работавшие там мне, подростку, казались просто чудом начитанности - о чем ни
спроси, все знают. А еще на каждом шагу попадались дешевые кинотеатрики или
клубы, где можно было послушать джаз. Был у нас хороший симфонический
оркестр, и я брал уроки у Эрнеста Микаелиса, первого кларнета. (Несколько
лет назад, возвращаясь откуда-то из гостей, я оказался в одной машине с
Бенни Гудменом. И с какой же гордостью я мог, не кривя душой, сказать ему:
"А знаете, мистер Гудмен, я тоже в свое время играл на таком вот леденце с
клавишами".)
немотивированные убийства, демонстрируя этим, что поклоняются Дьяволу./
посещать только уж совсем тупых отпрысков богатых родителей. (Кое с кем из
них я впоследствии встречался, они осилили недоступные простым смертным
частные школы - Эндовер, Эксетер, Сент-Пол и прочие, но все равно остались
такими же тупыми и такими же богатыми.) Оттого меня изумляло и раздражало,
когда, перебравшись на жительство в восточные штаты, я то и дело встречал
людей, убежденных, что здравый смысл повелевает именно им руководить
духовной и моральной жизнью страны, поскольку они, видите ли, обучались в
подготовительных классах. (Я этим в особенности ущемлен по той причине, что
очень многие из них сделались литературными критиками. Значит, судить,
добился я чего-то или не добился как писатель, будут питомцы академии
Дирфилд в Иллинойсе? Академия Дирфилд! О Господи!)
Нортхэмптон, штат Пенсильвания, вскользь говорится: "Вместе с писателем
Куртом Воннегутом, своим товарищем по армейскому лагерю, он в качестве
военнопленного находился в Дрездене, когда этот город подвергся
бомбардировке". (Другой некролог сообщал о смерти "одного из самых уважаемых
и достойных юристов округа Нортхэмптон", а еще в одном 0'Хэйра назвали
"деятельным и изобретательным".) Примерно за месяц до его смерти я выступал
в Вашингтоне, в Национальном музее авиации и космонавтики, и речь шла о той,
дрезденской бомбардировке. У них был целый цикл выступлений под общей
рубрикой: "Допустимы ли бомбардировки со стратегическими целями?" Вот вам
моя речь:
первое правило - никаких самооправданий.
одного немецкого города, а моя фамилия свидетельствует, что я и сам
немецкого происхождения, так что не лишне будет разъяснить: никогда у меня
не вызывали сочувствия - и сейчас не вызывают - восторги по поводу мощи
нацистской военной машины, и в этом смысле настроен я точно так же, как был
настроен мой главнокомандующий Дуайт Дэвид Эйзенхауэр - кстати, и он родом
из немцев. Его немецкие предки, как и мои, сделались американцами за
несколько десятков лет до того, как нью-йоркскую гавань украсила статуя
Свободы.
рядового обученного, захватили в плен на немецкой границе - было это в ходе
сражения за клином перерезавший фронт участок, который образовался после
немецкого наступления в Арденнах. И вот так я очутился в Дрездене, когда 13
февраля 1945 года город подвергся массированным налетам, - я был
военнопленным, и нас гоняли, на работы под конвоем. Немцы тогда отступали на
всех направлениях и все чаще сдавались в плен целыми подразделениями - у них
почти не осталось самолетов, а их города, за исключением одного Дрездена,
бомбили не переставая. Война шла к концу, она завершится 7 мая.
чем попасть в американскую зону, я одно время был на пункте сбора узников
концлагерей и много чего наслушался. Впоследствии я посетил Освенцим и
Биркенау, видел там помещенные в витринах человеческие волосы, груды детских
башмачков, игрушек и прочего. Я знаю, что такое Холокост. Я дружу с Эли
Визелем.
отличника и высокоумного мыслителя Джорджа Уилла, объявившего, что я опошлил
Холокост своим романом "Бойня номер пять". Считаю, что такие высказывания
все ставят с ног на голову, и надеюсь, вы меня поддержите.
что это такое - находиться в городе, разрушаемом бомбами и ракетами, когда в
городе преобладает мирное население да и сам ты безоружен. Таких людей,
можете не сомневаться, теперь миллионы. Последние, кого мы приняли в свой
гигантский клуб, - это жители беднейших кварталов Панамы. Камбоджийцы и
вьетнамцы отныне уже члены со стажем.
в действующей армии? (Оказалось, человек десять.)
