художнице; и все же эта фраза выпадала из общего стиля, в каком Мария-Клод
обычно вела разговор.
голосом. - Тебе не стоит ее носить!
подвеска безобразна. Безобразным было прежде всего то, что она хотела видеть
безобразным, а красивым - то, что она хотела видеть красивым. Украшения ее
друзей априори были прекрасны. И даже найди она их некрасивыми, она скрыла
бы это, ибо лесть давно сделалась ее второй натурой.
она вправе посчитать безобразной?
подвеску только потому безобразной, что могла себе это позволить.
дать понять: она может себе позволить сказать Сабине, что ее подвеска
безобразна.
очень-то добивалась расположения Сабины. Напротив, у Сабины было основание
добиваться благосклонности Марии-Клод. Однако на ее поведении это никак не
отражалось.
понять Сабине и другим, каково между ними двумя истинное соотношение сил.
похожими на витрины магазинов, маленькие комнатки проституток, что сидят в
одном белье у самых стекол в креслицах, выстланных подушками. Они напоминают
больших скучающих кошек.
века.
разливается резкий запах мочи.
белые стены, колонны, свод и окна. На стенах - ни одной картины, нигде ни
одной статуи. Собор пуст, как спортивный зал. Лишь посреди него большим
четырехугольником расставлены ряды стульев, окружающих миниатюрный помост со
столом для проповедника. Позади стульев - деревянные кабины, ложи для
богатых семейств горожан.
колонн, словно возжелали выразить готической архитектуре свое равнодушие и
презрение. Уже столетия назад кальвинистская вера превратила собор в
обыкновенный ангар, единственным назначением которого стало оберегать
молитву верующих от дождя и снега.
родине были национализированы все замки и превращены в ремесленные училища,
в дома для престарелых или просто в коровники. В один такой коровник
случилось ей заглянуть: в лепные стены были вбиты крюки с железными кругами,
а к ним привязаны коровы, мечтательно глядевшие из oкон в замковый парк, где
бродили куры.
скульптуры, картины, стулья, кресла, ковры, книги, а потом приходит минута
радостного облегчения, когда они сметают все это, как мусор со стола. Ты
можешь представить себе Геркулесову метлу, которая вымела бы этот собор?
богатые сидели в ложах. Но существовало Нечто, что связывало банкира и
бедняка: ненависть к красоте.
недавний вернисаж, на который ему пришлось сопровождать свою жену.
Бесконечная тщета речей и слов, тщета культуры, тщета искусства.
марши, постоянно звучавшие из репродукторов, так травили ей душу, что
однажды в воскресенье она села на мотоцикл и умчалась далеко в горы.
Остановилась в незнакомой деревеньке, затерянной среди холмов. Приставила
мотоцикл к стеке храма и вошла внутрь. Как раз служили мессу. Религия тогда
преследовалась режимом, и большинство людей избегало ходить в церковь. На
скамьях сидели одни старики и старушки, ибо режима они уже не боялись.
Боялись только смерти.
хором. Это были литании. Одни и те же слова всякий раз возвращались, точно
странник, который не может оторвать глаз от пейзажа, или как человек,
который не в силах расстаться с жизнью. Она сидела сзади на скамье и то
закрывала глаза, чтобы слышать лишь эту музыку слов, то снова их открывала:
вверху она видела голубой свод и на нем большие золотые звезды. Она была
очарована.
она хороню понимала, что этот храм и эти литании были прекрасны не сами по
себе, а именно в сочетании с молодежной стройкой, на которой она проводила
дни в гуле песен. Месса была прекрасна потому, что явилась ей внезапно и
тайно, как отверженный мир.
встретить ее лишь тогда, когда гонители по ошибке забудут о ней. Красота
спрятана за кулисой первомайского шествия. Если мы хотим найти се, мы должны
разорвать холст декорации.
восхищение пробудил в нем не дух протестантизма или аскетизма, а нечто
другое, нечто совсем особое, о чем он не решался сказать Сабине. Ему
казалось, что он слышит голос, который призывает его взять в руку
Геркулесову метлу и вымести из своей жизни вернисажи Марии-Клод, певцов
Марий-Анн, конгрессы и симпозиумы, пустые речи. пустые слова. Огромный
пустой простор амстердамского собора явился ему как образ собственного
освобождения.
гладила руки Франца и говорила: - Поразительно, какие у тебя мускулы.
с гул за ножку у самого пола и начал медленно поднимать кверху.
обстоятельствах. Я когда-то участвовал в соревнованиях по дзюдо.
сказала: - Приятно видеть, что ты такой сильный.
устремлена лишь вовне. По отношению к людям, с которыми он живет, которых
любит, он слаб. Слабость Франца называется добротой. Франц никогда не смог
бы ничего приказать Сабине. Он никогда не потребовал бы от нее, как некогда
Томаш, положить на пол зеркало и ходить по нему обнаженной. И не то чтобы
ему недоставало чувственности, ему недостает силы приказывать. Существуют
вещи, которые можно осуществить только насилием. Телесная любовь немыслима
без насилия.
это зрелище представлялось ей гротесковым; на нее нашла странная грусть.
неплохо от того, что я сильный, но к чему в Женеве мои мускулы? Я ношу их
как орнамент. Как павлиньи перья. Я ни с кем в жизни не дрался.
она его вынесла? И пяти минут было бы много! Стало быть, ее не устроит ни
один мужчина. Ни сильный, ни слабый.
против меня?
вторых, этой фразой Франц дисквалифицирует себя в ее эротической жизни.
одном из писем. Франц уже не помнит где. Формула заинтересовала его. Что
это, жить в правде? Определить это через отрицание несложно: это значит не
лгать, не прятаться, ничего не утаивать. С тех пор как Франц узнал Сабину,
он живет во лжи. Он рассказывает жене о конгрессе в Амстердаме и о лекциях в
Мадриде, которых и в помине не было, и боится пройтись с Сабиной по
женевской улице. И ему даже нравится лгать и скрываться, поскольку оп
никогда прежде не делал этого. Он приятно возбужден, словно первый ученик в
классе, набравшийся смелости хоть раз в жизни прогулять уроки.
при условии, что мы живем без зрителей. В минуту, когда к нашему поведению
кто-то приглядывается, мы волей-неволей приспосабливаемся к наблюдающим за
нами глазам и уже все, что бы мы ни делали, перестает быть правдой. Иметь
зрителей, думать о зрителях - значит жить во лжи. Сабина ни в грош не ставит
литературу, где авторы обнажают всю подноготную своей жизни и жизни своих
друзей. Человек, утрачивающий свое сокровенное, утрачивает все, думает
Сабина. А человек, который избавляется от него добровольно, не иначе как
монстр. Поэтому Сабина вовсе не страдает от того, что ей приходится утаивать
свою любовь. Напротив, лишь так она может "жить в правде".
общественную сферу заключен источник всяческой лжи: в частной жизни человек
один, а в общественной - совсем другой. "Жить в правде" для него значит