стараюсь рассеяться, чтобы не думать о ней, о Хаве... Но как назло, в голову
лезет именно она, только она. То вижу ее высокую, красивую и стройную, как
сосна, а то -- наоборот, представляется мне, как я держу ее на руках,
маленькую, болящую, дохлятинку, и она, словно цыпленок, склонила головку ко
мне на плечо: "Чего тебе, Хавеле? Дать хлебушка кусочек? Молочка?" И забываю
на минуту все, что она натворила, и тянет меня к ней, и душа болит,
тоскует... Но лишь вспомню, -- кровь во мне закипает, огнем разгорается
злоба и на нее, и на него, и на весь мир, и на себя самого: почему я не могу
забыть о ней ни на минуту, почему не могу вычеркнуть, вырвать ее из сердца?
Не заслужила она разве этого? Для того ли должен Тевье всю свою жизнь
маяться, горе мыкать, носом землю рыть, детей растить, чтобы они потом вдруг
отрывались и опадали, словно шишки с дерева, и чтобы заносило их ветром
невесть куда? Вот, к примеру, думаю я, растет дерево в лесу, дуб... И
приходит человек с топором, отрубает ветвь, вторую, третью... А что такое
дерево без ветвей? Взял бы ты лучше, человече, подрубил бы дерево под корень
-- и дело с концом! Зачем оголенному дереву в лесу торчать?!
остановилась -- стоп! В чем дело? Поднимаю голову, гляжу -- Хава! Та же
Хава, что и прежде, ничуть не изменилась, даже платье на ней то же!..
Первое, что приходит на мысль, -- соскочить с телеги, обнять ее,
поцеловать... Но тут же спохватываюсь: "Тевье, ты что -- баба?" Дергаю
вожжу: "Но, растяпа!" -- и сворачиваю вправо. Смотрю -- и она вправо и рукой
машет, будто говоря: "Погоди минутку, мне сказать тебе кое-что нужно..." И
что-то внутри у меня обрывается, руки и ноги не слушаются... Вот-вот с
телеги спрыгну! Однако сдерживаю себя и сворачиваю влево. Она тоже влево,
смотрит на меня дикими глазами, лицо у нее помертвело...
оглянуться, как она уже держит коня за уздечку и говорит:
меня прежде, отец дорогой! Папа!
знаешь ты, видать, отца своего..." И давай нахлестывать лошаденку на чем
свет стоит! Лошаденка тронула с места, скачет, но то и дело голову назад
поворачивает да ушами прядает.
умник мой, куда не следует!..
посмотреть на то место, где она осталась? Но нет, Тевье -- не женщина. Тевье
знает, как обходиться с дьяволом искусителем...
загробные муки, то я, конечно, их уже отбыл, а что такое ад, геенна огненная
и прочие ужасы, которые в наших священных книгах описываются, -- об этом
спросите меня, я вам расскажу. Всю дорогу мне казалось, что она бежит следом
и кричит: "Выслушай меня, отец-родитель!" Мелькнула мысль. Тевье! Не слишком
ли много ты берешь на себя? Что тебе сделается, если ты остановишься на
минутку и выслушаешь, чего она хочет? Может быть, она сказала бы такое, что
тебе следовало бы знать? Может быть, она, чего доброго, раскаивается и хочет
вернуться? Может быть, ей с ним жизнь невтерпеж и она просит тебя помочь ей
вырваться из ада?.. Быть может то, быть может другое, множество таких
"бытьможетей" проносится у меня в голове, и я снова вижу ее ребенком, и
вспоминается изречение: "Как отец сжалится над детьми своими", -- нету, мол,
у отца плохого дитяти, и мучаюсь я, и сам о себе говорю, что "жалости
недостоин" -- не стою я того, что земля меня носит! В чем дело? Чего ты
горячишься, сумасшедший упрямец? Чего шумишь? Повороти, изверг, оглобли,
помирись с ней, ведь она -- твое дитя, ничье больше!.. И приходят мне в
голову какие-то необыкновенные, странные мысли: "А что такое еврей и
нееврей? И зачем бог создал евреев и неевреев? А уж если он создал и тех и
других, то почему они должны быть так разобщены, почему должны ненавидеть
друг друга, как если бы одни были от бога, а другие -- не от бога?" И
досадно мнe, почему я не так сведущ, как иные, в книгах, почему не так учен,
чтобы найти толковый ответ на все эти вопросы.
восседающие в чертогах твоих и славящие тебя вовеки!" Молюсь, как
полагается, вслух, с напевом.
совсем другое: "Ха-ва! Ха-ва!" И чем громче я пою "блаженны", тем громче
поет во мне "Ха-ва", и чем больше я хочу забыть о ней, тем больше и ярче
встает она передо мною, и кажется мне, что я слышу ее голос, взывающий:
"Выслушай меня, отец!" Затыкаю уши, чтобы не слышать, закрываю глаза, чтобы
не видеть, читаю молитву и не слышу, что произносят мои уста, бью себя в
грудь и не знаю за что... И вся моя жизнь расстроена, и сам я расстроен, и
никому не говорю об этой встрече, и никого не расспрашиваю о ней, о Хаве,
хотя знаю, хорошо знаю, где она и где он и что они делают... Но никогда и
никто от меня ничего не узнает! Не дождутся враги мои, чтобы я кому-нибудь
пожаловался! Вот какой человек Тевье!
