Чтение 18–й страницы книги ~VIS VITALIS~

Марк обычно издалека различал эти четкие шаги, а в тот вечер не
услышал, и обернулся потому, что мыши, привыкшие к его неторопливой
возне, вдруг испуганно затихли, а воздух, до этого свободно
притекавший из коридора, остановился. Он обернулся, с пипеткой в
руке, и увидел Мартина: тот стоял в дверях, лицо в тени.
Неопределенно махнул рукой, и исчез. Марк подошел к двери. Мартин
был уже в конце коридора, шел быстро и широко, мелькнул и скрылся.
Может, ему хотелось говорить, не раз потом думал Марк, а я был
поглощен своим занятием, сосредоточен, отчужден... как он сам учил
меня!.. И он отступил в тень, с горечью, и это было еще одной
каплей...
- Видел мельком... не говорили...
5
Марку казалось, что Аркадий какой-то неуязвимый, все ему как об
стенку горох, а теперь почувствовал - что-то засело в старике, как
заноза. Тот долго молчал, шевелил губами, и, наконец, выдавил из
себя:
- Видимо, я не такой, я бы так не смог. Не было, наверное, во мне
той одержимости... и злости, которые его погубили. И вынесли на
высоту... Пока я был там, держался - вот, приеду, все заново
начну... Нет, конечно, знал про достижения и все такое, но то, что
увидел... Это была другая наука. Тут я, пожалуй, сломался. Обиделся
на нее, что ли, хотя глупо... Я воспринимал ее как живое существо -
вернулся к ней, а она меня отшвыривает! Не годен! Глупо, глупо...
Нет, я по-прежнему благоговею, пытаюсь, заигрываю в свое
удовольствие. Ведь она питает меня, дает мне связи с миром,
глубинные... Не с этим - обманкой, грязью, непотребством, а
настоящим миром, где есть порядок, закон, а не буйствует инстинкт и
случай... Иногда чувствую, мой вопрос понят! Значит, я не насекомое
на мусорной куче. И, конечно - игра, погоня, азарт: раскидываешь
сети, отсекаешь все пути, кроме одного, и сторожишь... Что из того,
что я охотник стал никудышный!.. Но вот что происходит - мне играть
хочется все реже, а истину познать как-то по-другому. Не от факта к
факту ползти, подобно жуку... а как смотришь в глаза незнакомому
человеку, и видишь - он добр, и редко ошибаешься. Теперь я хочу,
чтобы мир... как кусочек шагреневой кожи... или этот, портрет... вот
также зависел бы от меня, от каждого моего решения, и дыхания, а не
просто безразличное ко мне пространство...
- Это ересь, - в смятении подумал Марк, - он путает объективное и
субъективное, пропасть для ученого. Докатился Аркадий!
6
- Нет, не то я сказал! - думал перед сном Аркадий. Случайно
вырвавшиеся слова испугали его самого. - Какая еще "кожа", дурак! Я
держусь наукой. Жизнь настолько ужасна, что я сжимаюсь в своей щели,
ничего понять не могу - что правит миром, почему до сих пор живы
немногие, которые не как все, почему рождаются снова и снова? Ведь
неумолимый отбор, не старый, слепой и довольно благодушный, а новый,
быстроглазый и остроклювый, давно должен был бы догнать их, и
прервать?.. Случаются странные события, которые не имели ни малейшей
вероятности возникнуть и развиться. Этот парень, откуда он такой,
что с ним будет лет через десять? Усики, пузико, темные для
значительности очки, парадное пальто, ученый вид - и пустота внутри,
пошлость и гниль. Где огонь, где святые намерения спасти мир,
осчастливить человечество, проникнуть в суть вещей? - он смеяться
будет, он поймет жизнь "как она есть", будет здоровым и богатым... И
пустым. Ужас, какой ужас - видеть, как разрушается лучшее,
взращивается худшее, недоброе! Что сделать для него, чем помочь?..
Что я могу, только отравить своими сомнениями...
7
- О чем он говорил, думал Марк, - какой ужас, остаться пустой щепкой
в пространстве без общего закона и масштаба! Это тебе не либеральная
относительность с вежливыми оговорками, защищающими уют не слишком
больших и не очень малых - это со своим метром-сантиметром остаться
наедине с кратерами и солнцами - безумие! Какова самонадеянность -
приписывать миру свои туманные ощущения! Не этим ли я занимался,
когда не знал еще ни пути, ни цели - был для себя всем миром. Потом
вырос из этого, переродился - мир оказался велик, велик!.. Это у
него от тоски, от бессилия - не может приобщиться, понять
современную картину знания, от этого своеволие, бессмысленное
бунтарство, стон обреченного, брошенного на обочине...
А он-то считал Аркадия правоверным ученым, высокомерным физиком!
Однако, что-то его задело в смутном разговоре, тень осталась.
Способность науки огибать людей, не оглядываясь, оставлять позади,
восхищала его суровой справедливостью, но иногда беспокоила: не
окажется ли он сам в один прекрасный день в стороне от магистрали,
пусть даже на крутом утесе, как Мартин?.. Оказывается, столько людей
остается в стороне, в глуши непонимания, в болоте обманов и
иллюзий... Как они живут, должны ведь денно и нощно горевать,
неисправимо обделены?..
И с этим нешуточным вопросом заснул, сидя поперек кровати, сняв один
ботинок и не успев стащить второй.
Не мне судить, кто из них ошибается, кто прав... Для меня
интересней... и удивительней, как вообще могло возникнуть из хаоса и
тьмы это бормотание двух живых существ, когда по соседству с ними и
пыли живой не соберешь, облети хоть миллиард километров.

