Чтение 18–й страницы книги ~Норма~

- Да вот щас поворот... Ну-ка притормози, не проехать бы...
Шофер затормозил. Заяц быстро сунул руку за отворот куртки, повернулся к нему и
ударил кастетом в висок.
Голова шофера стукнулась о стекло.
Заяц ударил снова. Шофер ткнулся лицом в руль.
Неловко размахнувшись, Заяц ударил его торцом кастета по затылку и потянул к
себе.
Голова таксиста бессильно болталась. Заяц потянул сильнее. Обмякшее тело
повалилось ему на колени. Содрав с руки кастет, он перевалил таксиста к себе. А
сам, перебравшись через него, сел за руль, выправил сползшую с дороги машину и
погнал дальше.
Метров через триста чернотой встал по бокам дороги высокий еловый лес, показался
поворот.
Заяц свернул, выключил фары и тихо поехал по грунтовой дороге.
Шофер неподвижно лежал рядом - ногами и задом на сиденье, головой на полу.
Проехал немного, Заяц свернул на поляну, провел машину меж двумя елями и
остановился за кустами.
Помедлив минуту, вышел, осмотрелся и, обойдя волгу, выволок шофера. Достав
фонарик, посветил. Остекленевшие глаза таксиста были полуприкрыты, в волосах
поблескивала кровь.
Заяц обшарил его карманы, вынул деньги, зажигалку, ключи. Деньги спрятал,
зажигалку и ключи зашвырнул в лес.
Потом, подхватив труп подмышки, поволок.
Мелкий дождь продолжал моросить, с потревоженных кустов текла вода.
Ноги таксиста волочились по переросшей мокрой траве.
Заяц ткнулся задом в ствол ели, выругался и, подтянув таксиста под раскидистый
куст, бросил. Руки трупа раскинулись в траве. Заяц выпрямился и несколько раз
ударил его ногой в голову. Потом расстегнул ширинку и помочился.
С ели слетела какая-то птица, захлопала тяжелыми крыльями. Сторонясь кустов,
Заяц вернулся к волге, включил свет в салоне. Он достал из кармана кастет,
повертел перед глазами. Кастет оказался чистым.
Заяц открыл бардачок, вытащил пачку документов, поднес к глазам:
- Монюков... Виктор Иванович... так... девятый таксопарк...
Полистав документы, Заяц сунул их обратно, вытащил оттуда же грязную тряпку,
плюя на нее, вытер кровь с сиденья выбросил в окно.
Возле ручки скоростей на пластмассовой коробке с мелочью лежала смятая фуражка
таксиста.
Заяц поднял ее. Из фуражки с шуршанием выпал пакетик с недоеденной нормой. Заяц
повертел в руках норму, понюхал:
- Вон что, бля...
Положил пакетик в фуражку и швырнул за окно. Потом завел мотор, задом вырулил на
проселочную, проехал, оглядевшись, свернул на шоссе и погнал, включив фары.
Дождь перестал.
У поворота на Минское шоссе встретился грузовик. Пригнувшись к рулю, Заяц
вырулил на Минское и понесся к Москве.
В коробке с мелочью лежало круглое карманное зеркальце Придерживая руль. Заяц
поднял его, посмотрел на себя. Из зеркальца глянуло широкоскулое небритое лицо с
небрежно зашитой заячьей губой.

