выходит каждую ночь и воет на луну, потому что он не может умереть, пока
мировая революция окончательно не победит, и после всего этого признания
Маша устаTт от боли и, всхлипывая, воет, повторяя одно и то же, хотя
Надежда Васильевна ругает еT матом, а Ольга Матвеевна крутит и надкусывает
ей пальцы, до крови, а потом они еT бьют по лицу, и она даже руками не
может закрыться, потому что руки ей связали за спиной, рот разбили, и нос,
а потом Ольга Матвеевна спички зажигает и подпаливает девочке волосы и уши,
а Надежда Васильевна голову Маше держит набок, тогда Маша ещT, плача,
признаTтся, что Настя ХвощTва онанировала на портрет красногвардейского
матроса, бьющего белую сволочь мускулистыми руками и ногами, и засовывала
портрет себе под майку, и спала с ним. Потом Маша орTт, что ни в чTм не
виновата, чтобы отпустили, что она больше не будет, а Ольга Матвеевна даTт
Надежде Васильевне ремень, и та начинает сзади им Машу душить, а сама Ольга
Матвеевна приседает перед девочкой на корточки, налегает грудью ей на
живот, и смотрит в лицо, и язык показывает, и неторопливо, сильно щипает
девочку, пока та ещT жива. Маша дTргается, хрипит под ремнTм, вцепившись в
него руками, и выгибается, тщетно ищет воздуха раскрытым ртом.
Васильевна приводит из бараков полусонную Настю ХвощTву, которая кутается в
ватник, наброшенный поверх спальной одежды, и Ольга Матвеевна сразу, без
вопросов, бьTт еT ногой в пах, ХвощTва со стоном падает, корчится на земле,
а Ольга Матвеевна пинает еT и топчет ей пальцы, Настя визжит, схаркивает
идущую ртом кровь, потом скорчивается от удара в живот, и обе женщины бьют
еT сапогами, молча, тяжело дыша и краснея от натуги, глухо лупят в
сжавшееся, пыльное тело, которое подTргивается от пинков и сдавленно
стонет, волосы прилипают к разбитым губам, а они всT бьют и бьют, а Надежда
Васильевна потом прыгает на Настю с размаху, обеими ногами, взвизгивая,
потом снова, и Настя замолкает скулить, потому что они еT убили, и еT тоже,
даже не спросили ничего. А они ещT долго бьют бездыханную Настю тяжTлыми
сапогами, топчут еT, давят, прыгают, и воздух со звуками выходит из их
вибрирующих горл, волосы взметаются вверх, на лицах крупными каплями
выступает пот, потом Ольга Матвеевна, которая всегда что-нибудь да
придумает, хватает Настю за одежду и бросает головой в кирпичи, и снова
бьTт сапогами, стараясь попасть в разбитое, изуродованное лицо, тащит за
руку по земле, а Надежда Васильевна идTт следом и топчет, кровь брызгает, в
девочке влажно хрустят кости, и Ольга Матвеевна, присев над ней, став на
колени, начинает рвать руками одежду Насти, еT волосы, нос, рот, стонет
хрипло, по-звериному, будто от внутренней тоски, и Надежда Васильевна тоже
садится и рвTт, руки у них в крови, плоть Насти лопается и отстаTт, а они
стонут и давятся слюной, отталкивая друг друга, так велика их страсть
уничтожить пойманное зло, всT, без остатка, изорвать мTртвое Настино лицо,
чтобы забыть его навеки, чтобы исчезло оно с белого света, словно не было
его никогда.
сосредоточенно возящихся при тусклом свете керосинки над телом девочки,
которое превратилось уже в бесформенный тTмный предмет. Когда-то, в
близком, но уже неуловимом прошлом, она перестала верить, что это не сон,
она забыла, зачем она здесь и как сюда пришла, она забыла и своT страшное
будущее, и теперь только настоящее течTт перед ней, страшное, неотвязное,
полное нереального, негасимого света, настоящее, не стремящееся больше
никуда, живущее лишь само в себе, и нет из него выхода, и не будет ему
конца. Она смотрит, как Ольга Матвеевна слизывает кровь Насти со своих
пальцев, Tрзает коленями по грязному полу, губы у неT уже в крови, полосы
крови на щеках, Надежда Васильевна встаTт, держа растопыренные руки
опущенными перед собой, сглатывает, пошатывается, оглядываясь по сторонам,
и Катя знает: если бы Надежда Васильевна сейчас заметила еT, сразу бы
набросилась и стала живьTм рвать на куски, как надоевшую куклу, кусать,
бить и царапать, драть, драть своими острыми лакированными ногтями. Поэтому
Катя прячется в хламе, прижавшись к стене, закрывается руками и дрожит.
