Чтение 18–й страницы книги ~Звездный час Уилта~

его из себя.

-- Я просто хочу убедиться, что мистер Маккалем жив и здоров. Разбудите
его, пожалуйста.

-- Жив и здоров? -- удивился Клык. -- А чего ему станется?

Начальник ушел от прямого ответа:

-- Это профилактическая мера.

Он беспокоился не напрасно: Маккалем не подавал никаких признаков
жизни, зато признаков смерти было предостаточно: бледность, странная поза.
Будь на месте Маккалема другой заключенный, начальник не стал бы
церемониться, а просто вошел бы в камеру. Но Маккалем редкостный мерзавец.
Кто знает, не разыгрывает ли он комедию, чтобы заманить кого-нибудь из
охраны в камеру и скрутить с помощью Быка и Клыка? А все старший
надзиратель, ни дна ему ни покрышки! Начальник поспешил за подмогой, а Бык и
Клык в самых нелестных выражениях осудили долбанных вертухаев, которые
оставляют долбанный свет в долбанной камере на всю ночь. Но поведение
Маккалема их тоже озадачило, и они все-таки решились его потревожить. В ту
же минуту корпус особого режима огласился душераздирающими воплями.

-- Скопытился! -- ревел Клык. Бык тем временем попытался привести
Маккалема в чувство. Для этого он, как умел, сделал патрону искусственное
дыхание -- навалился на него всем телом и выжал из легких остатки воздуха.

-- В рот ему подыши, -- велел Клык, но Бык не отважился. Если Маккалем
жив, то, очнувшись, он едва ли обрадуется поцелую, а если он действительно
врезал дуба, то Быку мало радости лобызаться со жмуриком.,О чем он и сообщил
напарнику.

-- Ишь, какие мы нежные, -- заорал Клык. -- Пошел вон, падла! Сам
сделаю!

Он склонился над телом патрона и отшатнулся: Маккалем был холоден как
лед.

-- Убили! Ах вы суки! -- завопил Клык, повернувшись к двери.

Между тем начальник тюрьмы влетел в кабинет, где старший надзиратель
Блэггз прохлаждался за чашечкой кофе, и выпалил:

-- Доигрались вы с вашим проклятым снотворным.

-- Я? -- изумился Блэггз.

Начальник перевел дух.

-- С Маккалемом непорядок. Или он умер. или очень умело притворяется.
Вызовите десяток надзирателей и врача. Скорее. Может, еще удастся спасти.

Они помчались по коридору. Блэггза все еще мучали сомнения.

-- Маккалем получил такую же порцию, что и другие, -- твердил он. --
Наверняка прикидывается.

Наконец десять надзирателей собрались у двери камеры. Однако Блэггз все
медлил.

-- Предоставьте это нам, -- убеждал он начальника. -- Вам лучше
остаться снаружи. Вдруг они возьмут заложников и придется вести переговоры.
Не забудьте: в камере три очень опасных преступника.

Начальник подозревал, что уже не три, а два.

Заглянув в глазок, старший надзиратель прошептал:

-- Поди разберись тут. Ну как он опять каверзы строит? Вымазал лицо
мелом.

-- И загнулся в придачу?

-- А что вы думаете? Уж если старина Мак за что взялся, сработает на
совесть. Ну ладно. Эй, в камере! Всем отойти от двери! Вперед.

В одно мгновение камеру заполнила толпа надзирателей. В сутолоке
покойный Маккалем получил увечья. которые уже не могли отразиться на его
здоровье, но попортили его внешность. Что Маккалем мертв, не оставалось
никаких сомнений, и даже без врача было ясно, что смерть наступила
вследствие острого отравления барбитуратами.

-- Откуда мне было знать, что Бык и Клык отдадут ему свое какао? --
причитал старший надзиратель на экстренном совещании в кабинете начальника
тюрьмы.

-- Вот когда Министерство внутренних дел начнет расследование, тогда и
объясните, -- отрезал начальник.

Ворвавшийся на заседание надзиратель принес известие, что в матраце у
Маккалема обнаружены припрятанные наркотики. Начальник тюрьмы взглянул в
окно, на небо, где уже занимался рассвет, и застонал.

-- Ах, да, вот еще что, -- спохватился надзиратель. -- Мистер Ковен,
дежурный, вспомнил, чей голос он слышал по телефону. Очень, говорит, похож
на мистера Уилта.

-- Мистер Уилт? Какой там еще мистер Уилт?

-- Преподаватель. Из Гуманитеха, что ли. По понедельникам занимался с
Маккалемом английской литературой.

-- С Маккалемом? Английской литературой? -- начальник оживился,
усталость как рукой сняло. -- Ковен его узнал?

-- Так точно, сэр. Говорит, голос ему с самого начала показался
знакомым, а когда он услышал, что Гарри-Поджигатель окочурился, так и
сообразил, что это неспроста.

