расставив пешеходов в виде пятикратной звезды, стал посреди
всех и произнес свое слово, указывающее пешеходам идти в среду
окружающего беднячества и показать ему свойство колхоза путем
призвания к социалистическому порядку, ибо все равно дальнейшее
будет плохо. Елисей держал в руке самый длинный флаг и, покорно
выслушав активиста, тронулся привычным шагом вперед, не зная,
где ему надо остановиться.
мест. Такое обстоятельство тоже не было упущено активом.
остужающий вечер природы.
вдалеке, в постороннем пространстве. Чиклин глядел вслед
ушедшей босой коллективизации, не зная, что нужно дальше
предполагать, а Вощев молчал без мысли. Из большого облака,
остановившегося над глухими дальними пашнями, стеной пошел
дождь и укрыл ушедших в среде влаги.
от населения на Оргдворе за свой вред. Активист запретил ему
выходить далее плетня, и подкулачник выражался через него.-- У
нас одной обувки на десять годов хватит, а они куда лезут?
Подкулачник больше не отзывался.
окружающей жизни.
босой.
радоваться им нечего: колхоз ведь житейское дело.
ничтожный дождь.
один неизвестно из-за чего, а тут двигаются целые кучи ради
существования.
прошла для него задаром -- директива не спустилась на колхоз, и
он опустил теченье мысли в собственной голове; но мысль несла
ему страх упущений. Он боялся, что зажиточность скопится на
единоличных дворах и он упустит ее из виду. Одновременно он
опасался и переусердия, поэтому обобществил лишь конское
поголовье, мучаясь за одиноких коров, овец и птицу, потому что
в руках стихийного единоличника и козел есть рычаг капитализма.
среди всеобщей тишины колхоза, и его подручные товарищи глядели
на его смолкшие уста, не зная, куда им двинуться. Чиклин и
Вощев вышли с Оргдвора и отправились искать мертвый инвентарь,
чтобы увидеть его годность.
потому что с правой стороны улицы без труда человека открылись
одни ворота, и через них стали выходить спокойные лошади.
Ровным шагом, не опуская голов к растущей пище на земле, лошади
сплоченной массой миновали улицу и спустились в овраг, в
котором содержалась вода. Напившись в норму, лошади вошли в
воду и постояли в ней некоторое время для своей чистоты, а
затем выбрались на береговую сушь и тронулись обратно, не теряя
строя и сплочения между собой. Но у первых же дворов лошади
разбрелись -- одна остановилась у соломенной крыши и начала
дергать солому из нее, другая, нагнувшись, подбирала в пасть
остаточные пучки тощего сена, более же угрюмые лошади вошли на
усадьбы и там взяли на знакомых, родных местах по снопу и
вынесли его на улицу.
ее в направлении тех ворот, откуда вышли до того все лошади.
подождали всю остальную конскую массу, а уж когда все совместно
собрались, то передняя лошадь толкнула головой ворота
нараспашку и весь конский строй ушел с кормом на двор. На дворе
лошади открыли рты, пища упала из них в одну среднюю кучу, и
тогда обобществленный скот стал вокруг и начал медленно есть,
организованно смирившись без заботы человека.
душевное спокойствие жующего скота, будто все лошади с
точностью убедились в колхозном смысле жизни, а он один живет и
мучается хуже лошади.
которая стояла без усадьбы и огорожи на голом земном месте.
Чиклин и Вощев вошли в избу и заметили в ней мужика, лежавшего
на лавке вниз лицом. Его баба прибирала пол и, увидев гостей,
утерла нос концом платка, отчего у ней сейчас же потекли
привычные слезы.
заплакала.
посуй мне пищу в нутро, а то я весь пустой лежу, душа ушла изо
всей плоти, улететь боюсь, клади, кричит, какой-нибудь груз на
рубашку. Как вечер, так я ему самовар к животу привязываю.
Когда ж что-нибудь настанет-то?
был действительно легок и худ, и бледные, окаменевшие глаза его
не выражали даже робости. Чиклин близко склонился к нему.
чуть-чуть,-- сказал Вощев лежачему.
пришедших, и от едкости глаз у нее нечувствительно высохли
слезы.
лошадь взяли в организацию, так он лег и перестал. Я-то хоть
поплачу, а он нет.
Вощев.
власть будет пугаться. Я-то нарочно, вот правда истинная -- вы
люди, видать, хорошие, я-то как выйду на улицу, так и зальюсь
вся слезами. А товарищ активист видит меня -- ведь он всюду
глядит, он все щепки сосчитал,-- как увидит меня, так и
приказывает: плачь, баба, плачь сильней -- это солнце новой
жизни взошло, и свет режет ваши темные глаза. А голос-то у него
ровный, и я вижу, что мне ничего не будет, и плачу со всем
желанием...
душевной прилежности?-- обратился Вощев.
с тех пор.
теперь порожняком поживет, а его ветер продует.
Чиклин ушли в дверь.
плетнями, внутри же избы мужик лежал в пустом гробу и при любом
шуме закрывал глаза, как скончавшийся. Над головой полуусопшего
уже несколько недель горела лампада, и сам лежащий в гробу
подливал в нее масло из бутылки время от времени. Вощев
прислонил свою руку ко лбу покойного и почувствовал, что
человек теплый. Мужик слышал то и вовсе затих дыханием, желая
побольше остыть снаружи. Он сжал зубы и не пропускал воздуха в
свою глубину.
биение жизни, а жизнь от долголетнего разгона не могла в нем
прекратиться. "Ишь ты какая, чтущая меня сила,-- между делом
думал лежачий,-- все равно я тебя затомлю, лучше сама кончись".
времени.
Чиклин.
тесноту, и там сжалось, отпуская из себя жар опасной жизни в
верхнюю кожу. Мужик тронулся ногами, чтобы помочь своему сердцу
вздрогнуть, но сердце замучилось без воздуха и не могло
трудиться. Мужик разинул рот и закричал от горя смерти, жалея
свои целые кости от сотления в прах, свою кровавую силу тела от
гниения, глаза от скрывающегося белого света и двор от вечного