Чтение 18–й страницы книги ~Почтамп~

делали! Почему вы просто даете им умереть? Разве грех быть бедным?

-- Я уже сказала вам, сэр, мы сделали ВСЕ, что могли.

-- Я вернусь через два часа.

-- Вы ее муж?

-- Я раньше был ее гражданским мужем.

-- Можно записать ваше имя и номер телефона?

Я продиктовал и поспешил наружу.

10
Похороны были назначены на 10:30 утра, но уже припекало. На мне был
дешевый черный костюм, купленный и подогнанный в спешке. Мой первый костюм
за много лет.

Я отыскал сына. Мы подъехали в его новом мерседес-бенце. Я вышел на его
след по клочку бумаги с адресом его тестя. Два междугородных звонка -- и
он у меня в руках. К тому времени, как он подъехал, его мать умерла. Она
умерла, пока я звонил. Этот парень, Ларри, никогда не вписывался в
общество. У него была привычка угонять машины друзей, но в промежутке
между друзьями и судьей ему все сходило с рук. Потом его зацапала армия, и
ему как-то удалось пролезть в учебную программу, поэтому когда он
демобилизовался, то попал на хорошо оплачиваемую работу. Тогда-то он и
перестал навещать мать -- когда получил хорошую работу.

-- Где твоя сестра? -- спросил я.

-- Не знаю.

-- Хорошая у тебя машина. Даже мотора не слышно.

Ларри улыбнулся. Ему понравилось.

На похоронах нас было всего трое: сын, любовник и недоразвитая дочь
хозяйки меблирашек. Ее звали Марша. Марша никогда не раскрывала рта. Она
просто сидела с бессмысленной улыбкой на губах. Кожа у нее была белая, как
эмаль. На голове -- копна мертвых желтых волос и плохо сидевшая шляпка.
Маршу сюда вместо себя отправила хозяйка. Самой ей нужно было
присматривать за меблирашками.

Разумеется, я был с очень мерзкого похмелья. Мы остановились хлебнуть
кофе.

Похороны уже шли не так, как полагалось. Ларри поругался с католическим
священником. Тот сомневался, была ли Бетти ревностной католичкой, и не
хотел проводить службу. Наконец, решили, что он отслужит половину. Ладно,
полслужбы лучше, чем вообще никакой.

Даже с цветами получился косяк. Я купил венок из роз, из разных роз, и
их сплели в венок. Цветочная лавка весь день его плела. Барышня из
цветочной лавки знала Бетти. Они вместе пили несколько лет назад, когда у
нас с Бетти были дом и собака. Делси звали барышню. Мне всегда хотелось
забраться к Делси в трусики, но так и не удалось.

Делси позвонила мне.

-- Хэнк, да что там такое с этими гадами?

-- С какими гадами?

-- С теми парнями в похоронном бюро?

-- В чем дело?

-- Ну, я отправила своего мальчишку на грузовике отвезти твой венок, а
они не хотели его впускать. Сказали, что закрыто. Сам знаешь, туда путь не
близкий.

-- И что, Делси?

-- Наконец, они разрешили ему занести венок, но не дали положить его в
холодильник. Поэтому мальчишке пришлось просто оставить венок внутри. Что
за херня происходит с этими людьми?

-- Не знаю. Что за херня с людьми повсюду?

-- Я не смогу приехать на похороны. У тебя все нормально, Хэнк?

-- А может приедешь меня утешить?

-- Придется Пола взять с собой.

Пол был ее мужем.

-- Ладно, не стоит.

И вот мы ехали на половину похорон.

Ларри поднял голову от стакана с кофе.

-- Я напишу вам про памятник попозже. У меня сейчас больше денег нет.

-- Хорошо, -- ответил я.

Ларри расплатился за кофе, мы вышли и влезли в мерседес-бенц.

-- Постой минутку, -- сказал я.

-- Что такое? -- спросил Ларри.

-- Мне кажется, мы кое-что забыли.

Я вернулся в кафе.

-- Марша.

Та по-прежнему сидела за столиком.

-- Мы уезжаем, Марша.

Она поднялась и пошла за мной к выходу.

Священник читал свою муру. Я не слушал. Стоял гроб. В гробу лежала
Бетти.

Было очень жарко. Солнце опускалось одной желтой простыней. Вокруг
летала муха.

Когда полупохороны наполовину прошли, появились двое парней в робах.
Они несли мой венок. Розы завяли, завяли и умерли на жаре, и парни
прислонили эту штуку к ближнему дереву. Под конец службы мой венок
наклонился и упал лицом вниз. Никто его не поднял. Затем все кончилось. Я
подошел к священнику и пожал ему руку:

-- Спасибо.

