исчезнет за углом, и двинулся в сторону виллы Кампилли, которая находилась
в нескольких сотнях шагов отсюда.
он вручил мне, а с другим сел за письменный стол.
фразам.
слащавом тоне и не в подходе к особе епископа Гожелинского, которого
Кампилли превратил в добряка, источающего святость и великодушие. Хуже
было, что оценка самого конфликта тоже не соответствовала истине. Так,
например, распоряжение епископа, данное им своей курии, приобретало
превратный смысл. В изложении Кампилли все выглядело так, будто мой отец
только догадывался о неблагосклонности епископа. Ни слова о запрещении.
Вместо точной информации о факте-жалоба: "Чувствую, что его преосвященство
с неприязнью следит за моей работой". Место эго вызвало у меня опасения. В
письме не было никаких просьб, никаких пожеланий.
Чем же он мог помочь моему отцу победить неприязнь епископа? Предоставить
дело течению времени, веря, что все постепенно образуется. Ничего больше.
мной. Потом секунда тишины, размышления и вопрос, а скорее подтверждение с
его стороны:
которая мне не нравилась. Не дожидаясь, пока он одобрит ее, я высказал
свои сомнения.
должно быть слова "запрет".
дело в истинном свете. Епископ издал запрет, и отца не впускают на порог
курии, монсиньор это знает. Ведь нельзя же, чтобы устная версия
расходилась с письменной!
Ты сообщил монсиньору Риго, каково положение в действительности, и это в
порядке вещей. Но-в письме нам нельзя так писать. Это сразу направит дело
по ложному пути.
может жаловаться на обхождение, на холодность своего епископа, на то, что
он его не понимает, но ни в коем случае не на какой-либо его поступок.
Жаловаться на поступок, да еще на поступок епископа, - очень опасно, это
дерзость!
это, быть может, условное различие, но в том мире, с которым^ ты имеешь
дело, к написанному слову относятся с величайшей осмотрительностью,
признавая между написанным и устным словом почти то же самое различие, что
между действием и помыслом.
Однако, несомненно, он обладал опытом. Следовательно, я должен был ему
доверять. Кроме того, после всего им сказанного некоторые фразы при
повторном чтении уже не резали мой слух. Тон письма был смиренный-да,
смиренный, но вместе с тем достойный и внушающий уважение.
техника чтения в курии. Мы ее здесь применили. Будем надеяться, что с
пользой.
отца. Выбор был большой, на некоторых подпись стояла внизу, на других-с
оборотной стороны, посередине или тоже внизу. Кампилли сел за машинку и
сам все перепечатал.
осторожно, с серьезным видом. Я тем временем наблюдал за ним молча, чтобы
не помешать. Как и отец, он за работой то надевал, то снимал очки. Меня
это очень растрогалоя был благодарен ему за доброту и отзывчивость. Когда
все было готово, я потянулся за письмом.
письму.
причитается двойная порция!
принести лед и кофе. Затем достал из шкафчика бутылку. Все время он
говорил без умолку:
Полагаю, что через день, самое большое через два монсиньор даст тебе
сигнал. Скорей всего, через меня. Мы видимся регулярно два раза в неделю,
согласно с расписанием аудиенций. Я за это время разузнаю, нет ли у
кого-нибудь из моих коллег поручений, связанных с Торунью. Либо выжму
что-либо из собственной канцелярии. За этим дело не станет!
монсиньора Риго. Правильно?
- Приношу тысячу извинений. Мы с женой как раз обсудили этот вопрос:
почему бы тебе не поселиться у нас?
между нами! Все говорит в пользу нашего плана, уж не считая того, что мне
приятно оказать тебе гостеприимство.
долго их расставлял и наконец ушел.
вы слишком добры.
Они по-прежнему лежали в том самом конверте, в котором он мне их вручил, -
правда, не все, потому что какую-то часть я уже истратил. Кампилли
возмутился, поняв, что я собираюсь их ему возвратить.
платить за квартиру? Деньги тебе понадобятся. Хотя бы на еду. Ведь, кроме
первого завтрака, тебе придется столоваться в городе. Так же, впрочем, как
и мне, потому что кухарка вместе с моей женой в Остии.
немножко встревоженно:-У меня только одна просьба. Или, вернее, совет. Я
не касаюсь того, был ли ты в прошлое воскресенье на мессе. В будущем лучше
не пропускай! В особенности пока живешь у нас. Ты мне обещаешь?
что переезжаешь к нам. Пани Рогульская и пан Шумовский люди очень
почтенные, однако мы не поддерживаем с ними светских отношений. Тем более
с пани Козицкой или паном Малинским. Понятно, что они немножко косятся на
мою жену.
перед тобой, едва ты очутился на римской земле.
самолюбие! Моя жена полька, мой зять поляк-это верно. Не можем же мы,
однако, допустить, чтобы нам на голову свалился весь этот мир
обездоленных. Увы!
палаццо Канчеллерия открыты, я нажал красивую, медную, до блеска натертую
дверную ручку. Тот же самый служитель точно так же сосредоточенно
вкладывал в большие конверты синие выпуски каких-то изданий. Он поднял
голову, поглядел на меня и сразу узнал.
столе, за которым он работал. - Я передам.
дверь налево.