- Я бы чаю выпила - если найдется здесь такое место, где вас не знают.
- Звучит так, точно у одного из нас худая слава.
- А и в самом деле, - засмеялась она.
- Поедем на взморье, - предложил Стар. - Я там заглянул как-то в
ресторан, но меня прогнал дрессированный морской лев.
- Он и чай умеет подавать?
- Вероятно, научен. А разболтать о нас вряд ли сумеет - не настолько
далеко зашла его ученость. Да и что вы такое скрываете?
Она помолчала..
- Возможно, скрываю свое будущее, - сказала шутливо, и это могло
значить что угодно, а могло и ничего не значить.
Они сели в машину, покатили.
- А не угонят? - кивнула Кэтлин на свой драндулет, оставшийся на
стоянке.
- Могут и угнать. Тут, я заметил, шныряли какие-то чернобородые
иностранцы.
Кэтлин обеспокоенно взглянула на него:
- Правда? - И увидела, что он улыбается.
- Я верю всякому вашему слову, - сказала она. - У вас такая мягкая
манера - не понимаю, почему все они так вас боятся. - Она оглядела Стара
одобрительно и чуть озабоченно: его бледность была в ярком свете дня
особенно заметна. - Вы очень перегружены работой? Даже по воскресеньям не
отдыхаете?
- Раньше, бывало, отдыхал, - ответил он, чувствуя, что интерес ее не
напускной, хотя и "сторонний". - Прежде у нас было... был дом с бассейном,
садом, кортами, и в воскресенье приходили гости. Я играл в теннис, плавал.
Теперь оставил плаванье.
- А почему? Вам бы это было полезно. Я считала, все американцы -
рьяные любители плавания.
- Года три назад у меня ноги резко похудели - до неловкости. Хватало,
впрочем, и других спортивных развлечений: я с детства играл в хэндбол, и у
меня тут был закрытый корт, но стенки снесло во время шторма.
- Вы хорошо сложены, - похвалила она, имея в виду только то, что
худощавость его не лишена изящества.
Он мотнул головой - отмахнулся от комплимента.
- Работа - вот мой спорт и развлечение, - сказал он. - Мне очень по
душе моя работа.
- Вы всегда мечтали делать фильмы?
- Нет. В юности я мечтал стать в конторе главньм клерком, который
досконально знает, где что. Она улыбнулась.
- Забавно. Ведь вы достигли гораздо большего.
- Нет, я и теперь главный клерк, - сказал Стар. - Если в чем мой
талант, то именно в этом. Но, вступив в должность, я обнаружил, что никто
не знает досконально, где что. И при этом надо знать не только, где что
лежит, но и почему оно там, и не надо ли его переложить. На меня все
начали наваливать - сложнейшая оказалась должность. Вскоре мне передали
все ключи. И, верни я их сейчас, никто уже не знал бы, от какого замка
какой ключ.
Красный свет остановил машину, и мальчишка-газетчик проблеял:
- Зве-ерская расправа с Микки Маусом! Рэ-эндольф Херст объявил войну
Китаю!
- Придется нам купить эту газету, - сказала она.
Машина тронулась. Поправляя шляпку, охорашиваясь, Кэтлин заметила на
себе взгляд Стара и улыбнулась.
Она была бодра и собранна - а эти качества сейчас в большой цене.
Апатии вокруг хоть отбавляй - в Калифорнию густо стекается вялый и хищный
сброд. Да издерганная молодежь из восточных штатов, мысли которой все еще
на Востоке, а тело ведет безнадежную борьбу с расслабляющим климатом. Ни
для кого не секрет, как трудно здесь дается длительное, ровное рабочее
усилие. Стар хотя и не делал на это скидку, но знал, что из новоприбывших
поначалу бьет чистый родничок энергии.
Им было хорошо сейчас вдвоем. Он не заметил в Кэтлин ни штриха, ни
жеста, который вступил бы в разлад с ее красотой, исказил бы рисунок. Все
в ней было стройно и согласно. Стар давал ей оценку, словно кадру фильма.
В ней нет ни халтуры, ни мути, она - славная; на языке Стара слово это
означало ясную уравновешенность, тонкость и соразмерность.
Въехали в Санта-Монику, где красовались виллы десятка кинозвезд, а
вокруг кишел народом лос-анджелесский Кони-Айленд. Повернули вниз, к
широкому синему морю и небу, поехали берегом, и вот наконец взморье
выскользнуло из-под купальщиков и легло свободной желтой расширяющейся и
сужающейся полосой.
- Я дом себе строю, - сказал Стар. - На мысу там, дальше. А зачем
строю, не знаю.
- Быть может, для меня строите.
- Быть может.
- Какой же вы милый - еще и не видав меня ни разу, воздвигаете для
меня дворец.
- Он не дворец. И без крыши. Я не знал, какая крыша будет вам по вкусу.
