Ипатьевна.
весело вылетали почти из-под ног Федора.
остановок до деревушки Петрово. Воспоминание влекло его. Здесь, в лесу,
вернее в заброшенном дворянском парке, неподалеку от единственной, нелепо
оставшейся скамейки, несколько лет назад он убил задумчиво читающего про
себя стихи юношу. И кажется, потом укусил его в шею... Федор неповоротливо
вылез на остановке и огляделся: та же или чуть непохожая дорога вела в
близкий, наступающий лес.
нее были словно вставленные с неба. Федор загрустил: такую он не прочь был
убить.
убивал только из общих свойств своей души, и на "благословенных", которых он
к тому же еще любил, испытывая к ним, пока они были живы, сквозь свою
угрюмую и нездешнюю душу какое-то томное влечение.
Соннов любил всех, уже другой, ровной, сладостной, почти религиозной
любовью. Как только человек исчезал, убитый им, то из предмета раздражения и
загадок он постепенно превращался для Федора в тихое, святое, хоть и
непонятное существо.
убийства Федор воздвигал как бы невидимые храмы, часто молясь там за самого
себя. Да и в отсутствии, в дороге ли, в уединении Федор не раз с умилением
обращался к убиенным, просил их о помощи, земной или небесной.
на том свете было единственной причиной того, что Федор иногда сам порывался
на тот свет. Он почему-то считал, что они гарантируют ему личное бессмертие.
скамейки, слова Ипатьевны. В воздухе или в воображении носились образы
убиенных; они становились его ангелами-хранителями.
своеобразно молился, похлопывая себя по ляжке. Не каждый раз ему выпадали
такие минуты; он берег их, наслаждаясь своим умилением... Обычно они
прерывались, резко и внезапно, и Федор оказывался в своем постоянном,
полупомешанном состоянии.
существованием, и Федор начал сопеть в пустоту. Оглянувшись, удовлетворенно
встал и погрозил кулаком, в небеса... Разрыхляясь пошел вглубь, в лес, в
сумасшествие... Все родное, привычное уже жило в груди... Плутая по
тропинкам, заходя все дальше и дальше, Федор жаждал убийства.
сознательное, за кустарником, на пне, он увидел сидящего пожилого человека,
внутренне напоминающего старика. Он был худ, длинен, немного сед, и лик имел
благообразноустрашающий, словно молящийся Диавол. Впрочем Соннов не
застревал на его лице. Осторожно убедившись в одиночестве человека, он
крупным, решительным шагом, слегка пошатываясь от нетерпения, пошел к нему.
Морду свою Федор выпятил вперед, на жертву, и, ничуть не скрываясь, вынул из
кармана огромный, заржавленный нож.
он, хмуро и отсутствующе подозрительно смотрел на Федора, понемногу понимая,
что этот неизвестный хочет его убить. Федор приближаясь, глядел внутрь
жертвы, пытаясь выковырить сущность. Внезапно, когда Соннов был уже
недалеко, человек резко скинул с себя портки вместе с нелепыми подштанниками
и, повернувшись, чтоб было виднее показал Федору свое нижнее место.
у этого мужчины нижнее место - пустое. Ни члена, ни яичек не было. Тем не
менее мужчина выставлял свою пустоту напоказ и даже старался, чтоб до Федора
все дошло. Соннов выронил нож из рук.
Федору и протягивая руку. - Михеем.
нижнее пустое место. Михей в свою очередь вдруг как-то сразу почувствовал,
что его не будут убивать. Не надевая порток, он присел на ближайший пень.
Федор расположился рядом, на земле.
пачку сигарет.
место.
ночам.
сарае. А Ванютка прижег.
Михей смотрел на него удивленно-радостный. Его благообразно-подвижное,
значительное лицо щерилось в поганой улыбке.
показывая не то себе на голову, не то глубоко под землю.
наоборот, теперь после встряски, он выглядел степенно-значительно и как-то
мудрено; благообразный, он в чем-то поучал Федора. Соннов слушал его с
мутным, видимым удовольствием. Один: длинный, в седине,
сумасшедше-благостный, другой: пониже, коренастый, с волчье-понимающим лицом
- такими они шли по дороге, к деревне.
в грязненькой полупивной, около остановки автобуса. Михей жил один,
недалеко, в соседнем селе-пригороде. Но Федор звал его к себе, в малое
гнездо.
человек, а одна видимость", - с удовольствием думал Федор.
надоело, а не из-за умствованья. Знаю я этих сектантов - тьфу...
Мичтатели... Они меня за своего принимають. Если хошь, - Михей харкающе
наклонился к лицу Федора, - я покажу тебе их... тут... Неподалеку... Я
знаю... Только тсс... в секрете...
встретиться завтра, здесь, у остановки, а пока разойтись по норам.
условленном месте. Первый раз в жизни у него появился вроде как друг.
значительно.
Федора вкось, в проулки...
В его комнате было почти пусто; рваная кровать хоронилась в углу. На
табуретке лежала селедка и книга. Федор со своим нежданным дружком, стал
чаевничать. Пар от кипятка заволакивал их лица. Федору все больше и больше
нравился Михей:
как-то невидимо раскраснелось и он действительно, вместе с сознанием своим,
куда-то уплывал. Федор угрюмо разнеживался, точно с его суровой, твердой,
как камень души, стекали капельки расположения. Но все-таки вид его был
дикоотчужденный, особенно, когда он смотрел в окно. Михей осторожно встал и
улыбчиво, нежно прикоснулся к плечу Федора: - Убить меня хотел, но
погнушался, как я показал, раскинувшись... Сердечный." Михей вообще очень
любил, когда им гнушались; это доставляло ему большую радость и
независимость. Не раз он обнажал свою пустоту на людях, любуясь собой и их
отвращением. А на этот раз "обнажение" спасло ему жизнь. Михею так нравилось
об этом вспоминать, что он все время блаженно скалил зубы и подхихикивал.
Ему пришло в голову и в дальнейшем защищать свою жизнь таким странным
образом, особенно от бандитов.
считал его неким богом самим по себе, хотя иногда ласково его журил.
которая в "большой тайне" образовалась в этом пригороде-селе; потому он и
сам здесь поселился.
"независимо", "по своей волюшке и хотению". Но случилось так, что об этом
пронюхал жирный, с вывороченными глазами скопец, который решил, что Михей
это сделал "из умствования", по "ихнему". Михей для благообразности со всем
соглашался и ненароком проник в потаенную скопческую секту, найдя там уют.
голубями", как они себя называли, а воробышками; Господа или Творца
вселенной Михей, обтирая крошки со рта, любовно называл - "хозяином", но
внутренне считал, что сам он не имеет к Творцу никакого отношения. А о
скопцах-сектантах говорил так: "это они все для Хозяина свой член обрываю...
А я сам по себе, я свою особую загадку имею и по ней решаю, что мне
обрывать, что оставлять". Но все-таки к скопцам он относился безвредно,
жалеючи их. Остальных же людей Михей почти не признавал.
Русанов Владислав
Акунин Борис
Семенова Мария
Пехов Алексей
Шилова Юлия