Начальник тюрьмы тоже сообразил, что это неспроста. И поскольку его
карьера грозила пойти прахом, он решил действовать без оглядки. Всегдашнюю
осторожность словно сквозняком из-под дверей сдуло.

-- Итак, -- объявил он, -- Маккалем умер от пищевого отравления. Это и
будет официальная версия. Далее...

-- Как от пищевого отравления? -- удивился врач. -- Ничего подобного.
Ему дали чрезмерную дозу фенобарбитала, и я не стану...

-- А как ему дали эту дозу? В какао, -- раздраженно пояснил начальник.
-- Какао, по-вашему, не пища? Я и говорю: пищевое отравление. Впрочем, если
вы хотите, чтобы вас обвинили в попытке отравить тридцать шесть
заключенных...

-- Меня? Я-то здесь причем? Это все вон тот охламон, -- врач указал на
старшего надзирателя. Однако Блэггз уже приготовился к обороне.

-- Да, но по вашему распоряжению, -- парировал он, бросив выразительный
взгляд на своего начальника. -- Если бы не вы, как бы я раздобыл это
снадобье? Вы же аптечку в медпункте запираете, не так ли? Вы же не головотяп
какой-нибудь, правда?

-- Я никогда... -- начал врач, но начальник тюрьмы перебил:

-- Увы, мистер Блэггз говорит дело. А если вы с ним не согласны,
обратитесь в комиссию, которая будет вести расследование. Ваше право.
Обратно же, газетчикам тему подарите. "Тюремный врач -- соучастник
отравления заключенного" -- чудный заголовочек для газеты "Сан", а?

-- У него в камере нашли наркотики, -- напомнил врач. -- Давайте
скажем, что ими он и отравился.

8

-- Что ты мне рассказываешь? -- возмущалась Ева. -- Я же знаю, что ты
пришел домой поздно.

Как всегда за завтраком любящее семейство подвергало Уилта
перекрестному допросу. В подобных случаях Ева отдавала супруга на
растерзание близняшкам, и они забрасывали папочку вопросами из информатики и
биохимии, в которых тот не смыслил ни уха ни рыла. Но на сей раз у Евы
появился повод помучить Уилта собственноручно: машина.

-- Я и не говорю, что пришел не поздно, -- защищался Уилт, с трудом
глотая мешанину из дробленой пшеницы, сухофруктов, орехов и прочей
органической пищи, которой Ева по-прежнему пичкала домашних. Она считала,
что в рацион непременно надо включать грубую клетчатку.

-- Двойное отрицание, -- ввернула Эммелина. Уилт взглянул на нее с
ненавистью.

-- Сам знаю, -- проворчал он и выплюнул шелуху от семечки.

-- Значит, ты говоришь неправду, -- уличила Эммелина. -- Двойное
отрицание -- все равно что утверждение. А ты не признаешься, что вернулся
поздно.

-- Но и не отрицаю же, -- не сдавался Уилт перед напором неумолимой
логики, одновременно пытаясь языком счистить с зубов налипшие отруби. Вечно
после этой чертовой жратвы во рту какие-то крошки.

-- Хватит рассусоливать, -- сказал Ева. -- Ты мне скажи, куда дел
машину.

-- Сказал уже. Оставил на стоянке. Пошлю механика, пусть разберется.

-- А вчера не мог сообразить? Как теперь девочек везти в школу?

-- Да хоть пешком идите, -- Уилт угрюмо разглядывал извлеченную изо рта
изюмину. -- А что? Органический способ передвижения. Куда более
органический, чем эта юная слива, которая, очевидно, скукожилась оттого, что
вела малоподвижную жизнь. Почему те, кто печется о здоровье, употребляют в
пищу дребедень, от которой умереть недолго? К примеру, эта...

-- Не виляй, -- оборвала Ева. -- Если ты думаешь, что я...

-- Пойдешь пешком? -- подхватил Уилт. -- Боже сохрани. Твои жировые
отложения...

-- Знаешь что. Генри Уилт, -- взвилась Ева, но тут в разговор вмешалась
Пенелопа:

-- А что такое "жировые отложения"?

-- Это как у мамы, -- объяснил Уилт. -- Отложения жира, от которых люди
становятся толстыми.

-- Я не толстая, -- решительно заявила Ева. -- Значит, по-твоему, я
должна два раза в день мотаться к черту на рога и обратно? Как будто у меня
есть время. Какой ты вздор несешь!

-- Ну конечно. Я все забываю, что у нас в семье половое соотношение не
в мою пользу.

-- А что такое "половое соотношение"? -- поинтересовалась Саманта.

-- Отношение между полами, -- буркнул Уилт и встал из-за стола.

Ева запыхтела. Она не любила говорить о половых отношениях при детях,
поэтому вернулась к главному пункту обвинения -- к машине:

-- Хорошо тебе говорить -- "пешком". Сам-то ты можешь...