отцу с матерью позвонил, что ночевать пока приходить не сможет. Чтоб не
ожидали они его и не переживали, потому что все у него вполне хорошо. И
остался Дима с детьми Саяновой - чтоб им одним не быть. Хотел он, правда, и
отцу их позвонить, поставить его в известность, какое создалось чрезвычайное
положение вещей, но номер телефона не был ему известен, и Дима решил, что
это не к спеху, решил, что Саянов по-любому каким-нибудь способом все узнает
или просто к детям в гости придет, и Дима ему все расскажет, а пока, решил,
пускай так будет, пока я и сам с ними поживу. А там, может, и не
подтвердятся факты, и Галку оправдают и отпустят на свободу. Да, и еще он
выяснил, где ее содержат, Галку, добился приема у тамошнего начальства и
обратился с просьбой передать ей, что с детьми, мол, все устроилось. А они
сначала помотали ему кишки по поводу того, кто он такой и что именно и
конкретно его с арестованной Саяновой тесно связывает, но в конце концов
передать про положение детей обещали. Записали все его данные и, если вы
нам, сказали, понадобитесь в ходе дела и следствия, мы вас пригласим по
повестке. Но они так его и не пригласили. Значит, не понадобился он им, а на
суд Дима, конечно, и сам, без их приглашения, пришел. И на суде, как и
надеялся он, сплетни насчет особо крупных хищений не подтвердились, и Галке
поэтому суд определил только два года без конфискации. И председателю их
тоже столько же дали и тоже без конфискации. Поровну, короче говоря, им
дали. И пришлось Диме, значит, в отсутствии Саяновой жить с Юрой и Светой и
их растить и содержать. Но, правда, и муж бывший Галкин, отец их родной, как
узнал про Галку, сразу к Диме прибежал. И они поговорили. Он говорит, что я
даже и не знаю, как быть и что делать, у меня ж ведь жена только-только
родила, и ребенок слабый и больной, и саму ее еле спасли, думали, не
выживет, и комната у нас тринадцать метров, и та не наша. А Дима говорит,
что не надо ничего определенного делать, я с ними побуду. С детьми. И муж
Галкин бывший очень за эти слова Диму благодарил и сказал, что дает твердое
обещание к ним часто приходить и деньги в размере алиментов как минимум
обязуется выплачивать, как и раньше, и в остальном тоже будет Диме в меру
сил способствовать.
первой возможности и материально частично поддерживал. Хотя ему и самому в
этом смысле невесело было. Ну и родители Димины в чем могли, также свою
помощь оказывали. В плане купить чего-либо в очереди или с детьми посидеть,
когда у Димы дела какие-нибудь неотложные возникали или подработать надо
было ему на халтуре. И так бы Дима весь этот срок, определенный Саяновой по
приговору суда, и провел незаметно для себя, если б через полгода его с
детьми из квартиры не выселили. Сказали, через шесть месяцев те, которые
осужденные по суду, постоянной прописки лишаются советским законом. И места
жительства лишаются. А кроме ответственного квартиросъемщика Саяновой Галины
Максимовны, как раз и являющейся осужденной, никто из совершеннолетних
граждан на этой жилплощади прописки не имеет, а он сам, товарищ Рыбин, есть
человек сугубо посторонний и занимает эту жилую площадь против всяких правил
и постановлений и, возможно даже, в корыстных целях. Дима еще понять не мог,
откуда им все стало известно, он же квартплату регулярно вносил, без
задержек. А потом, позже, правда, выяснилось достоверно, что это кто-то из
соседей нужное заявление сделал. А там уже, как говорят, дело техники - все
само раскрутилось постепенно. Да оно бы и без этого заявления, наверно, в
точности тем же самым закончилось. Из соответствующих органов, небось, все
равно информация поступила бы куда положено своевременно. И тогда Дима, что
смог из вещей, к отцу с матерью переправил - одежду, посуду, постель,
игрушки и всякое такое, а мебель там, холодильник пришлось ему в срочном
порядке продавать, так как некуда было это у родителей разместить, на их
ограниченной площади. И Дима продал всю почти что обстановку разным людям, а
деньги на имя Саяновой Галины Максимовны в сбербанк положил, на срочный
вклад. Чтобы все честно. И перебрались они к родителям. К Диминым. И жили у
них, пока Саянова свой срок отбывала. И ничего жили. Хоть и друг у друга на
головах. Но все быстро с теснотой примирились, и дети даже примирились.
Только одно им никак не нравилось - что в школу теперь надо было на трамвае
ездить и вставать из-за этого рано, чтоб Дима их по пути на работу туда
завез. А в другую школу Дима не стал детей переводить, ну, чтобы лишний раз
с бумажками не связываться и не объяснять всем подряд, где находятся их мать
и отец, и кем приходится им, детям, он сам, и почему это школу они вздумали
менять посреди учебного года.
"отлично", и здоровье было у них более-менее. Для их возраста. Конечно, и
Саянов Диме всяческое содействие оказывал - и в проблемах воспитания, и в
денежном выражении, и морально, несмотря на то, что его сын, который у него
в результате второго брака родился, постоянно болел по больницам, и жена
после тех неудачных тяжелых родов тоже безвылазно болела.
