Чтение 18–й страницы книги ~Зона~

го, у меня болят ногти и чешется позвоночник...

Однако в этот раз мне не повезло. Мой радикулит бесславно провалился.
Явшиц сказал мне;

- Можете идти, сержант.

И демонстративно раскрыл Сименона.

- Интересно, - сказал я, давая понять, что на врача ложится от-
ветственность за губительный ход болезни.

- Не задерживаю вас, - промолвил доктор. Я напился из цинкового бач-
ка, заглянул в ленинскую комнату.

Там в одиночестве сидел Фидель. Перед ним был

опрокинутый стул. Уподобляясь древним мастерам,

Фидель покрывал изысканной резьбой нижнюю часть

сиденья. При этом он что-то напевал.

- Здорово, - говорю.

Фидель отодвинул стул. Затем гордо поглядел на свою работу. Я прочел
короткое всеобъемлющее ругательство.

- Вот, - сказал он, - крик души! Потом спросил:

- Тебе Эдита Пьеха нравится? Только откровенно.

Еще бы,

- сказал я.

На лицо и на фигуру?

Ну.

- А ведь ее кто-нибудь это самое, - размечтался Фидель.

- Не исключено, - говорю.

- В женщине главное не это, - сказал Фидель, - главное - характер. В
смысле - положительные качества... У меня была одна чувиха в Сыктывкаре,
так я ей цветы дарил. Незабудки, розы, хризантемы всяческие...

- Врешь, - сказал я.

- Вру, - согласился Фидель, - только дело же не в этом. Дело в прин-
ципе... Ты в ночь заступаешь?

- Ну.

- В шестом бараке зеки что-то химичат. Сам опер предупреждал.

- А что конкретно?

- Не знаю, ты его спроси. Какую-то поганку заворачивают. Или просто
волынят...

-- Хорошо бы выяснить.

- Опера спроси...

Мы прошли через казарменный двор. Новобранцы занимались строевой под-
готовкой. Командовал ими сержант Мелешко. Завидев нас, он живо переменил
тон.

- Что, Парамонов, - заорал сержант, - яйца мешают?!

Отец Парамонова был литературоведом. Маршировать его сын не умел.
Гимнастерку называл сорочкой. Автомат - ружьем. Кроме того - писал сти-
хи. С каждым днем они звучали все похабнее...

Мы прошли вдоль уборной с распахнутой дверью. Оказались на питомнике.
Просторные вольеры были ограждены железными сетками. Там бесновались
злобные караульные собаки. Лохматая Альма от ярости грызла собственный
хвост. Ее шерсть была в крови...

Пахапиля не было. Инструктор Воликов что-то мастерил за столом. Перед
ним стоял репродуктор.

Задняя стенка была отвинчена. Я почувствовал острый запах канифоли.

Завидев нас, инструктор выключил паяльник.

- Хорошо у тебя, - сказал Фидель, - начальство редко заглядывает.

Мы оглядели бревенчатые стены. Небрежно убранную постель. Цветные фо-
тоснимки над столом. Таблицу футбольного чемпионата, гитару, инструкцию
по дрессировке собак...

- Попрут меня отсюдова, - заметил Воликов, - собаки буквально рехну-
лись. Выставляю Альму на блокпост. Зек идет вдоль забора - она хвостом
машет. А на солдат - бросается. Совсем одичала. Даже меня не признает.
Кормлю ее, падлу, через специальную амбразуру.

- Вот бы оказаться на ее месте, - сказал Фидель, - да капитану Токарю
горло перегрызть. А что, ей ведь трибунал не страшен...

- Если желаете, я щенков покажу, - сказал Воликов, натягивая брюки.

Мы, нагнувшись, прошли в специальный чулан. Там лежала на боку рыже-
ватая сука Мамуля. Она встревоженно подняла голову. Рядом, уткнувшись ей
в брюхо, копошились щенята.

- Не трогай, - сказал Воликов Фиделю.

Он стал брать щенков и передавать нам. У них были розовые животы.
Тонкие лапы дрожали.

Фидель поднес одного из них к лицу. Щенок лизнул его. Фидель засмеял-
ся и покраснел.

Мамуля беспокойно оглядывала нас и пошевеливала хвостом.

Несколько секунд все стояли молча. Затем Фидель воздел руки, как джа-
зовый певец Челентано на обложке грампластинки "Супрафон". Затем он пок-
рыл матом всех семерых щенков. Суку Мамулю. Ротное начальство. Лично ка-
питана Токаря. Местный климат. Инструкцию надзорсостава. И предстоящий
традиционный лыжный кросс.

