экспромт на Сан-Мишель
вполне заслуженно считали специалистом высокого класса. Поэтому, когда
он получил задание убрать некоего О'Хару, у которого на Второй Пототдел
Армии Освобождения Северной Ирландии От Английских Подонков было чего-то
слишком много всякой там информации, Рони не стал тратить по-пусту вре-
мя, а начал методично собирать сведения.
вообще не жил в Европе. Но где-то там на верху обнаружили утечку, и
О'Хара где-то там был в связи с кем-то. Побочные сведения к делу не от-
носились, справедливость интересовала Рони Рива мало. Он принял аванс и,
дабы не дразнить аэропортовые спецчасти, находящиеся в состоянии повы-
шенной готовности вот уже два с лишним года, лег на дно.
ния мест, часы, даты. Да. Что-то было не так.
дится компенсировать импровизацией на месте. А тут вдруг данных было
слишком много, вперехлест. Нехороший знак, подумал Рони. Но, не будучи
по природе слишком суеверным, решил не придавать этому значения. Подума-
ешь, мол, чего не бывает.
хав Киль, он выпил кофе в Гамбурге и там же сдал машину, и взял на про-
кат другую, воспользовавшись услугами недавно открытой, и потому пре-
дельно вежливой, компании. Все эти действия имели скорее ритуальное чем
практическое значение. Рони был почти уверен, что никто за ним пока не
следит. Под Гамбургом, в маленьком уютном немецком городке, в известном
Рони по прежним вылазкам месте, он подобрал себе хороший револьвер двад-
цать второго калибра и разборную винтовку. Все это легко и элегантно па-
ковалось в дипломат. Дипломат, в свою очередь, прятался в багажник под
запасное колесо.
Поездив по проселочным дорогам и попачкав автомобиль, Рони вышел на ав-
тобан и полетел к Ахену на всех парах, через Бремен, Мюнстер, и Дюс-
сельдорф. Сразу за городом, он съехал на обочину и поменял колесо. Если
какой-нибудь идиот, каких много развелось нынче, чего-то такое там,
банк, блядь, ограбил, да.... то конечно, остановят на границе, а как же.
Удивяться английскому паспорту, как положено, будто никогда не видели. И
будут смотреть. Но поднять грязное колесо в багажнике побрезгуют, ес-
тественно. Дармоеды. Планы, составленные умными людьми, всегда опираются
больше на повседневные человеческие слабости чем на хитроумные психоло-
гические трюки. Продать можно все что угодно, была бы красивая упаковка.
заднем, сразу за Льежем, и Рони, матерясь, снова менял колесо. Дипломат
лежал в багажнике на виду, и конечно сразу же рядом остановилась поли-
цейская машина, и дурак патрульный спросил вежливо не надо ли чего, ко-
зел мол ты. На что Рони мотнул головой, выдавая себя за неразговорчивого
туриста. Ну, взял я машину на прокат в Германии, а говорить не хочу, да
и не о чем, и так все понятно. Шина спустила, иди лучше преступников ло-
ви, говно ментовское, чтоб ты пропал, блядь. Полицейский понял, постоял
еще немного в неприступной романтической позе, и уехал, профессионально
нахмурясь.
забыл. На всякий случай сбил скорость до ста десяти. Французскую границу
он пересек к полудню. Сразу посвежело. Рони включил радио, нашел станцию
легкомысленной музыки, и проследовал под указатель, на котором белым по
синему было выведено, <Париж, 300>. Рони подмигнул указателю.
>>>>
в прошлом веке, хотя это было исторически невозможно.... Еще очень моло-
дая и не очень красивая, она пила тогда дешевое вино в Ле Аль, у каскад-
ного фонтана, в разношерстой компании. Все буйно хохотали почти без по-
вода, а она - нет. И проходивший мимо величественный старик в элегантом
костюме посмотрел на нее долгим, оценивающим взглядом и сказал своему
средних лет манерному спутнику, по-английски -
кий и подлый прыщик на виске, она было расстраивалась и сникала от все-
ленской жалости к собственной персоне, но вдруг вспоминала, что она -
Муза Парижа. С годами это как-то стало забываться, сглаживаться, пока
совсем не пропало. А вчера вечером.... поздно вечером.... вдруг вспомни-
лось. И она тихо плакала, прислонившись лбом к известняковой стене. А
потом побежала на Сан-Мишель. Была ночь, и было утро.
слова, -
пустум и звонким, и липким, да, как бокал, томящийся в раковине с прош-
лой недели. Мод толкнула окно. Переулок со скошеными стенами средневеко-
вых построек токько начинал светлеть. В сером свете яркая реклама кон-
цертов американского дирижера казалась темно-коричневой.
его телячьими ласками. Ей было хорошо. так хорошо, что стыдно самой себе
признаться. Он не был красив, и строен тоже не был, и брюхо у него было,
как у всех лионцев, волосатое. И говорил он всякие глупости о том что
вот - именно она, что всю жизнь искал (это в двадцать-то лет!... кре-
тин), что пойдут они завтра в кафе (чтоб все знакомые видели, и хвастать
будет соученикам - сорокалетнюю зацепил!), и будут пить кофе и цело-
ваться. Кофе, блядь.
дилась, и его черные брови и глаза и волосы расплылись (очки она сняла)
во что-то смытное и мягкое, и волосатые руки не казались больше лапами
гориллы, и запах его пота был очень смутный и даже приятный. Молодой. И
когда, стремительно сжимаясь и слабея под ним в судорогах, и любя его за
то, что он был так нежен и внимателен к ее сорокалетней грудки, к ее
ключицам, красоты которых до него никто не оценил, и за крепкую, ставшую
болезненно-ласковой руку в ее жестковатых, чуть вьющихся, подкрашеных
волосах, когда она почувсвовала, что все, что еще один раз (а до рассве-
та куча времени) и нужно будет или его убивать ножом и стулом или выхо-
дить за него замуж, тупая решимость подступила, наполнила все тело, зас-
тавила одеревенеть.
ненный темперамент. Редкость в наше время. Хвойный костер в ледяном до-
мике. Северное сияние. От поцелуя в голень ее бросило в дрожь. Волна
чувств перехлестнула через край и, впервые в жизни почувсвовав себя кра-
сивой и беззащитной, обливаясь слезами, она по собственной воле (тоже в
первый раз) согнулась и коснулась губами его члена.
как его зовут. Нужно было не дать ему стать хозяином положения, - а к
этому уже шло. Мод быстро оделась и, забыв на ночном столике очки, выс-
кользнула из квартиры испустилась вниз. Рванула ручку, неудобно подвер-
нув себе запястье, поморщилась от боли, тряхнула рукой, вдохнула глубо-
ко, открыла со второй попытки дверь и вышла в Париж.
светлело пасмурное небо. От Републик нужно было повернуть налево, мимо
бюста кучерявого австрийца какого-то, блядь. Что он австриец, ей долго
вдалбливал муж. То есть, вдалбливал и фамилию, и профессию, и биографию,
и прибавлял, - австриец. Вот только происхождение и запомнилось.
ку чего-то там, демократического растения какого-то. Клошар эксперимен-
тировал с атоматическим сральником, стараясь его обмануть, открыть, не
Шекли Роберт
Березин Федор
Афанасьев Роман
Перумов Ник
Апраксина Татьяна
Шилова Юлия