экспромты на заданные темы, определял характер но линиям руки,
демонстрировал силу своей памяти, повторяя пятьсот любых
прочитанных ему без перерыва слов.
Иногда он вынимал из-за пазухи колоду карт, мгновенно
приобретая сходство с шулером, и показывал фокусы.
Его угощали. Он присаживался, и тогда начиналось главное:
Иван Бабичев проповедовал.
О чем он говорил?
- Мы - это человечество, дошедшее до последнего предела,-
говорил он, стуча кружкой по мрамору, как копытом.- Сильные
личности, люди, решившие жить по-своему, эгоисты, упрямцы, к
вам обращаюсь я, как к более умным,- авангард мой! Слушайте,
стоящие впереди! Кончается эпоха. Вал разбивается о камни,
вал закипает, сверкает пена. Что же хотите вы? Чего?
Исчезнуть, сойти на нет капельками, мелким водяным кипением?
Нет, Друзья мои, не так должны вы погибнуть! Hет! Придите ко
мне, я научу вас.
Слушатели внимали ему с некоторой почтительностью, но с малым
вниманием, однако поддерживали его возгласами "правильно!" и
порою аплодисментами. Исчезал он внезапно, произнося на
прощание всякий раз одно и то же четверостишие; звучало оно
так;
Ведь я не шарлатан немецкий, И не обманщик я людей! Я -
скромный фокусник советский, Я - современный чародей!
Было сказано им и такое.
- Ворота закрываются. Слышите ли вы шипение створок? Не
рвитесь. Не стремитесь проникнуть за порог! Остановитесь!
Остановка - гордость. Будьте горды. Я вождь ваш, я король
пошляков. Тому, кто поет и плачет и мажет носом по столику,
когда уже все выпито пиво и пива не дают больше,- тому место
здесь рядом со мной. Придите, тяжелые горем, несомые песней.
Убивающий из ревности, или ты, вяжущий петлю для самого себя,-
я зову вас обоих, дети гибнущего века: приходите, пошляки и
мечтатели, отцы семейств, лелеющие дочерей своих, честные
мещане, люди, верные традициям, подчиненные нормам чести,
долга, любви, боящиеся крови и беспорядка, дорогие мои -
солдаты и генералы - двинем походом! Куда? Я поведу вас.
Любил он есть раков. Рачье побоище сыпалось под его руками.
Он был неопрятен. Рубаха его, похожая на трактирную салфетку,
всегда была раскрыта на груди. Вместе с тем появлялся он,
случалось, и в крахмальных манжетах, но грязных. Если можно
соединить неопрятность со склонностью к щегольству, то ему это
удалось вполне. Например: котелок. Например: цветок в
петлице (остававшийся там чуть ли не до превращения в плод). И
например: бахрома на штанах, и от нескольких пуговиц пиджака -
лишь хвостики.
- Я - пожиратель раков. Смотрите: я их не ем, я разрушаю их,
как жрец. Видите? Прекрасные раки. Они опутаны водорослями.
Ах, не водоросли? Простая зелень, говорите вы? Не все ли
равно? Условимся, что водоросли. Так можно сравнить рака с
кораблем, поднятым со дна морского. Прекрасные раки. Камские.
Он облизывал кулак и, заглянув в манжет, извлекал оттуда рачий
обломок.
Да был ли он когда-либо инженером? Да не врал ли он? Как не
вязалось с ним представление об инженерской душе, о близости к
машинам, к металлу, чертежам! Скорее его можно было принять за
актера или попа-расстригу. Он сам понимал, что слушатели не
верят ему. Он и сам говорил с некоторым поигрыванием в уголке
глаза.
То в одной пивной, то в другой появлялся толстенький
проповедник. однажды до того он дошел, что позволил себе
влезть на стол... Неуклюжий и никак не подготовленный к
подобным трюкам, он лез по головам, хватаясь за пальмовые
листья; разбивались бутылки, повалилась пальма,- он утвердился
на столе и, размахивая двумя пустыми кружками, как гирями, стал
кричать:
- Вот я стою на высотах, озирая сползающую армию! Ко мне! Ко
мне! Велико мое воинство! Актерики, мечтающие о славе.
Несчастные любовники! Старые девы! Счетоводы! Честолюбцы!
Дураки! Рыцари! - Трусы! Ко мне! Пришел король ваш, Иван
Бабичев! Еще не настало время,- скоро, скоро мы выступим...
Сползайте, воинство!
Он швырнул кружку и, выхватив из чьих-то рук гармонию,
распустил ее по брюху. Стон, извлеченный им, вызвал бурю; под
потолок взлетели бумажные салфетки...
Из-за прилавка спешили люди в фартуках и клеенчатых манжетах.
- Пива! Пива! Дайте нам еще пива! Дайте нам бочку пива! Мы
должны выпить за великие события!
Но больше пива не дали, компанию вытолкали в темь и
проповедника Ивана гнали вслед - самого маленького из них,
тяжелого, трудно поддающегося выпроваживанию человека. От
упорства и гнева он внезапно обрел тяжесть и мертвенную
неподвижность железной нефтяной бочки.
Постыдно нахлобучили на него котелок.
По улице он шел, шатаясь в разные стороны,- точно передавали
его из рук в руки,- и жалобно не то пел, не то выл, смущая
прохожих.
- Офелия! - пел он.- Офелия! - Одно только это слово; оно
носилось над его путем, казалось, летело оно над улицами быстро
выплетающей самое себя, сияющей восьмеркой.
В ту ночь он посетил своего знаменитого брата. За столом
сидели двое. Один напротив другого. Посредине стояла лампа
под зеленым абажуром. Сидел брат Андрей и Володя, Володя спал,
положив голову на книгу. Иван, пьяный, устремился к дивану.
Он долго мучился, пытаясь подвинуть диван под себя, как
подвигают стул.
- Ты пьян, Ваня,- сказал брат.
- Я тебя ненавижу,- ответил Иван.- Ты идол.
- Как тебе не стыдно, Ваня! Ложись, спи. Я тебе дам подушку.
Сними котелок.
- Ты не веришь ни одному моему слову. Ты - тупица, Андрей!
Не перебивай меня, Иначе я разобью абажур
о Володину голову. Молчи. Почему ты не веришь в
существование "Офелии"? Почему ты не веришь, что я изобрел
удивительную машину?
- Ты ничего не изобрел, Ваня! Это у тебя навязчивая идея. Ты
нехорошо шутишь. Ну как тебе не стыдно, а? Ведь ты меня за
дурака считаешь. Ну что это за машина? Ну разве может быть
такая машина? И почему "Офелия"? И почему ты котелок носишь?
Что ты - старьевщик или посол?
Иван помолчал. Потом, как бы разом протрезвев, он поднялся и,
сжимая кулаки, пошел на брата:
- Не веришь? Не веришь? Андрей, встань, когда с тобой
говорит вождь многомиллионной армии. Ты смеешь мне не верить?
Ты говоришь, такой машины нет? Андрей, обещаю тебе: ты
погибнешь от этой машины.
- Не бузи,- ответил брат,- ты разбудишь Володю.
- Плевать на твоего Володю. Я знаю, я знаю твои планы. Ты
Юрьев Сергей
Мороз Александра
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Кервуд Оливер Дж.