Советской власти без веры в Бога? Без нее жизнь твоя и моя, несмотря на наши
свободные профессии, была бы сплошным мелким и унизительным бытовым адом. В
общем, лечу. Простился я с землей. Что я при этом думал и чувствовал - тема
для особого разговора. Выполняю команды, которые мне дают по радио, слушаю
последние известия Юрия Левитана,
композиторов, хаваю, вернее, выдавливаю в себя разную пасту из тюбиков,
живу, короче говоря, как теперь какой-нибудь Попович или Терешкова.
Погружаюсь в сон, пробуждаюсь раз в сто лет по электронному календарю и
тогда гляжу в иллюминатор. За ним то черным-черно, то светила виднеются, то
созвездия мельтешат.
тартарары. Но я же не знал тогда, что такое - состояние невесомости! Как я
мог просечь, не зная этого, лечу или не лечу? В космосе я или в лаборатории
на Лубянке? Тем более за Ильичем и Уэллсом то и дело что-то грохочет, на
приборах лампочки мигают, стрелки всякие бесятся и так далее. Одним словом -
лечу.
не думал ни о жизни, ни о смерти. Правда, мандражил я, что меня шмальнули
после приговора, а этот полет - на самом деле адская жизнь. Но и то, думаю,
не может же она продолжаться до бесконечности. Долина же быть в конце-то
концов хоть какая-нибудь, ну хоть махонькая остановочка, на которой бедные
бабки в бессмертных черных плюшевых кацавейках продают тушеную картошку с
луком. Должна же она быть! Держись, Фан Фаныч!
прошло со дня моего отлета с Земли. А на спидометре скорость 100 000 км/с.
Хрен с ней, думаю. Не все ли мне теперь равно, какая скорость? Кемарю,
просыпаюсь, облетаю какие-то каменные серые пространства планет, изрытые
ямами, по-новой кемарю, по-новой встаю и из-за странного устройства своей
души весело временами посмеиваюсь. Многое мне, Коля, в жизни ясно. Но вот
просечь бы, что означает этот тихий, утробный и теплый смех в самые,
казалось бы, страшные минуты бытия? Чего он есть примета? Того, что теплится
в тебе Душа, не истребленная дьяволом и адским его оружием - унынием?
Теплится и, значит, беззлобно посмеивается, веря в свою неистребимость, над
деловою суетой сил зла? Так оно или не так? Извини, что отвлекся, но на
какое-то время я впал-таки, позорник, в уныние.
что-то не растут и не растут. Каким было рыло выбритым и ногти на руках и
ногах подстрижены, такими я и наблюдал их после каждого пробуждения. Не
растут! Хотя по моим подсчетам и показаниям халтурного электронного
календаря летел я уже тыщу световых лет, а Земля за это время успела
побывать в светлом будущем, в коммунизме и к тому же врезать дуба от
тепловой смерти. Ты, Коля, не лови меня на слове. Тогда я ничего не знал о
замедлении временн при вертуханьи на околосветовых скоростях. Я просто
занервничал. Да и любой нормальный человек занервничал бы на моем месте. В
чем дело? В том, что борода и ногти просто не успели отрасти? Или Чека
перетасовало время так, что день кажется мне вечностью? Может, они меня,
змеи, бреют каждый день под наркозом и ногти раз в неделю стригут? Это все
еще куда ни шло! Пусть обрабатывают. Но вдруг я действительно шмальнут или
каким-нибудь другим новейшим способом выведен в расход, и ничего больше на
мне вообще не растет. Живу я уже неземной жизнью, чтр, очевидно, равносильно
подыханию вечной смертью и тогда - кранты, тогда - полная хана! Это в жизни
Фан Фаныч весело шустрил, а после смерти шустрить не было у него никакого
желания и уменья. Как видишь, Коля, налицо образ унынья. Но он мне являлся
редко, слава тебе, Господи! А все больше я тихонько лыбился про себя, тоже
давая Творцу знак, что в порядке Фан Фаныч, и вполне может быть уверен
Творец в его весельи и здоровьи, несмотря на ужасную греховную биографию и
нелепый конец.
на ноге какая-то царапина или прыщик. Щупаю. Барахванка! Откуда бы она?
Боюсь поверить догадке. Как обезьяна, задираю левую ногу. Не выросли ногти
на ней. Обмираю и задираю правую и вижу, смоля, в один из самых радостных
моментов моей жизни, впрочем, причем здесь радость, когда момент был истинно
счастливый, что на мизинце правой ноги отрос здоровенный ногтище,
здоровенный и, главное, необыкновенно почему-то красивый, каким я его
никогда до этого не видел, А может и видел, но красоты евоной не замечал.
