ка зрения неправомочна. И даже прихлопнул листок ладонью.
решимо точно воссоздать картину, живущую в моем воображении, когда у мо-
ей фразы будет тот же аллюр, что у этой четкой рыси - раз-два-три,
раз-два-три, - все остальное пойдет легче, а главное, иллюзия с первой
же строчки достигнет такой силы, что смело можно будет сказать: "Шапки
долой!"
не согласится отдать вот такую фразу в руки издателя. Хотя временами эта
фраза и дает ему чувство авторского удовлетворения, он отлично понимает,
что пока еще она полностью не передает реальной картины, написана как-то
слишком легковесно и это, пусть отдаленно, все-таки роднит ее со штам-
пом. Примерно таков был смысл его речей, когда за окном вдруг раздался
топот ног бегущих людей. Риэ поднялся.
но, добавил: - Когда все это будет кончено...
цу, и мимо прошли два человека. Очевидно, они направлялись к городским
воротам. И действительно, кое-кто из наших сограждан, потеряв голову от
зноя и чумы, решил действовать силой и, попытавшись обмануть бди-
тельность кордона, выбраться из города.
рождающейся паники, но действовали если не более успешно, то упорнее и
хитрее. Для начала Рамбер проделал все официальные демарши. По его сло-
вам, он всегда считал, что настойчивость рано или поздно восторжествует,
да и с известной точки зрения умение выпутываться из любых положений
входило в его профессию. Поэтому он посетил множество канцелярий и лю-
дей, чья компетенция обычно не подлежала сомнению. Но в данном случае
вся их компетенция оказалась ни к чему. Как правило, это были люди, об-
ладавшие вполне точными и упорядоченными представлениями обо всем, что
касалось банковских операций, или экспорта, или цитрусовых, или винотор-
говли, люди, имевшие неоспоримые знания в области судебных разбира-
тельств или страхования, не говоря уже о солидных дипломах и немалом за-
пасе доброй воли. Как раз и поражало в них наличие доброй воли. Но во
всем касающемся чумы их знания сводились к нулю.
Его аргументы в основном сводились к тому, что он, мол, чужой в нашем
городе и поэтому его случай требует особого рассмотрения. Как правило,
собеседники охотно соглашались с этим доводом. Но почти все давали ему
понять, что в таком точно положении находится немало людей и поэтому
случай его не такой уж исключительный, как ему кажется. На что Рамбер
возражал, что если даже так, суть его доводов от этого не меняется, а
ему отвечали, что все-таки меняется, так как власти чинят в таких случа-
ях препятствия, боятся любых поблажек, не желая создать так называемый
прецедент, причем последнее слово произносилось с нескрываемым отвраще-
нием. Рамбер как-то сообщил доктору Риэ, что таких субъектов по создан-
ной им классификации он заносит в графу "бюрократы". А кроме бюрократов,
попадались еще и краснобаи, уверявшие просителя, что все это долго не
протянется, а когда от них требовали конкретного решения, не скупились
на добрые советы, даже пытались утешать Рамбера, твердя, что все это
лишь скоропреходящие неприятности. Попадались также сановитые, эти тре-
бовали, чтобы проситель подал им бумагу с изложением просьбы, а они из-
вестят его о своем решении; попадались пустозвоны, предлагавшие ему ор-
дер на квартиру или сообщавшие адрес недорогого пансиона; попадались пе-
данты, требовавшие заполнить по всей форме карточку и тут же приобщавшие
ее к делу; встречались неврастеники, вздымавшие к небу руки; встречались
несговорчивые, отводившие глаза; и наконец, и таких было большинство,
встречались формалисты, отсылавшие по привычке Рамбера в соседнюю канце-
лярию или подсказывавшие какой-нибудь новый ход.
достаточно ясное представление, что такое мэрия или префектура, еще и
потому, что вынужден был сидеть часами в ожидании на обитой молескином
скамейке напротив огромных плакатов - одни призывали подписываться на
государственный заем, не облагаемый налогами, другое - вступить в коло-
ниальные войска;
прочесть не больше, чем на скоросшивателях и полках с папками. Правда,
было тут одно преимущество, как признался не без горечи Рамбер доктору
Риэ: все эти хлопоты заслонили от него истинное положение дел. Фактичес-
ки он даже не заметил, что эпидемия растет. Не говоря уже о том, что дни
в этой бесполезной беготне проходили быстрее, а ведь можно, пожалуй,
считать, что в том положении, в котором находился весь город, каждый
прошедший день приближает каждого человека к концу его испытаний, если,
понятно, он до этого доживет. Риэ вынужден был признать, что такая точка
зрения не лишена логики, но заключенная в ней истина, пожалуй, чересчур
обща.
префектуры он получил анкету с просьбой заполнить ее как можно точнее.