- Надо за бутылкой идти, - сказал Воликов. Как будто увидел где-то
соответствующий знак.

- Нельзя, - сказал я, - мне вечером заступать.

- В шестом поганка начинается, слыхал?

- А что конкретно?

- Не знаю. Опер инструктировал.

- Пойди ты к Явшицу, - сказал Фидель, - инфаркт, мол... Кашляю... В
желудке рези...

- Я был. Он меня выставил.

- Явшиц совсем одичал, - заметил Воликов, поглаживая Мамулю, - абсо-
лютно... Прихожу как-то раз. Глотать, мол, больно. А он и отвечает: "Вы
бы поменьше глотали, ефрейтор!.." Намекает, козел, что я пью. Небось сам
дует шнапс в одиночку.

- Не похоже, - сказал я, - дед в исключительной форме. Кирным его не
видели.

- Поддает, поддает, - вмешался Фидель, - у докторов навалом спирта.
Почему бы и не выпить?..

- Вообще-то да, - говорю,

- Я слыхал, он Максима Горького загубил, еще когда был врагом народа.
А в шестидесятом ему помиловка вышла... Лев... реали... реалибитировали
его. А доктор обиделся: "Куда же вы глядели, пока я срок тянул?!." Так и
остался на Севере.

- Их послушать, - рассердился Воликов, - каждый сидит ни за что. А
шпионов я вообще не обожаю. И врагов народа тоже.

- Ты их видел? - спрашиваю.

- Тут попался мне один еврей, завбаней. Сидит за развращение малолет-
них.

- Какой же это враг народа?

- А что, по-твоему, - Друг? Воликов ушел помочиться. Через минуту
вернулся и говорит:

- Альма совсем одичала, начисто. Лает на меня, как будто я чужой. Я
раз не выдержал, подошел и тоже - как залаю. Напугал ее до смерти...

- На ее месте, - сказал Фидель, - я бы всем, и цирикам и зекам, горло
перегрыз...

- Нам-то за что? - поинтересовался Воликов.

- А за все, - ответил Фидель. Мы помолчали. Было слышно, как в чулане
пищат щенки.

- Ладно, - сказал Воликов, - так уж и быть. Он достал из-под матраса
бутылку вермута с зеленой этикеткой.

- Вот. От себя же и запрятал... И сразу нашел. Вермут был запечатан
сургучом. Фидель не захотел

возиться, ударил горлышком о край плиты.

Мя выпили из одной кружки. Воликов достал

болгарские сигареты.

- Ого, - сказал Фидель, - вот что значит жить без начальства. Все у
тебя есть - шнапс и курево.

А один инструктор на Веслянс, говорят, даже триппер подхватил...

За окном сержант Мелешко подвел взвод к уборной. Последовала команда:

- Оправиться!

Все остались снаружи. Расположились вокруг дощатой будки. Через мину-
ту снег покрылся вензелями. Тут же возникло импровизированное соревнова-
ние на дальность. Насколько можно было видеть, победил Якимович из Гоме-
ля...

Белый дым вертикально поднимался над крышей гарнизона. Застиранный
флаг уныло повис. Дощатые стены казались особенно неподвижными. Так мо-
жет быть неподвижна лодочная пристань возле стремительной горной реки.
Или полустанок, на котором экспресс лишь слегка тормозит, а затем мчится
дальше.

Дневальные в телогрейках расчищали снег около крыльца широкими фанер-
ными лопатами. Деревянные ручки лопат блестели на солнце. Зеленый грузо-
вик с брезентовым фургоном остановился у дверей армейской кухни...

- Боб, ты к зекам хорошо относишься? - спросил Фидель, допивая вино.

- По-разному, - сказал я.

- А я, - сказал Воликов, - прямо кончаю, глядя на зеков.

- А я, - говорит Фидель, - запутался совсем...

- Ладно, - говорю, - мне на дежурство пора...

Я зашел в казарму, надел полушубок и разыскал лейтенанта Хуриева. Он
должен был меня проинструктировать.

- Иди, - сказал Хуриев, - будь осторожен! Лагерные ворота были рас-
пахнуты. К ним подъезжали автозаки с лесоповала. Заключенные сидели а
кузове на полу. Солдаты разместились за барьерами возле кабин. Когда ма-
шина тормозила, они спрыгивали первыми, затем быстро отходили, держа ав-
томаты наперевес. После этого спрыгивали заключенные и шли к воротам.

- Первая шеренга - марш! - командовал Тваури. В правой руке он держал