй, в этом есть демагогия
именно в советском духе или в стиле наших мастодонтов: мы за разрядку, но
при нарастании идейной борьбы; мы не государство, но самостоятельны; мы не
партия, но в выборах участвуем... Нет, демагогия нам не годится. Наша
хитрость-- отсутствие хитрости. Мы... Кто это все-таки "мы"?
спасении Крыма, как ты понимаешь... Чтобы участвовать в кровообращении
России, надо стать ее частью. Ну, хорошо, давай о практическом.
потому что за стеклом террасы остановились две девки.
волосами, с диковатым гримом на лицах. Пожалуй, даже хорошенькие, если
отмыть. Чернок и Лучников посмотрели друг на друга и усмехнулись. Девчонки
прижались к стеклу в вопросительных извивах-- ну как, мол, поладим? Лучников
показал на часы -- увы, дескать, времени нет, ужасно, мол, жаль,
мадемуазель, но мы не принадлежим себе, такова жизнь. Девчонки тогда
засмеялись, послали воздушные поцелуи и бодренько куда-то зашагали. У одной
из них был скрипичный футляр под мышкой.
Чернок. Он почему-то культивировал мягчайший старомодный стиль а обращении с
женщинами, что, впрочем, не мешало ему распутничать напропалую. -- Она была
восхищена тем, что я русский, -- "Ом совэтик! " -- и ужасно разочарована,
когда узнала, что я из Крыма, -- "Значит, вы, месье, не русский, а кримьен?
" Мне пришлось долго убеждать ее, что я не сливочный. Многие уже забыли, что
Крым-- часть России...
целый месяц, ведя переговоры о поставках модели знаменитого
истребителя-бомбардировщика для крымских "форсиз".
рассмеялся. -- Полный вздор! К чему нам "миражи"? Во-первых, наши "сикоры"
ничуть не хуже, а потом пора уже переучиваться на "миги"... -- Он вдруг
заглянул Лучникову в глаза. -- Мне иногда бывает интересно, нужны ли им
такие летчики... как я.
минуту. -- Иногда мне кажется, что ОНИ ТАМ сами не знают, чего хотят. НАМ
важно знать, чего МЫ хотим. Я хочу быть русским, и я готов даже к тому, что
нас депортируют в Сибирь...
на часы. Пора было уже рулить в Пляс до Фонтенуа.
новым тоном. -- Есть еще один вопрос к тебе.
запестрел длинными, словно струи дождя, прорехами: что-то особенное было в
голосе Чернока, что-то касающееся лично Лучникова, а такой прицел событий
лично на него, вне Движения, стал в последнее время слегка заклинивать
Лучникова в его пазах, в которых еще недавно катался он столь гладко.
кажется ли тебе... -- мягко, словно с больным или с женщиной, говорил
полковник и вдруг закончил, будто очертя голову, -- ... что ты нуждаешься в
охране?
покушения. Вернее, о намеках на угрозу покушения. Странно, что я совсем
забыл об этом. Должно быть. Танька вымела эту пакость из моей головы. Как
это постыдно -- быть обреченным, вызывать в людях осторожную жалость.
Впрочем, Чернок ведь солдат, он дрался под Синопом, а каждый солдат всегда
основательно обречен... "
распоряжении есть специальная команда... Они будут деликатно за тобой
присматривать, и ты будешь в полной безопасности. Какого черта давать
"Волчьей Сотне" право на отстрел лучших людей Острова? Ну что ты молчишь? Не
ставь меня в идиотское положение!
встреча закончилась. Через десять минут Лучников уже продирался на
арендованном "рено-сэнк" сквозь автомобильные запруды Парижа. При
пересечении Сен-Жермен, на Курфюр де Бак, машины еле ползли, и там он смог
даже немного помечтать, вернее, погрузиться в воспоминания. Кажется, три
года назад он прилетел в Париж на свидание с Таней и снял вот в этом отеле
"Пон-Рояль" комнату. Она была тогда в Париже со своей командой на каком-то
коммунистическом спортивном празднике, то ли "День "Юманите", то ли "Кросс
"Юманите", и у них оказалось всего два часа для уединения. Вот здесь, на
третьем этаже Таня осыпала его московскими нежностями. "Лапа моя, --
говорила она, -- прилетел в такую даль ради одного пистончика, лапуля моя".
А он был готов ради этого "пистончика" пять раз обернуться вокруг земного
шара. Блаженные мысли, ночные воспоминания вновь начисто выветрили из головы
"покушение". Он уже и прежде замечал, что, начиная думать о Таньке (они там,
в Москве, всю жизнь зовут друг друга Танька, Ванька, Юрка), он сразу
забывает всякие пакости. В конце концов хотя бы для хорошего настроения...
де Бак на набережную и покатил нижней дорогой к Инвалидам. Правый берег Сены
был залит солнцем.
Конечно же, повсюду звучит музыка, чтобы человек не скучал. Должно быть,
главная цель могучей организации международных дармоедов -- не дать человеку
скучать ни минуты.
быть, и само-шагаловскими росписями, идет заседание какого-то подкомитета
или полукомиссии по вопросам мировой статистики.
ежедневно разыгрывал в ЮНЕСКО крымский представитель Петр Сабашников, тоже
"одноклассник" и старый друг. Крым, естественно, не был членом ООН, -- СССР
никогда не допустил бы такого "кощунства", -- но в органах ЮНЕСКО активно
участвовал, ибо нельзя было себе и представить какую-либо серьезную
международную активность без этого активнейшего Острова. Под давлением
Советского Союза никто в мире не смел называть Остров тем именем, которое он
сам себе присвоил, именем "Крым-Россия", ни одна организация, ни одна страна
не решались противостоять гиганту, за исключением совсем уж отпетых, всяких
там Чили, ЮАР, Израиля и почему-то Габона. В документах ЮНЕСКО употреблялось
обозначение "Остров Крым", но Петр Сабашников на все заседания являлся со
своей табличкой "Крым-Россия" и перво-наперво заменял ею унизительную
географию капитулянтов. После заседания он всегда уносил эту табличку с
собой, чтобы не выбросили.
сказал председатель полукомиссии или четверть комитета, когда Андрей
Лучников вошел в совершенно пустую ложу прессы.
мышкой Петя Сабашников. Все делегаты с большим вниманием следили за каждой
фазой его движения, а на лицах новичков, то есть представителей молодых
наций, было написано изумление. Казалось бы, что особенного -- идет по
проходу очередной оратор... Петя Сабашников, однако, даже из этого простого
движения делал великолепный фарс. Сложив бантиком губки, но в то же время
строго нахмурив бровки, выставив подбородок с претензией на несокрушимость,
но в то же время развесив пухлые щечки, господин Сабашников изображал то ли
советского министра Громыко, то ли московского артиста Табакова. Лучников
беззвучно хохотал в ладонь. Петя не изменился:
(президент Картер) фиксируется чуть ли не на целую минуту. Затем из кармана
с кеханьем, чмоканьем, прочисткой горла и полости рта (генсек Брежнев)
извлекаются очки. Легкий поворотец, псевдомечтательный взглядец в сторону, и
с "очаровательной кагтавостью" премьера Временного правительства в Крыму
Кублицкого-Пиоттуха месье Сабашников начинает свой спич.
приступить к сути дела, я должен внести поправку в протокол ведения нашего