Саяновой срок заключения завершился, и она освободилась из мест лишения
свободы и сразу, конечно, первым делом, к Диме кинулась, потому что про
судьбу своей квартиры и про другое все она была в курсе событий, ей Дима в
письмах все тщательно описал. Ну, и приехала она к Диме, детей обнимает и
целует и нацеловаться не может, и слезы у нее по лицу текут и на пол капают.
А дети тоже, конечно, радуются встрече с ней. Все ж таки они по матери
сильно скучали, особенно первые месяцы. Потом, правда, меньше скучали.
Привыкли. А поначалу скучали сильно. И вот обнимается с ними Саянова, а Дима
сидит на табуретке в стороне и на них смотрит. И родители его, отец с
матерью, тоже эту картину молчаливо наблюдают. А потом Саянова поуспокоилась
малость, глаза вытерла и к Диме, на табуретке сидящему, приблизилась. И
говорит она Диме, что спасибо тебе, в общем, за них и забудь, говорит, все
прошлое и давай жить по-новому и по-человечески. А Дима ей в ответ
протягивает сберкнижку на ее имя и говорит, что не стоит благодарностей. Что
касается детей. А что касается жить, то я этого не приветствую, так как не
получится у меня все забыть.
откуда она была родом и где у нее и сейчас жил родной отец со своей женой, а
с ее, значит, мачехой. Уехала, и отец, видно, принять ее к себе согласился,
потому что через какой-то короткий период времени она к Диме за детьми
вернулась и забрала их с собой и увезла в этот самый свой Кривой Рог, а они
туда уезжать не хотели, а наоборот, хотели остаться. 1991
НОМЕР
телефону на два тридцать плюс-минус пятнадцать минут. А с женой он так
договорился заранее, что посадит их в это вызванное такси, а сам с ними в
аэропорт не поедет. Номер такси запомнит, если что на всякий случай и все. И
останется дома, так как завтра, хоть и суббота, а надо ему на работу. А на
работе у него был законный выходной и вообще он оформил очередной отпуск с
понедельника. И вот, значит, такси пришло в назначенный час, и жена с дочкой
сели в него на заднее сидение, и Кротов вещи их в багажник захлопнул, и они
уехали. А номер он, Кротов, вроде бы и запомнил, но цифры тут же у него
перепутались и из головы выскочили. А жена ему перед тем, как в машину
сесть, сказала, что когда-то ты меня не только что до аэропорта провожал, а
и намного дальше. Это она напомнила и намекнула, как он в первый год их
жизни купил себе тайно от нее билет на тот же самый самолет, что и ей и,
когда она уже начала плакать на регистрации, Кротов положил на стойку этот
свой билет и паспорт. И летел с ней до Львова, а потом тем же самолетом
вернулся назад. Был такой у них в биографии дурацкий эпизод. А теперь,
конечно, все у них по-другому и не так. И вообще никак. И они приняли,
значит, решение, что она уедет к своим родителям в гости, и они поживут
месяц врозь друг от друга и отдохнут и, может быть, соскучатся.
полосу, постоял на ней немного, а потом разогнался и задрал нос и стал лезть
и карабкаться в гору, набирая свою положенную высоту полета. И Лина громко
заплакала, потому что ей заложило уши, и она испугалась, не зная, что это
означает. А Лариса сказала ей, что надо проглотить слюну, и Лина плакать
перестала и взяла у Ларисы карамель "Мятную", и положила ее в рот, и стала
сосать.
и объявила, что самолет набрал свою высоту, и полет протекает нормально, и
можно отстегнуть привязные ремни. И все отстегнулись и осмотрелись по
сторонам. А в самолете было неубрано, бардак, можно сказать, был в самолете,
так как валялся на полу какой-то сор и грязными и засаленными были чехлы
сидений, и мутными иллюминаторы окон. И Лариса подумала, что дома она
оставила раскардаш и не успела прибрать за собой после сборов в дорогу.
Правда, она и не стремилась особо к этому, пускай, думала, остается, или
пускай его бляди прибирают. А нет, так и в бардаке посношаются, не сдохнут.
Ей сейчас, тут, отчего-то пришло на ум и показалось, что именно вот этим и
будет Кротов заниматься в период ее отсутствия и больше ничем. Потому что
недаром же он никак дотерпеть не мог и дождаться, пока уедет она. Наверно,
прямо теперь уже и понавел полную квартиру всякой шелупени. А самолет вдруг
ни с чего закачало и затрясло, и он провалился вниз сквозь тучи и взвыл
всеми моторами и снова полез вверх. А Кротов смотрел на часы и думал, что
вот наконец-то он совсем один и никого у него не осталось, только он сам. И
он позвонил Лидке, но телефон Лидкин ему не ответил. Или она его отключила
на ночь, или же где-то шлялась, тварь болотная. И Кротов знал, конечно, про
нее, что она тварь, но ему-то что с того, он же не жить с ней собирался и не
венчаться, а просто хотел поиметь ее по-человечески, без проблем и