Тот улыбнулся. Улыбались теперь двое: священник и Марша.

На въезде в город Ларри снова сказал:

-- Я напишу вам про памятник.

Я до сих пор жду этого письма.

11
Я поднялся к себе в 409-ю, выпил скотча пополам с водой, вытащил из
верхнего ящика немного денег, спустился по лестнице, сел в машину и поехал
на бега.

Подъехал как раз к первому заезду, но играть не стал, поскольку не
успел прочесть форму.

Я пошел в бар выпить и увидел, как мимо проходит эта высокая мулатка в
старом плаще. Неважно она в самом деле одета, но поскольку я и сам не
лучше, то позвал ее -- негромко, но так, чтоб услышала.

-- Ви, бэби.

Она остановилась, подошла.

-- Привет, Хэнк. Как дела?

Я знал ее по центральному почтамту. Она работала на другом участке,
возле поилки, но казалась дружелюбнее прочих.

-- Тоска. Третьи похороны за два года. Сначала -- мама, потом -- отец.

Сегодня -- одна старая подруга.

Она что-то себе заказала. Я открыл Форму.

-- Давай посмотрим второй заезд.

Она подошла и оперлась на меня кучей ноги и груди. Под этим плащом
что-то было. Я всегда ищу непубличную лошадь, которая может обставить
фаворита. Если же нахожу, что фаворита обойти никто не может, то ставлю на
фаворита.

После тех двух похорон я приходил на бега и выигрывал. Что-то такое в
похоронах было. От них лучше разные вещи видишь. Каждый день бы похороны
- - глядишь, и разбогател бы.

6-я лошадь на голову уступила фавориту в забеге на милю. Фаворит обошел
6-ю после форы в два корпуса на начале отрезка. 6-я котировалась 35/1.
Фаворит в этом забеге шел 9/2. Оба возвращались в одном классе. Фаворит
набрал 2 фунта, 118 вместо 116. 6-я по-прежнему несла 116, но они поменяли
жокея на менее популярного, к тому же дистанция была миля и одна 16-я.
Толпа прикинула, что если фаворит поймал 6-ю на миле, то на оставшейся
1/16-й мили он ее уж точно поймает. Логично, кажется. Но бега не
подчиняются логике. Тренеры вводят своих лошадей в неблагоприятных, по
всей видимости, условиях, чтобы деньги публики на лошади не залипали.
Смена дистанции, плюс замена на менее популярного жокея -- все указывало
на галоп к хорошей цене. Я посмотрел на табло. Утренняя строка была 5.
Сейчас табло гласило 7 к 1.

-- 6-я лошадь, -- сказал я Ви.

-- Не-а, она вылетит, -- ответила та.

-- Ага, -- сказал я, пошел и поставил 10 на победителя, на 6-ю.

6-я взяла форы от самых ворот, впритирку прошла заграждение на первом
повороте, а потом под легким поводом ушла вперед на корпус с четвертью на
обратном отрезке. Вся стая -- за ней. Они думали, что 6-я поведет их на
повороте, затем откроется на начале отрезка, и тут они наступят ей на
пятки.

Стандартная процедура. Но тренер дал парню совершенно другие
инструкции. В начале поворота парень отпустил тетиву, и лошадь прыгнула
вперед. Другие жокеи не успели еще и в седла сесть, а 6-я уже гнала на
четыре корпуса впереди. В начале отрезка парень дал лошадке чуть-чуть
продышаться, оглянулся, а затем снова вжарил. Я выглядел неплохо. Тут
фаворит, 9/5, оторвался от стаи -- ну и двигался же этот сукин сын.
Корпуса просто пожирал, гнал и гнал вперед. Похоже было, что он собирался
так и мою лошадку проскочить. Фаворитом была 2-я лошадь.

На середине отрезка 2-я отставала от 6-й всего на полкорпуса, и тут
парень на 6-й пустил в дело хлыст. А мальчонка на 2-й пустил его в ход уже
давно.

Так они и прошли остаток отрезка, в полкорпусе друг от друга, так и
пришли к финишу. Я посмотрел на табло. Моя лошадь поднялась до 8 к 1.

Мы снова пошли в бар.

-- Самая лучшая лошадь этот заезд не выиграла, -- сказала Ви.

-- А мне все равно, кто лучший. Мне нужен только передний номер.
Заказывай.

Мы заказали.

-- Ладно, грамотей. Посмотрим, как ты следующую получишь.