Пославших анкету интересовало: его точные имя и фамилия, его семейное
положение, его доходы прежние и настоящие, словом, то, что принято назы-
вать curriculum vitae*. В первые минуты ему показалось, будто эту анкету
разослали специально тем лицам, которых можно отправить к месту их обыч-
ного жительства. Кое-какие сведения, полученные в канцелярии, правда,
довольно туманные, подтвердили это впечатление. Но после решительных ша-
гов Рамберу удалось обнаружить отдел, рассылающий анкеты, и там ему со-
общили, что сведения собирают "на случай".
рет, и тогда, с одной стороны, отдел сможет сообщить об этом прискорбном
факте его родным, а с другой - установить, будет ли оплачиваться содер-
жание его, Рамбера, в лазарете из городского бюджета, или же можно будет
надеяться, что родные покойного покроют эту сумму. Конечно, это доказы-
вало, что он не окончательно разлучен с той, что ждет его, - раз их
судьбой занимается общество. Но утешение было довольно жалкое. Более
примечательно то - и Рамбер не преминул это заметить, - что в самый раз-
гар сурового бедствия некая канцелярия хладнокровно занималась своим де-
лом, проявляла инициативу в дочумном стиле, подчас даже не ставя в из-
вестность начальство, и делала это лишь потому, что была специально соз-
дана для подобной работы.
но самым тяжелым. Это был период оцепенения. Журналист уже побывал во
всех канцеляриях, предпринял все необходимые шаги и понял, что с этой
стороны, по крайней мере на данное время, выход надежно забаррикадиро-
ван. Тогда он стал бродить из кафе в кафе. Утром усаживался на террасе
кафе перед кружкой тепловатого пива и листал газеты в надежде обнаружить
в них хоть какой-то намек на близкий конец эпидемии, разглядывал прохо-
жих, с неприязнью отворачивался от их невеселых лиц и, прочитав десятки,
сотни раз вывески расположенных напротив магазинов, а также рекламу зна-
менитых аперитивов, которые уже не подавали, поднимался с места и шел по
желтым улицам города куда глаза глядят. Так и проходило время до вечера,
от одинокого утреннего сидения в кафе до ужина в ресторане. Именно вече-
ром Риэ заметил Рамбера, стоявшего в нерешительной позе у дверей кафе.
Наконец он, видимо, преодолев колебания, вошел и сел в дальнем углу за-
ла. Близился тот час - по распоряжению свыше он с каждым днем наступал
все позже и позже, - когда в кафе и ресторанах дают свет. Зал заволаки-
вали сумерки, водянистые, мутно-серые, розоватость закатного неба отра-
жалась в оконных стеклах, и в сгущающейся темноте слабо поблескивал мра-
мор столиков. Здесь, среди пустынной залы, Рамбер казался заблудшей
тенью, и Риэ подумалось, что для журналиста это час отрешенности. Но и
все прочие пленники зачумленного города проходили так же, как и он, свой
час отрешенности, и надо было что-то делать, чтобы поторопить минуту ос-
вобождения. Риэ отвернулся.
запрещен. Но в зал ожидания, куда попадали с площади, дверей не запира-
ли, и иногда в знойные дни там укрывались нищие - в залах было свежо,
как в тени. Рамбер приходил на вокзал читать старые расписания поездов,
объявления, запрещающие плевать на пол, и распорядок работы железнодо-
рожной полиции. Потом он садился в уголок. В зале было полутемно. Бока
старой чугунной печки, не топленной уже многие месяцы, были все в разво-
дах от поливки дезинфицирующими средствами. Со стены десяток плакатов
вещал о счастливой и свободной жизни где-нибудь в Бандоле22 или Кан-
нах23. Здесь на Рамбера накатывало ощущение пугающей свободы, которое
возникает, когда доходишь до последней черты. Из всех зрительных воспо-
минаний самыми мучительными были для него картины Парижа, так по крайней
мере он уверял доктора Риэ. Париж становился его наваждением, и знакомые
пейзажи - вода и старые камни, голуби на Пале-Рояль24, Северный вокзал,
пустынные кварталы вокруг Пантеона25 и еще кое-какие парижские уголки -
убивали всякое желание действовать, а ведь раньше Рамбер даже не подоз-
ревал, что любит их до боли. Риэ подумал только, что журналист просто
отождествляет эти образы со своей любовью. И когда Рамбер сказал ему
как-то, что любит просыпаться в четыре часа утра и думать о своем родном
городе, доктор без труда сопоставил эти слова со своим сокровенным опы-
том - ему тоже приятно было представлять себе как раз в эти часы свою
уехавшую жену. Именно в этот час ему удавалось ощутить ее взаправду. До
четырех часов утра человек, в сущности, ничего не делает и спит себе
спокойно, если даже ночь эта была ночью измены. Да, человек спит в этот
час, и очень хорошо, что спит, ибо единственное желание измученного тре-
вогой сердца - безраздельно владеть тем, кого любишь, или, когда настал
час разлуки, погрузить это существо в сон без сновидений, дабы продлился
он до дня встречи.
Березин Федор
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Шидловский Дмитрий
Маккэфри Энн