Ага, думаю, значит вы, подлюки, все-таки бреете меня и подстригаете ногти,
изучаете мое отношенне ко времени! А про один ноготок небось забыл по пьянке
ваш сотрудничек, схалтурил, миляга, и вот теперь я в гробу вас всех видал! Я
жив и не скурвился перед собою и Богом! Мы еще в детстве, Коля, с родным
брательником держали мазу, кто из нас дотянется зубами до мизинца на ноге. И
я у него, царство ему небесное, всю дорогу был в замазке. А тут на радостях
как-то изогнулся, до мизинчика дотянулся и поцеловал его, милого и родного.
Спасибо тебе! И опять же на радостях вскочил я с нар, глянул в иллюминатор,
там черная пустыня, только две звездочки, одна немного больше другой,
мерцают, и завошил
туфтовый! И прошли не тысячи лет, а месяца два всего вы измываетесь над моим
телом! Ты слышишь, бешеная псина? Но я чувствую себя хорошо, пульс и
давление нормальные, к дальнейшим экспериментам готов! Ну что? Пришил ты мне
заячьи уши? Времечко-то по своему течет и течет, земля не полетела в
тартарары, и я живу на ней в смертной своей камере! И ты меня не истребишь,
мерзавец!
Чавелла! Ун-тарара-рара! Чавелла! Вздрогните хоть вы, заделанные звездочки,
померцайте плечиками, ой да, братко, Ганя, ты гитару поцелуй, ты рассыпь
звон, чавелла, золотой и серебряный! Фан Фаныч цыганочку бацать изволили во
глубине туфтовой вселенной! Чавелла! Ын-да, ын-да, ын-да, ын-да-да-да-да!
Вдруг, Коля, завыл какой-то зуммер, три длинных, два коротких, замигала
фиолетовая лампа, на табло команда "Приготовиться к посадке!" и из глубины
иллюминатора стала выплывать на меня одна из тех двух звездочек. Хоть и
туфтовая она, а в паху похолодело от туфтового же снижения. Все ближе
наплывает, все ближе. Стала звездочка с луну. Застлало ее облаками. Ничего
не видно. Сначала черные шли облака, потом фиолетовые, желтые, тые... белые,
и тыркнулись, наконец, в стекло длинные листья каких-то непонятных деревьев.
Тыркнулись, и из-за дерева, Коля, ящер вышел, мерзкий, направился ко мне и
тоже тычет в стекло драконовскую лапу и длинный ужасный язык. И видно, что
ящер этот не туфтовый, а настоящая гадина. И веки у него набрякшие и
морщинистые, как у Кидаллы. Смотрю: упал с орудий самоубийства стеклянный
колпак. Бери, Фан Фаныч, что хочешь! Бери веревку намыленную, повязывай
галстук модным узлом и откидывай копыта. Глотай калий цианистый, вены
перерезай, пулю в лоб пускай, отваливай отседа, как знаешь! Но я по-новой
хипежу:
ей не хозяин! Жизнь моя - божий подарочек! Подавись ты сам булавками и
каликами-моргаликами! А я тебе цыганочку напоследок сбацаю! Чавелла!...
Ын-да-да-да-да-да-да! Чавелла! Я задешеяаизнь свою не отдам! Тут в
иллюминаторе все внезапно пропало: и ящер, и неземные деревья, и, как теперь
в самой серединке экрана телевизора, растаяла последняя звездочка.
Кидалла. - Это вредительство! Вы - лжеученые! На пол погоны и ордена! График
был утвержден Берией и Кагановичем! Мерзавцы! Бабуинцев, вы сексот группы?
раньше? Отвечайте или я вас всех, не отходя от кассы, перестреляю, сукины
сыны! Ну?
вынуждены были спасать, так сказать, остатки эксперимента. Нами получены
ценные данные о регенерации инстинкта самосохранения в психике объекта
"Йорк", по-новому ставящие диалектику проблемы "Жизнь-смерть". - Молчать!
Всем снижаю звания докторов наук до младших сержантов, кандидатов - до
ефрейторов. Буду просить о расстреле! Молчать! Почему вернулось ощущенив
времени к Йорку? По-че-му?
тишине, стояли как вкопанные и руки по швам. Ходил, наверно, из угла в угол
один Кидалла, и холодно звякали по полу подковки шевровых евоных пахарей.
Никто, как я понял, не желает колоться и брать дело на себя. Молчат, как
вполне нормальные люди с развитым инстинктом самосохранения. Наконец кто-то,
почуявший свой звездный час, сказал:
Подонко.
правой нижней конечности. Затем наносил оскорбления органам в вашем лице.
Разрешите продолжать?
шифровкой "Ой, да братко Ганя, ты гитару поцелуй, ты рассыпь звон, Чавелло,
золотой и серебряный", ногами отстукивал сообщение, записанное мной на
пленку.
Кидалла, не агенты итальянской разведки. Ха-ха-ха! Напишите, Подонко, рапорт
о готовности N1 защитить докторскую. Назначаю тебя командиром лаборатории.
Вступай в партию. Кто брил и стриг объект?
звукооператор.