Глава девятая

1
Утром следующего дня воздух был пыльным от морозных испарений, земля
звонко пела под каблуками людей, вместе со всеми шел Марк. Небывалый
случай! Ему даже понравилось, что он идет в толпе стремящихся туда
же, куда и он, факт, который в другое время и в другом месте поверг
бы его в уныние. Он пробежался по первому этажу, обогнул кучку людей
у кассы, скользнул взглядом по двери старых алкашей, вспомнил
незнакомку в джинсах, постоял перед кратером, прыгнул на узкую
тропинку и в один момент достиг основания лестницы, ведущей наверх.

Дорогу ему преградила странная фигура - огромное мужское тело в
военном кителе, седые волосы венчали мясистое, багровое, жующее
отвислыми губами лицо; руками этот человек совершал движения,
похожие на отмахивания от надоедливых мух. Находясь в крайнем
расстройстве, он нашел в себе силы сказать - "помогите, нужна
связь..." - и, пошатнувшись, ухватился за подставленное плечо.
Они прошли несколько шагов и оказались рядом с бронированной дверцей
огромного сейфа. Страшной силой корчевания дверь была погнута, замки
вырваны из стальных гнезд, и содержимое оказалось доступным любому
прохожему.
- Вот... - любовно проведя толстым пальцем по двери, простонал
человек, - это за все мои труды...
2
Это был начальник особого отдела Евгений Дудильщиков. Питаясь
исключительно информацией по секретным каналам, он и не подозревал о
грядущем событии, возникшем на почве мелких неурядиц. Никогда он их
серьезными не считал, и отлично ладил и с Глебом, и со Львом.
Услышав как-то рано утром странные звуки, он успел добраться до
Института и захватил весь ужас процедуры изъятия. Теперь он был
оторван не только от спецтелефона, но и от телевизора, потерял связь
со своими помощниками и не мог надолго оставить рабочего места,
опасаясь за сохранность документов в растерзанном сейфе. Ему нужны
были связисты и гонцы.
Он принялся обольщать Марка, сначала пытался наигранной слабостью
завоевать сочувствие, а потом искусным рассказом склонить хотя бы к
одноразовой помощи.
Евгений всю жизнь любил науку. Студент довоенного физфака, он
воевал, потом сказали ему - "ты нужен, наука подождет..." Выйдя на
пенсию, он устроился поближе к объекту восхищения. Он жил теперь
спокойно и счастливо. Каждое утро, толстопузый, с гривой седых
волос, он шествовал в туалет, предварительно заперев на все запоры
бронированную дверь. Он двигался не спеша, покачивая брюхом, с
большим графином в руке; спустив согревшуюся за ночь воду, наполнял
графин холодной, шел обратно, ставил графин на пол, отпирал замки,
входил и скрывался до обеда. После обеда он снова шел в туалет,
снова наполнял графин...
3
Но все это мелочи, главное, что он всю жизнь изобретал и некоторыми
своими придумками особенно гордился. Призвав к себе сотрудника, на
которого имел виды, он долго сопел, допивал мелкими глоточками
очередной стакан, потом говорил:
- Время-то какое... керосином пахнет...
Времена менялись, но запах всегда оставался тем же. Если начальник
обнаруживал сочувствие или хотя бы вежливое покачивание головой,
присущее интеллигентам в сложных обстоятельствах, он откидывался на
стуле и тыкал толстым пальцем в печатную машинку:
- Вот о ней много думаю. Если напечатано, всегда найдем, шрифт
подскажет. Но мы должны предотвращать преступление,
предотвраща-а-ть, а для этого нужно заранее знать, что он печатает,
что, сукин сын, готовит. По улице иду - тук-тук-тук... Преступление
назревает, а я, получается, соучастник? И ведь решение-то рядом, как