американцев - я с несколькими впоследствии познакомился, - они участвовали в
дневном налете, когда были сброшены снаряды, способные вызвать мощное
воспламенение. А ночью, когда начались пожары, прилетели английские
самолеты. Цель? Целью был весь город. Тут уж не промахнешься. И весь город
стал огромным костром, а огненные смерчи проносились по улицам, словно
пляшущие дервиши. После войны, когда я поступал в Чикагский университет,
собеседование проводил один американец, участвовавший в дневном налете, -
сопротивления с земли не оказывали почти никакого. И он признался: "Мерзкое
нам дали задание".
не терпелось отомстить за налеты на Лондон, за уничтожение Ковентри,
катастрофу в Дюнкерке и так далее. Американцам осталось неведомо это желание
сравнять счет. Вероятно, они бы тоже прониклись мстительностью, если бы
знали про неслыханные жестокости, творившиеся в немецких лагерях, однако мир
об этом тогда еще не ведал.
отомстили, обойдясь без помощи англичан, - дождались желанного часа. Причем,
как и англичане, отомстили уже тогда, когда война, всем было ясно, кончилась
их победой.
всех расистских акций, все же имело какое-то военное значение. Несколько лет
назад я побывал в Токио вместе с Уильямом Стайроном, и он мне сказал: "Слава
Богу, что сделали атомную бомбу. А то бы меня не было на свете". Когда
сбрасывали бомбу, он находился на Окинаве вместе с морскими пехотинцами,
которых готовили к высадке в Японии. Для меня несомненно, что в случае
высадки погибло бы больше американцев и японцев, чем сгорело и осталось
обугленными скелетами в Хиросиме.
малейшей военной необходимостью продиктована не была. Немцы специально не
размещали в этом городе ни крупных военных заводов, ни арсеналов или казарм,
чтобы Дрезден остался местом, где могли себя чувствовать в безопасности
раненые и беженцы. Оборудованных убежищ, всерьез говоря, не существовало,
как и зенитных батарей. Дрезден - знаменитый центр искусств, как Париж, Вена
или Прага, а в военном отношении угрозу он представлял не большую, чем
свадебный торт. Повторю еще раз: бомбардировка Дрездена не дала нашей армии
продвинуться вперед хотя бы на тысячную долю миллиметра. В выигрыше от нее
остался один-единственный человек на свете, и человеком этим был я. На
каждом погибшем я заработал примерно пять долларов, если считать гонорар,
который получу после выступления перед вами.
всерьез, когда я об этом говорю, а говорил я об этом не только в Америке, но
и в Англии, Франции, Скандинавии, Польше, Чехословакии и Германии. И в
Мексике мог бы сказать то же самое. Просто не вспомню, сказал или нет, когда
был в Мексике.
налетов выиграл, но один из многих тысяч, кто от них пострадал. Было сделано
все возможное, чтобы я погиб, а я вот взял и не погиб. Непохоже, чтобы
бомбившие представляли себе, где я нахожусь, и старались сбрасывать свой
груз подальше от этого места. Им было плевать, кто где находится и что
творится внизу. Лидеры их стран рассчитывали, что город будет сожжен дотла и
что при этом погибнет как можно больше людей - от осколков, огня, дыма,
нехватки кислорода или от всего этого, вместе взятого.
такая современная, да у людей, которые внизу, была белая кожа.
угодят. Для них все было просто: кто бы в городе ни находился - активные
сторонники Гитлера или просто люди, которым недостало сил с ним покончить, -
все они прямо или косвенно внесли свою лепту, пусть самую мизерную, в
нацистские преступления против человечества. Я и еще девяносто девять
американцев из моей команды пленных работали там, в Дрездене, на фабрике,
делавшей солодовый сироп с витаминами - он предназначался для беременных,
которые произведут на свет новых воинов, не ведающих снисхождения. Но мы же
не по своей воле там работали. Нас заставляли работать под конвоем и за это
кормили, как предусмотрено статьями Женевской конвенции о военнопленных.
Если бы мы были офицерами или унтер-офицерами, мы могли бы и не работать, и
тогда нас держали бы не в Дрездене, а где-нибудь в сельской местности, в
одном из больших лагерей.
получил около пяти долларов. Однако цифра эта самая что ни есть
произвольная. Никогда не будет выяснено, сколько именно было погибших и что
это были за люди, какая у них была душа. Мне доводилось слышать самые разные
цифры - от 35 000 до 200 000 жертв. Самые умеренные, как и самые
оглушительные подсчеты имеют под собой политическую подоплеку: чудовищность
этой бомбардировки хотят либо приглушить, либо подчеркнуть. Цифра, внушающая