Сейчас, думает она, сейчас будет моя очередь. Затаив дыхание, Катя
вслушивается в приглушTнные голоса, там, внизу. Куда она тащат их потом,
наверное, зарывают в песок, и сколько их уже зарыто там раньше, замученных,
ослепших и оглохших навсегда, истлевших, поеденных червями, утопленных в
непроницаемой темноте.
некуда, кругом стена, запертые дома, не спрячешься, они всT равно найдут,
потащат в подвал, будут бить, будут смеяться, будут ошпаривать кипятком,
жечь железом, будут лизать кровь с разодранного лица. Она всT время ждTт,
время остановилось на краю пропасти, накренившись уже вниз, как огромный
ржавый шкаф, и нет сил его удержать, сейчас оно с грохотом обрушится в
бездну, наступит конец. Она всT время ждTт, она не может уже терпеть,
обмочилась, трусы мокрые, колготки тоже, она засунула костяшки пальцев в
рот, чтобы не выть от ужаса, вот Надежда Васильевна поднимается по
лестнице, отворяет дверь, останавливается на пороге, что ж она
остановилась? Запах, понимает вдруг Катя. Она чует запах моей мочи. Теперь
она меня найдTт. Сдавив зубами пальцы, Катя дрожит и совсем перестаTт
дышать, вся в холодной капельной сыпи. Надежда Васильевна медленно проходит
сквозь помещение сарая во двор. Катя разжимает челюсти, расслабляется и
вдруг проваливается под толстый чTрный лTд, переставая чувствовать и жить.
смерти в руке. - Испугалась? - она становится возле Кати на колени и
садится на поджатые голенища сапог. - Открой рот.
Матвеевна всовывает Кате в рот свои страшные пальцы.
наверное, мяса не ела? Давай Настю откопаем и покушаем.
о том, что это девочка. Представь себе, что ешь обычное мясо, телятину
например. Я тебе на костре пожарю, будет очень вкусно. Пошли. Пошли, кому
говорят.
Сначала показывается бледная рука Насти, потом присыпанная землTй шея. Катя
отворачивается, чтобы не видеть ободранного лица девочки, которое сильно
залепила грязь.
обычное мясо, - Ольга Матвеевна тщательно выговаривает букву "ч", словно
именно она отличает хорошее мясо от плохого. - Труп - это просто мясо,
больше ничего. Не заставляют же тебя есть еT живой.
Например, ноги, бTдра, например. Мясо вкусное, жирненькое. Ой, не тошни
здесь, отойди на пару шагов, - она вынимает нож, ловко распарывает Настину
одежду и вспарывает лезвием бледное Настино бедро. - Погляди, ей и не
больно. Ей всT равно. Фу, хватит, довольно, где же ты сожрала столько? А я
рTбра люблю.
на земле возле лужи собственной блевоты, обхватив колени руками и с
отвращением смотрит на керосиновую лампу.
режет от рвоты.
смеTтся своей шутке. - Не грусти, лапочка. Я знаю, почему ты грустишь - ты
испугалась, мы же еT на твоих глазах. Но тебе ведь ничего не было, правда?
Ты только описялась и всT. Видишь, я всT про тебя знаю. То, что ты
описялась - это не страшно и не стыдно, это естественно. Со мной такое тоже
было. Да, да, представь себе, со мной тоже. Мне снились страшные сны в
детстве, и я часто мочила постель. Мать меня за это била. А мне снились
иногда очень, очень страшные сны. Однажды мне приснилась... огромная
чTрная... птица, размером с дом. Она нагнулась ко мне своей мордой, такой
волосатой, что не найти было глаз, и дохнула на меня из клюва, а дыхание у
неT было ледяное, как руку в прорубь сунуть. Вообще-то это была вовсе не
птица, а что-то другое, не знаю, что. У неT морда была какая-то не птичья,
какая-то...
расклевал тебя в кровавую кашу.
его с хрустом и тихим чавканьем. - Вот ведь невинное существо, - говорит
она, проглатывая и снова начиная грызть. - Я имею в виду, она ещT и с
мальчиками не спала. У Надежды Васильевны, например, мясо, я думаю, жирное
и воняет. Ты как думаешь? Возьми, попробуй. Катерина!
чучело.
набиралась, а теперь так и скиснет? Послушай, Котова, - вдруг быстро
зашептала Ольга Матвеевна, чуть не поперхнувшись. - Знаешь, ведь это и есть
настоящая, настоящая любовь, ты еT просто ещT не чувствуешь, а я уже - о, я
уже чувствую, настоящая любовь - человека съесть, и не нужно желать, чтобы
человек лучше стал, не нужно, Котова, это утопия, его нужно кушать таким,
как он есть, принять в себя, растворить в себе, какое тут отвращение,
потому что гадость у человека в сердце, в голове, и она лишь потом
Маркеев Олег
Панов Вадим
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Контровский Владимир