сумасшедший? Вот, к примеру, иногда бывает... Не будете смеяться надо мной?
Боюсь -- будете... Иной раз, бывает, надену субботний кафтан и отправляюсь
на станцию... Готов уже сесть в поезд и поехать к ним -- я знаю, где они
живут. Подхожу к кассиру и прошу дать мне билет. "Куда?" -- спрашивает он.
"В Егупец", -- отвечаю. А он: "Такого города нет у меня..." -- "В таком
случае я не виноват..." -- говорю я и возвращаюсь домой. Снимаю субботний
кафтан и снова за работу... Как там говорится: "Каждый за свое дело, всяк за
свою работу", --портной -- за ножницы, сапожник -- за верстак... Смеетесь
надо мной? Я так и говорил. Я даже знаю, что вы думаете. Вы думаете: "Не все
дома у Тевье!.."
письма. Но, ради бога, не забывайте, о чем я вас просил: ни слова об этом!
То есть книжки из этого не делайте! А уж если придется писать, пишите о
ком-нибудь другом, не обо мне. Обо мне забудьте. Как в писании сказано: "И
позабыл его", -- нет больше Тевье-молочника!
детям вашим! Сто лет мы с вами не видались! Батюшки, сколько воды с тех пор
утекло! Сколько горя оба мы, да и весь народ наш, пережили за эти несколько
лет. Кишинев, "коснетуция", погромы, беды да напасти*, -- ах ты господи
владыко небесный! Я даже удивляюсь вам, -- извините, что прямо скажу, --
ведь вы же и на столечко не изменились, -- тьфу, тьфу, не сглазить бы! А на
меня взгляните: шестидесяти еще нет, а как поседел Тевье! Шутка ли, "муки
воспитания детей" -- чего только от них не натерпишься! А кому еще на долю
выпало столько горя из-за детей, сколько мне? У меня новая беда стряслась --
с дочкой Шпринцей, да такая беда, что ее и сравнить нельзя с тем, что было
раньше. И тем не менее, как видите, ничего, живем... Как это там сказано:
"Не по своей воле жив человек", -- хоть лопни, а напевай песенку:
милостью", -- захотел господь бог облагодетельствовать своих евреев, и
свалилось на нашу голову новое горе, новое несчастье -- коснетуция. Ну и
коснетуция! Начался вдруг переполох среди наших богачей. Пустились наутек из
Егупца за границу, теплые воды придумали, нервы, соляные ванны, вчерашний
день, прошлогодний снег... Ну, а коль скоро из Егупца разъехались, так уж и
Бойберик с его воздухом, лесом и дачами насмарку пошел... Но велик наш бог,
чье око не дремлет и неусыпно следит, как бы бедняки не перестали мучиться
на белом свете, -- и выдалось у нас лето -- ай-ай-ай! Понаехали к нам в
Бойберик из Одессы, из Ростова, из Екатеринослава, из Могилева, из Кишинева
тысячи богачей, толстосумов, миллионщиков! Видать, коснетуция эта самая там
еще свирепее, чем у нас в Егупце, потому что бегут оттуда беспрестанно,
бегут без оглядки. Вы, пожалуй, спросите, чего они бегут к нам? На это есть
один ответ: наши чего бегут к ним? Так уж, слава богу, повелось: чуть только
заговорят о погромах, евреи начинают метаться из одного города в другой, как
в писании сказано: "И ехали, и отдыхали, отдыхали и снова ехали", -- что
означает -- вы к нам, а мы к вам... Между тем Бойберик, можете себе
представить, превратился в большой город, полно народу, женщин и детей. А
дети любят покушать, им молоко да масло подавай... А где взять молочное, как
не у Тевье? Короче говоря, Тевье вошел в моду. Со всех сторон: Тевье и
Тевье! Реб Тевье, пожалуйста, сюда! Реб Тевье, зайдите ко мне! Шутка ли,
когда бог захочет...
я со своим товаром к одной из моих покупательниц, к молодой богатой вдове из
Екатеринослава. Поселилась она в Бойберике на лето с сыном Арончиком и, сами
понимаете, первым делом познакомилась со мной.
говорят, самые лучшие молочные продукты.
гремит по свету, аки трубный глас. А если хотите, -- говорю, -- могу вам
рассказать, как толкует это место мидраш...
таких вещах мало сведуща. Не знает, мол, с чем это едят... Главное, чтобы
масло было свежее и творог вкусный... Ну, поди поговори с женщиной!
понедельникам и четвергам, точно по календарю. Доставляю товар, даже не
спрашиваю, нужно или не нужно. Стал своим человеком и по обыкновению начал
приглядываться к порядкам в доме, сунул нос на кухню, сказал раз-другой то,
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Жюль Верн
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман