Чтение 18–й страницы книги ~Зеленые холмы Африки~

-- Это другой. Вот уж буйвол так буйвол! А с ним, наверное, был и наш.

-- Мне казалось, что с ним была самка. Но с такого расстояния трудно
разобрать.

-- Да, до них было ярдов четыреста. Клянусь богом, вы в самом деле
умеете стрелять этих малюток.

-- Когда я увидел, как он пригнул голову и встал на дыбы, я уже знал,
что ему крышка. Освещение было превосходное.

-- Я видел, что вы не промахнулись и что это другой буйвол. Ну, думаю,
теперь нам придется иметь дело с двумя подранками. Но вначале я не слышал
рева.

-- Удивительное впечатление производит этот тоскливый рев! -- сказала
Мама. -- Словно зов рога в дремучем лесу.

-- А мне он показался очень веселым, -- возразил Старик. -- Право,
следует выпить по такому случаю. Вот это выстрел! Послушайте, отчего вы до
сих пор скрывали от нас, что умеете стрелять?

-- Идите к черту!

-- А известно вам, что он к тому же прекрасный следопыт и без промаха
стреляет птиц влет? -- обратился Старик к моей жене.

-- А буйвол просто красавец, не правда ли? -- подхватила она.

-- Да, замечательный, хоть и молодой еще. Мы пытались сфотографировать
зверя, но у нас был только маленький ящичный аппарат, да и затвор
заклинился, что вызвало ожесточенные пререкания. А день тем временем угасал,
и я стал нервничать, в раздражении читал всем нотации, бранился, досадуя,
что нельзя сфотографировать добычу. Человек не может долго оставаться на
грани такого возбуждения, какое я испытал сегодня; убив живое существо,
пусть всего лишь буйвола, он внутренне весь как-то сжимается. Не такое это
чувство, чтобы им можно было делиться с окружающими, и я, выпив воды, сказал
жене только, что сожалею о своем поведении. Она отозвалась: "Ладно, все в
порядке", -- и я почувствовал, что все действительно снова пришло в порядок.
Стоя рядом, мы глядели, как М'Кола свежует голову буйвола, и чувствовали
нежность друг к другу, и все стало понятно -- недоразумение с фотоаппаратом
и остальное. Я выпил виски, но оно показалось мне безвкусным и нисколько
меня не опьянило.

-- Дайте мне еще, -- сказал я. Вторая порция подействовала.

В лагерь нас повел тот самый туземец, за которым якобы гнался носорог,
а Друпи остался -- ему нужно было освежевать голову буйвола и вместе с
другими, разрубив тушу, подвесить куски на деревьях, чтобы они не достались
гиенам. Проводники боялись идти в темноте, и я разрешил Друпи оставить у
себя мое ружье. Он сказал, что умеет стрелять. Я вынул патроны, поставил
затвор на предохранитель, протянул ружье Друпи и предложил ему выстрелить.
Он приложился, зажмурил не левый, а правый глаз и рванул спуск, потом еще и
еще. Тогда я показал ему, как обращаться с предохранителем, заставил
поупражняться и несколько раз щелкнуть затвором. В то время как Друпи
пробовал стрелять из ружья, поставленного на предохранитель, М'Кола смотрел
на него свысока, а Друпи под его взглядом весь как-то съежился. Я оставил
ему ружье и две обоймы, и они занялись мясом, а мы в сумерках двинулись за
проводником по следу второго буйвола, на котором не было ни капли крови, до
вершины холма, а оттуда к лагерю. Мы карабкались по склонам, переходили
ущелья, спускались в овраги и наконец достигли главной гряды, которая в
полумраке казалась темной и холодной; луна еще не взошла, и мы брели во
тьме, изнемогая от усталости. Один раз М'Кола, который нес тяжелое ружье
Старика, а также фляги, бинокли и сумку с книгами, крикнул проводнику,
быстро шагавшему впереди, какую-то фразу, прозвучавшую как брань.

-- Что он сказал? -- спросил я у Старика.

-- Сказал, чтобы проводник не очень-то показывал резвость своих ног,
потому что среди нас есть пожилой человек.

-- Кого он имел в виду -- себя или вас?

-- Наверное, обоих.

Наконец над бурыми холмами взошла дымно-красная луна, и мы прошли через
мерцавшую тусклыми огоньками деревню, мимо наглухо закрытых глиняных хижин,
возле которых пахло хлевом, а потом перешли ручей и двинулись вверх по
голому склону, туда, где перед нашими палатками горел костер. Ночь была
холодная и ветреная.

Утром мы снова отправились на охоту, около родника напали на след
носорога и прошли по этому следу через всю местность, похожую на плодовый
сад. до самого ручья, круто спускавшегося в каньон. Было очень жарко, и
тесные сапоги, как и накануне, натерли ноги моей жене. Она не жаловалась, но
я видел, что ей больно. Все мы испытывали сладостную, умиротворяющую
усталость.

-- Черт с ними, с этими носорогами, -- сказал я Старику. -- Буду
стрелять, только если встретится очень крупный. А такого, пожалуй, не
найдешь и за неделю. Хватит с нас и того, которого я уже убил, уйдем отсюда
и отыщем Карла. На равнине можно поохотиться на сернобыков, добыть шкуры
зебр, а там подумать и о куду.

