стеклышко.
сможем поддерживать костер. Станем как звери. И нас никогда не спасут.
они там делают, но зато мне слыхать.
массу. Что-то они там пели, выли, а изнемогшие малыши разбредались, голося.
Ральф поднял к губам рог и сразу опустил.
работал. И все бы тогда зазря. Без смысла.
вой.
следят, подстерегают?
темноте, и оба испугались.
духи эти...
тут все перемрем...
я.
будет?
потом, ты ж в случае чего и садануть можешь.
зверя нет?
Когда боишься кого, ты его ненавидишь и все думаешь про него и никак не
выбросишь из головы. И даже уж поверишь, что он - ничего, а потом как
посмотришь на него - и вроде астмы, аж дышать трудно. И знаешь чего, Ральф?
Он ведь и тебя ненавидит.
не он.
насчет себя понимаю. И насчет его. Тебя-то он не тронет. Но если ты ему
мешать больше не будешь, он на того, кто рядом, накинется. На меня.
разваливается. Дома всегда взрослые были. Простите, сэр; разрешите, мисс; и
на все тебе ответят. Эх, сейчас бы!..
Они бы вместе чай попивали и беседовали. И все бы решили.
великолепия взрослой жизни.
Ральф. - Хоть бы что-нибудь взрослое... хоть сигнал бы подали...
замерли. Вой взвивался, истончался, странный, немыслимый, и перешел в
невнятное бормотанье. Персиваль Уимз Медисон, из дома священника в Хакете
Сент-Энтони, лежа в высокой траве, вновь проходил через перипетии, против
которых бессильна даже магия вызубренного адреса.
Глава шестая. ЗВЕРЬ СХОДИТ С НЕБА
призрачных звуков и Персиваль наконец затих, Ральф и Саймон неловко подняли
его и поволокли к шалашу. Хрюша не отставал от них ни на шаг, несмотря на
отважные речи, и трое старших разом нырнули в соседний шалаш. Шумно шурша
шершавой листвой, долго смотрели на черный в звездную искорку выход к
лагуне. В других шалашах то и дело вскрикивали малыши, раз даже кто-то
большой заговорил в темноте. Потом и они уснули.
самой водой, почти не бросал в нее дорожки. Но вот в небе зажглись иные
огни, они метались, мигали, гасли, а до земли отзвуки боя в десятимильной
высоте не доходили и слабеньким треском. Но взрослые все же послали детям
сигнал, хотя те уже спали и его не заметили. Вспышка раскроила небо огненной
спиралью, и тотчас снова стемнело и вызвездило. В звездной тьме над островом
кляксой проступила фигурка, она полетела вниз, бессильно мотаясь под
парашютом. Переменные ветры разных высот как хотели болтали, трепали и
швыряли фигурку. Потом, в трех милях от земли, ровный ветер проволок ее по
нисходящей кривой по всему небу и перетащил через риф и лагуну к горе.
Фигурка повалилась, уткнулась в синие цветы на склоне, но и сюда задувал
ветер, парашют захлопал, застучал, вздулся. Тело скользнуло вверх по горе,
бесчувственно загребая ногами. Ярд за ярдом, рывок за рывком, ветер тащил
его по синим цветам, по камням и скалам и наконец швырнул на вершину, среди
розовых глыб. Тут порывом ветра спутало и зацепило стропы; и тело,
укрепленное их сплетеньем, село, уткнувшись шлемом в колени. Ветер налетал,
стропы натягивались иногда так, что грудь выпрямлялась, вскидывалась голова,
и тень будто всматривалась за скалы. И как только ветер стихал, слабели
стропы, и тень снова роняла голову между колен. Ночь сияла, по небу брели
звезды, тень сидела на горе и кланялась, и выпрямлялась, и кланялась.
мальчиков выкатились из вороха сухой листвы, две смутных тени
переговаривались заспанными голосами. Это были близнецы, дежурившие у
костра. Теоретически им полагалось спать по очереди. Но они не умели ничего
делать врозь. А раз бодрствовать всю ночь было немыслимо, оба улеглись
спать. И теперь, привычно ступая, позевывая и протирая глаза, оба двигались
к оставшемуся от сигнального костра пеплу. Подойдя, они сразу перестали
зевать, и один бросился за листвой и хворостом.
обозначилось его лицо, подсвеченное снизу красным. На секунду он перестал
дуть. - Сэм, нам надо...
гнилушку, потом ветку. Жар раздулся, ветка занялась. Сэм подложил еще веток.
поставил сухие прутья шалашиком, и вот заполыхал защищенный от ветра огонь.