открытую. Склеила для начала одного пожилого киношника - не будем
называть фамилий! - тот снял ее в своей маразматической ленте. Толку
от этого получилось чуть, продолжения не последовало. Нонка пошла по
рукам, начала пить: все же много, знаешь, значит привычка к
относительной роскоши и безделью: формируется особая психология,
элитарно-люмпенская. То же и с Вольдемаром: долго он и в Мухосранске
не удержался, вернулся в Москву. Паразитировал на старых приятелях,
знакомых отца, спекулировал именем: сын лейтенанта Шмидта, - спивался
и в конце концов угодил под машину. Неужели самоубийство? спросил
Арсений. Вряд ли, ответил Леша. Хотя, говорят, из-за Нонки переживал
сильно: она его, как он вернулся, и знать не захотела. Еблась чуть не
у него на глазах. А сейчас ты имеешь возможность наблюдать последний
акт моей будущей комедии, и Леша картинно выбросил руку в направлении
Арсениева взгляда.
уронив голову на грязную, неприбранную скатерть. В ресторане почти
никого не было; вместо люстры горело дежурное бра, сквозь щель в шторе
пробивался блик уличного фонаря, да падала из кухни косая полоска
света, перекрываемая время от времени последними сонными официантками.
Подошел швейцар: закругляйтесь, Алексей Николаевич, пора. Видишь?
победно посмотрел Леша на Арсения. Уважают. Но имени-отчеству! и
отнесся к швейцару: сейчас, дядя Дима, идем. Швейцар кивнул и
направился к Нонке, потряс за плечо: эй, слышь? Дома спать будешь!
Давай-давай, мотай отсюдова! Понимаешь, старик, меж тем договаривал
порядком набравшийся Леша, чем привлекла меня Нонкина история? Сюжет -
нарочно не придумаешь: как в капле воды - вся наша паскудная жизнь.
Ведь не случись аварии, не останься наша парочка без поддержки
родителей - тех и других, хоть Нонкины и рангом пониже, - Вольдемар,
безусловно, стал бы главным где-нибудь в Москве, закрепился бы,
критика придумала бы ему особый стиль и художественные открытия;
Нонка: вот она, блядь блядью, ничего больше, - артисткою, заслуженной
или народной. А сами по себе они, как видишь, пшик! Вс° на
знакомствах, на связях, на родственниках, тут Леша запнулся - видать,
немножко неловко стало от столь вдохновенно провозглашаемого пуризма.
Если честно, я, конечно, и сам в свое время... извинился. Но знаешь,
как трудно пробить первую пьесу! Ладно, вздохнул Леша. Не об том речь.
Слушай дальше. Название я придумал с двойным дном: АВТОМОБИЛЬНАЯ
КАТАСТРОФА. Правда, официально у нас катастроф не происходит никаких,
даже автомобильных, - ДТП, дорожно-транспортные происшествия, так и
пишут в протоколах, я специально в ГАИ узнавал, - но для пьесы
сгодится. Мне ведь хочется выразить нечто большее, чем ДТП... Нечто,
если угодно, возвышенное. Немного, конечно, мелодраматическое
название, но ведь можно понимать и с иронией. А? И еще финал изменю.
Вот, слушай, как по-твоему? пусть Вольдемар спивается, пусть Нонка
блядует - все как в жизни. Только пусть она его не бросает, а? Пусть
кормит своим блядством! Из любви ли, из жалости, из воспоминаний?
Эдакий, понимаешь, просветленный момент. Как, понимаешь, у
Достоевского. Пусть! согласился Арсений. Кормит - пусть.
Нонка сделала резкий пас к столику, из-за которого уже вставали Леша с
Арсением: мальчики! У вас в-выпить не найдется? Держи, Леша налил себе
и широким жестом протянул бутылку, на донышке которой плеснулись
остатки. Нонна глотнула из горлышка, вытерла рот рукавом и полезла
благодарить почему-то Арсения: ты н-настоящий друг! Н-не то что эти...
уб-блюдк-к-ки! Дай я тебя поцелую. Хочешь, поехали ко мне? И приятеля
т-твоего прих-хватим? А? Не надо, брезгливо отстранился Арсений,
уронил голову на руки и прошептал: ради Бога - не надо! Или это уже
была не Нонна - Лика?