- Так может убрать второй абзац? - спросил Куликов, снимая очки.
- Да нет, Алексей Михалыч. Тут убирай, не убирай, ничего же не изменится, -
поморщился Бондаренко. - Я же говорю, он прочел когда главу, вообще, говорит, а
нужна ли она?
- Ну, это не разговор.
- Тем не менее...
- Тогда все менять, всю фабулу, что ли? Это же немыслимо.
- Мыслимо, немыслимо... - пробормотал Бондаренко, посмотрел на часы - Ой, ей,
ей... засиделись мы с вами.
Часы показывали десять минут седьмого.
- Ну, а что ж делать?
- Не знаю. Я б на вашем месте все-таки поработал над главой. Целиком.
- А смысл? Это же меняет содержание романа. Что ж, Борисова выкидывать, а
Елецких из простых инженеров в зам. нач. цеха переводить?
- Ну, зачем такие крайности. Дело не в том кем работает Елецких, а как он к
завкому и парткому относится.
- Но он не может иначе, Виктор Юрьевич! У него ведь характер такой! Начальник
литейного цеха делает приписки, а ОТК ему потворствует!
- Правильно, но почему Елецких не пойдет сразу в партком и громко не расскажет
обо всем?
- Да потому что рыцарь-одиночка он! Молодой специалист, без малого год на
заводе! У него за плечами десятилетка и СТАНКИН! Тем более он ведь еще не член
партии. Во второй части он вступает, но сейчас он совсем по-другому подходит к
производственным проблемам. Я же сам таким был, когда на Кировском начинал...
- Но он и в бюро комсомола не сказал ничего. Сразу кинулся на Еремина. Я не
говорю, что он не имеет право ударить очковтирателя, безусловно имеет, но ковбои
нам ведь не нужны.
- Виктор Юрьич, но не все сразу, пойдет он в партком и в...
Дверь скрипнула, вошла Графт, улыбаясь, положила толстую папку на стол
Бондаренко:
- Извините. Вот, это Баруздин. Еле доволокла. За недельку одолеешь?
- Побачимо, - Бондаренко ответно улыбнулся, кивнул на ее шаль. - Что, мерзнешь?
- А у нас весь конец мерзнет.
- Так вроде не холодно еще
- Тем не менее.
Гафт поправила шаль и вышла.
Куликов барабанил по столу.
Бондарснко вздохнул:
- Знаете, что, Алексей Михалыч, давайте так договоримся. Вы все менять не
будете, но поработаете над сценой с Ереминым и над разговором в раздевалке...
Беркутову причешите, пожалуйста, что это, ей-богу публичный дом и общежитии...
это не надо... Договорились ?
- Попробую.
- Дня за четыре успеете?
- За недельку.
- Ладно. Вот. А тогда уж мы по второму заходу к шефу...
Бондаренко выдвинул ящик стола, достал завернутую в бумагу норму и стал есть,
держа перед собой. Отвислые щеки его ритмично задвигались. Куликов убрал
рукопись в портфель, встал:
- Тогда я в четверг звоню вам.
- Да можете сразу приезжать утречком. Я буду.
- Ладно. - Куликов подошел к двери, обернулся. - Вы вот норму едите, а я
вспомнил, как мы с Чеготаевым пришли в "Новый мир". К Твардовскому Он при нас
норму вытащил, тогда они ведь поменьше стали, так вот, норму значит, вытащил и
бутылку с коньяком. Нам по стопке налил, а сам раз куснет - стопку опрокинет,
другой и снова стопку. Так полбутылки выпил.
Бондаренко улыбнулся, закивал:
- Да я знаю. У нас ребята тоже видели не раз. Он ведь ее всегда на pa6oте ел.
- Домой не возил?
- Никогда. Да что Твардовский, Гамзатов вон вообще ее на шампур вперемешку с
шашлыком. Жарит и ест, Хванчкарой запивает.
- Восточный человек, - Куликов засмеялся, взялся за ручку. - Ну так до четверга?

- До четверга. Всего доброго.
- До свидания, Виктор Юрьевич.

- Только не оправдывайся, ради бога, - Лещинский поднял две ладони и поморщился.

- Да я не оправдываюсь, Леонид Яковлевич, - устало улыбнулся Кал-манович, -
просто, действительно, я ведь первый раз с ним...
- Ради бога, Саша. Ты же знаешь, я этого не выношу.
- Ну, не буду, не буду.
- Что за женская черта такая? Если бы, да кабы. Давай посмотрим лучше... а
который час-то...
- Понятия не имею. Лещинский заглянул под манжет:
- Восемь, без пяти. Давай, расставляй.
Калманович подошел к своей кровати, вынул из-под подушки небольшую коробку с
шахматами.
Лещинский снял пиджак, бросил на свою кровать и потянулся, потирая лоб:
- Уаааххаааа...
Калманович вытряхнул шахматы на стол, стал расставлять.
В дверь постучали.
- Милости просим, - негромко отозвался Лещинский.
Вошел Зак с двумя бутылками "Байкала":
- Ну, как у вас-то? Как отложили? Я даже не посмотрел.
- Без пешки герой.
- Серьезно?