- Нам крыша не нужна. Мне говорили, тут дожди - редкость. Можно и
без... - Она оборвала фразу, и он понял - что-то ей вспомнилось.
- Прошлое мелькнуло, - проговорила она.
- Что же именно? - спросил он. - Тоже дом без крыши?
- Да. Тоже дом без крыши.
- И вы жили в нем счастливо?
- Я с одним человеком жила. Долго-долго. Слишком долго. Одна из
ужасных ошибок, какие случаются в жизни. Я уже давно хотела уйти, а он все
не пускал меня. Отпускал и не мог отпустить. И в конце концов я сбежала.
Стар слушал, взвешивая, но не осуждая. Ничто не потускнело под
розово-голубой шляпкой. Ей двадцать пять или около того. И красота ее
пропадала бы зря эти годы, если бы она не любила, не была любима.
- Слишком уж тесной была наша близость, - говорила она. - Нам бы,
наверно, дети помогли - раздвинули бы нас слегка. Но куда тут детей, если
у дома нет крыши.
Что ж, вот он и узнал о ней хоть немного. А то вчера бубнило в голове,
как на сценарном совещании:
"Мы ничего не знаем о героине. Много нам не требуется - но хоть что-то
надо же знать". Теперь за ней начал обрисовываться фон повещественней, чем
голова Шивы в лунном свете.
Остановились у ресторана, среди неприятного воскресного скопления
автомобилей. Вышли из "родстера", и ученый морской лев заворчал на Стара
припоминающе. Этот ластоногий зверюга, по словам его хозяина, в машине ни
за что не желал ехать на заднем сиденье, непременно перекарабкивался на
переднее. Было ясно, что хозяин закабален зверем, хотя и не осознал еще
своего рабства.
- Я бы хотела взглянуть на дом, который вы строите, - сказала Кэтлин.
- А чаю не хочу. Чай - прошлое.
Вместо чаю она выпила кока-колы, и поехали дальше. В глаза так ярко
било солнце, что Стар вынул из ящичка на приборном щитке две пары защитных
очков. Миль через пятнадцать свернули на небольшой мыс и подъехали к
остову дома.
Солнечный ветер, дувший в лицо, гнал на скалы волну, обдавал машину
брызгами. Бетономешалка, щебень, желтые грубые доски лесов - все это зияло
раной среди морского пейзажа и ждало, чтобы воскресенье кончилось. Стар с
Кэтлин обошли дом; каменные глыбы торчали у фасада, готовясь подпирать
террасу.
Кэтлин поглядела на чахлые холмы вдали, слегка передернулась от сухого
блеска, и Стар это заметил...
- Ландшафт, конечно, голый, но не беда, - ободрил он. - Представьте,
что стоите на громадном глобусе. Я в детстве мечтал о таком глобусе.
- Я понимаю, - отозвалась Кэтлин после паузы. - Стоишь и чувствуешь,
как земля вертится. Он кивнул.
- Да. А остальное все manana - ожиданье сказочного завтра и лунных
чудес.
Они прошли под леса, в дом. Одна из комнат, большая гостиная, была уже
закончена вплоть до встроенных шкафов, гардинных карнизов и гнезда в полу
для проекционного аппарата. Комната выходила на веранду, и Кэтлин
удивилась, увидев там расставленные мягкие кресла и стол для пинг-понга.
Второй такой же стол стоял на свеженастланном зеленом дерне перед верандой.
- Я неделю назад устроил пробный завтрак, - сказал Стар. - Из
реквизиторского привезли мебель, траву. Хотел проверить, как здесь дышится.
- Трава, значит, бутафорская! - рассмеялась Кэтлин.
- Зачем же - самая настоящая.
За пробным газоном была яма для плавательного бассейна, где хлопотала
сейчас стая чаек; при виде людей чайки улетели.
- И вы будете здесь жить совсем один? - спросила она. - Даже без
развлекательниц из ансамбля "герлс"?
- Пожалуй, без. Я уже бросил строить радужные планы. Просто решил, что
тут неплохо будет читать сценарии. А настоящий мой дом - студия.
- Да, я слышала, у деловых американцев бывает такой взгляд на жизнь.
Он уловил критическую нотку в ее голосе.
- Кто уж для чего рожден, - сказал он мягко. - Меня примерно раз в
месяц кто-нибудь принимается обращать на путь истины, пугать одиночеством
в немощной старости. Но не так все это просто.
Ветер свежел. Пора было ехать, и Стар рассеянно побрякивал
автомобильными ключами, вынутыми из кармана. Откуда-то из солнечного
марева донеслось серебристое "ау" телефона. Но не из дома - и, ловя звук,
они забегали по участку, как дети, играющие в "холодно - горячо", и оба
одновременно вбежали в рабочую времянку у теннисного корта. Телефону уже
надоело звонить, он лаял на них со стены, как собака на чужих.
- Стоит ли брать трубку? - заколебался Стар. - Пусть себе тарахтит.