воображении. Такими видениями уговаривал себя не принимать случившееся
слишком близко к сердцу, не бросать институт, не уезжать из Москвы.
Такими доводами пытался убедить себя, что Их система ценностей не
стоит ни гроша, и сами Они не стоят, чтобы рваться в Их общество. Но
иногда, помимо воли, образовывались в голове и совсем другие сюжеты:
со сладострастием мазохиста Арсений сочинял, например, от имени Нонны
письмо к вымышленной подруге, в котором подробно и сочно, не смягчая
красок, живописал злополучную ночь на даче, собственную
самовлюбленность, обернувшуюся предательством, наделял Вольдемара
несказанною нежностью, против которой невозможно оказалось устоять.
неудача с Нонною и где он барахтался больше года среди визга
экстренных торможений, мечтаний о дуэли и суицидальных приготовлений,
Арсений выплыл повзрослевшим и обнаружил воздушные замки детства и
юности, столь старательно воздвигавшиеся родителями и авторами книжек
с картинками, невосстановимо рухнувшими. Сквозь облака едкой,
вызывающей слезы и кашель пыли, что висела над местом крушения,
Арсений увидел жизнь жесткой и противоречивою; противоречивым и не
слишком себе самому симпатичным увидел Арсений и себя: со сравнительно
идеальными мотивами в нем, оказывается, мирно уживались и жестокость,
и расчетливость, и цинизм, и стремление к суетным ценностям и благам.
Арсений никак не умел, хоть и пытался, и не отсюда ли возникла Ирина,
принесшая-таки в приданое и Прописку, и дачу, и даже Lжигулиv -
правда, отцовы, по доверенности, с униженными просьбами о ключах, с
подробнейшими обсуждениями маршрутов, с точнейшими калькуляциями
времени и бензина. Считалось, что Арсений Ирину любит, но после Нонны,
в глубине лишенной девственности души, он уже не мог быть уверенным ни
в чем, даже в любви к Нонне. Во всяком случае, стихи, которые он писал
Ирине, могли бы ее насторожить, если б она не придерживалась
неколебимого убеждения, что стихи - это цацки, игрушки, выдумки и к
реальной жизни отношения не имеют, или если бы к скорейшему браку с
Арсением у Ирины и ее родителей не существовало самых веских и
секретных причин.
после ухода Нонны стали расти словно грибы после дождя, к моменту
встречи с Ириною успели приобрести точность, искренность и способность
выражать невыразимое, и сочинять их стало привычным и необходимым
занятием, а где-то вдали замаячил невнятный, пугающий, но
притягательный образ прозы. За это, во всяком случае, Нонну и
Вольдемара следовало поблагодарить.
заботу о ней; Вольдемар остался после института в Театре, где и
поставил на малой сцене два несколько бледных и вычурных спектакля, на
которые, впрочем, находилось довольно любителей.
бросила супруга (или он ее), устроилась в ленинградский Интурист
сезонной переводчицею, блядовала с надрывом. Встретившись с нею
несколько лет спустя, Арсений поразился особому ее шарму, грусти и
мудрости глаз. Из хорошенькой провинциальной девочки она превратилась
в чуть порочную и удивительно красивую женщину. Боже! если б она тогда
была такою - Арсений не сумел бы оставить ее, не сумел бы даже
влюбиться в Нонну. Но нынешнее качество Виктории и м-ские развод и
больница заплетены в такое неразрывное, в такое нераспутываемое
кружево! Неужто единственный путь к подлинной красоте действительно
лежит через страдание? Недавно Виктория снова вышла замуж - за сына
ливанского миллионера - и уехала с ним в Париж, где, как обещал
миллионер, они и будут жить.
Виктории, если Виктория вспомнит вторую свою фамилию и свяжет ее с
Арсением, если прочтет книгу - как будет прекрасно! мечтал Арсений.
Когда он думал о Виктории, ему уже казалось: роман пишется только ради
нее.
оставил Викторию, та была любовницею лучшего его друга Равиля.