Мы сидели теперь под деревом на вершине холма, откуда видна была вся
окрестность -- ущелье, спускавшееся к долине Рифт-Велли, и озеро Маньяра.

-- Хорошо бы взять носильщиков с легким багажом и поохотиться в той
долине и вокруг озера, -- сказал Старик.

-- Отличная мысль! А грузовики подождут нас в... как бишь называется
это место?

-- Майи-Мото.

-- Почему бы нам в самом деле не сделать так? -- заметила Мама.

-- Спросим у Друпи, что представляет собой эта долина.

Друпи не знал, но один из местных жителей сказал нам, что долина
каменистая и почти непроходима в том месте, где река низвергается в ущелье.
Он уверял, что с багажом там не пройти. Пришлось отказаться от этого плана.

-- И все-таки именно так надо путешествовать, -- заметил Старик. --
Носильщики обходятся дешевле, чем бензин.

-- А в самом деле, почему бы нам после этой охоты не побродить пешком,
-- подхватила Мама.

-- Это можно, -- согласился Старик. -- Но за носорогом нужно
отправиться на гору Кения. Там водятся настоящие красавцы. Здесь и куду --
редкость, не то что в Кении, в Калале. Поедем туда. А потом, если все будет
хорошо, успеем еще спуститься в Хандени за черными антилопами.

-- Пора в путь, -- сказал я, не двигаясь с места. Мы уже давно
перестали завидовать успеху Карла. Мы были довольны тем, что он убил
носорога, и все стало на свое место. Быть может, он уже застрелил и
сернобыка. Славный парень был этот Карл, и я от души радовался, что ему
удалось настрелять больше, чем мне.

-- Как ты себя чувствуешь, моя милая, славная Мама?

-- Прекрасно. Разумеется, я не прочь бы отдохнуть, очень ноги устали.
Но мне нравится такая охота.

-- Давайте вернемся, поедим, а к вечеру пойдем на равнину.

Вечером мы остановились на месте нашего старого лагеря в Муту-Умбу, под
большими деревьями, неподалеку от дороги. Тут мы когда-то разбили свой
первый лагерь в Африке. Деревья были все такие же высоченные, развесистые,
ярко-зеленые, ручей -- все такой же прозрачный и быстрый, а местность -- так
же хороша, как и в тот день, когда мы впервые пришли сюда. Только ночи стали
жарче, дорога покрылась толстым слоем пыли, и мы успели повидать множество
новых мест.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Чтобы добраться до Рифт-Велли, мы проехали по красноватой песчаной
дороге через высокое плато, затем вверх и вниз через холмы, поросшие
кустарником, и по лесистому склону до края ущелья; у наших ног расстилалась
равнина, дремучий лес и длинное, обмелевшее у берегов озеро Маньяра, в
дальнем конце своем усеянное сотнями тысяч розовых точечек, -- это сидели на
воде фламинго. Дальше дорога круто бежала вниз, потом по ровному дну долины,
через теснимые лесом возделанные участки, где зеленел маис, бананы и
какие-то неизвестные мне деревья, потом мимо индийской лавки и
многочисленных хижин, через два моста над прозрачными быстрыми ручьями и
снова лесом, теперь уже более редким, с широкими прогалинами; наконец, мы
свернули на другую дорогу, пыльную и ухабистую, которая через заросли
кустарника привела нас к тенистому лагерю Муту-Умбу.

В сумерках фламинго снялись с места. Воздух наполнился шумом, похожим
на посвист утиных крыльев, когда стая летит в предрассветной мгле, но более
громким, протяжным и мерным. Мы со Стариком слегка подвыпили. Мама была
очень утомлена, а Карл опять хмурился. Мы отравили ему радость победы над
носорогом, а теперь, когда это было позади, он боялся неудачи в охоте на
сернобыка. Кроме того, в прошлый раз им пришлось иметь дело не с леопардом,
а с великолепным львом, огромным, темногривым, -- он не желал расстаться с
тушей носорога, когда они пришли к ней на другое утро, а стрелять в него
было нельзя, потому что там был какой-то львиный заповедник.

-- Этакая досада! -- сказал я, искренне стараясь настроиться на мрачный
лад, но мне было слишком весело, чтобы я мог сочувствовать чужим
неприятностям. Мы со Стариком, разбитые усталостью, сидели, попивая виски с
содовой, и оживленно болтали.

На другой день мы выслеживали сернобыков в сухой и пыльной долине
Рифт-Велли и наконец заметили стадо довольно далеко, за холмами, выше
масайской деревни. Сернобыки отличались от местных ослов только
изумительными, косо поставленными черными рогами; на первый взгляд все они
были одинаково хороши. Но, присмотревшись внимательнее, я заметил, что два
или три самца выгодно отличаются от остальных; сидя на земле, я выбрал
одного -- как мне казалось, самого красивого -- и, когда стадо растянулось
вереницей, прицелился и выстрелил. Я слышал цоканье пули, видел, как
сернобык, отделившись от стада, стал описывать круги все быстрее и быстрее,
и понял, что теперь он мой. Больше я не стрелял.

Как оказалось. Карл наметил себе ту же жертву. Я, не зная этого,