Они разошлись в разные стороны, Марина же прошла медленно совсем близко от
того куста, где притаился рыцарь. Нечего было ждать ему теперь и он
вернулся в город с затянувшейся прогулки, и сердце его было усталым и
тосковало, словно возвращался он с битвы, потеряв лучших друзей. Он вошел в
свои покои и лег в постель, лег как вошел. Видения бесовского сборища
проносились перед ним и он знал, что должно делать. Fais se que dois, -
adviegne que peut. C'est commande au chevalier. Не иначе, это опасные
заговорщики - не еретики даже, открытые враги, что небывалая редкость. Но
сердце его говорило - не смей.
Ближе к полночи в темном окне его раздался стук. И сразу оно отворилось,
хотя и было заперто изнутри, и в комнату его влетел ветер - чужой,
зловещий. Он обернулся, на подоконнике одинокая сидела давешняя пани.
- Только не думай, будто я на помеле прилетела, - сказала она, пытаясь
отдышаться, словно долго бежала, - я просто хорошо лазаю по деревьям и
стенам, оказывается. Правда... - она посмотрела на руки, ободранные в
кровь.
Станислав молча встал и подошел к окну. Его ночная гостья не шелохнулась,
оставаясь безмятежно на узком подоконнике. Девушка ночью в доме незнакомого
мужчины, особенно если ведьма, да к тому же через окно...
- Представляться я не буду, - сказала она, помолчав, - ты меня и так
знаешь. Сегодня пан Станислав имел неосторожность прогуливаться рядом с
холмами духов, и духи выдали его нам.
Лунный свет попал в окно, как в сеть. Станислав увидел, она улыбнулась:
- Такие гуляния - не от ума. И то, что будет дальше - тоже.
Он молчал в ответ, тихо сходя с ума. А Марина говорила очень медленно, и
еще медленнее понимал он, что происходит. Неладное. Но неотвратимое.
- Вот нож, - она показала ему острый клинок отменной работы, видно
привозной, - возьми его и обещай мне делать все, что я скажу.
Душа его онемела, но любовь вложила в уста новые слова:
- Да, я клянусь тебе.
Он медленно взял протянутый клинок.
- Завтра в церкви, - сказала она тогда, - ты встанешь на обедне рядом с
вашим епископом - насколько можешь, рядом. После же убьешь его. А потом
убей всякого, кто посмеет поднять руку на моего посланца. Но не тронь
никого, кто отшатнется, ведь не тебя устрашатся они - гнева.
Станислав склонил перед ней голову, обрекая себя на огненное проклятие. Он
спросил разрешения поцеловать ее раненые ладони, чтобы верность его
облегчила ее боль.
- Лучше тогда исполни мою просьбу, - сказала Марина, - мне очень больно от
того, что ты убил тех, кто был мне так дорог...
Она не разрешила, но и не запретила. И Станислав решился все же
прикоснуться к ней и сделал это. Она не ответила, не протестовала. Верно,
думалось ей о своем, а рыцарь, так низко павший у ее ног, был на самом деле
далеко далеко от нее.
Он предложил ей свое сердце в обмен на ее благосклонность, ибо не
представлял себе больше жизни без ее глаз.
- Ты идешь на опасное дело, - сказала Марина, - не будь так уверен, что
тебе предстоит жить.
Тогда он предложил ей спасти и ее, и ее братьев по вере - он знал, что их
ищут и опасность угрожает им. Марина тихо кивнула ему, соглашаясь, если все
пройдет удачно, встретиться на углу двух старых улиц, им одним известном,
чтобы он увез ее в Могилев, и дальше - в родную Варшаву...
Он словно горел в бреду, даже не заметил, как она ушла. А его сморил
тягостный сон без снов...
Наутро Станислав спрятал острый кинжал так, чтобы не вызвать подозрений и
отправился в церковь на праздничную службу. На то были свои поводы, и
немало. Успех в последние месяцы неизменно сопутствовал польскому оружию,
противящиеся трону были повергнуты в уныние, и даже борьба с врагами веры
христовой принесла неожиданный в этой глуши успех. Он узнал, что назавтра
ему предстоит покидать город и ехать во Францию, и сам не заметил, как