предохранитель и ласково нажать на спусковой крючок. Тьфу, осечка.
насторожил ее. Правильно, пораскидывай своими десятиграммовыми мозгами,
милая. Я вынес вторую руку вперед, успокоительно поводил ей на манер
факира, затем осторожно дернул затвор, выбрасывая негодный патрон и меняя
его на новый. Не бздимо, как выражаются наши польские друзья. Осталось
взвести курок и плавно согнуть указательный перст, обнимающий спусковой
крючок. Грохнул наглый раскатистый выстрел, какие-то птицы заголосили в
панике и забили крыльями, рептилия же брызнула кровью. Это последнее, что
я увидел прежде чем ухнуть с головой в воду по причине оружейной отдачи.
каждый раз голова беспомощно утыкалась во что-то плотное. Я люблю воздух,
как свежий, так и несвежий, - беззвучно завопило мое горло. Сквозь потемки
опять прилетела красноватая клякса-морда и снова зашевелила ртом. "Ты
бьешь тарелки в чужом доме, когда ниточка твоей судьбы столь напряжена. Не
хочется тебе после этого помогать. По-крайней мере бескорыстно." Хоть я
принял такое выступление за предсмертный бред, тем не менее мысленно
заорал: "Давай тогда за плату. Все мое - твое."
из книги. Мои посягновения на женщин, бросок на Лизу в лифте, удар
Затуллину в поддых и наезд на него с улицы Жуковского, моменты неудачные и
стыдные, многое другое, все почти сразу, даже чувства соответствующие были
восстановлены, хотя и унеслись сразу куда-то прочь, словно их сдул ветерок
как пену. "Кое-что мне нравится, возьму... - произнесла рожа, - а сейчас
толкнись ногами." Я отчего-то умиротворился и на какое-то время стал
пузырьком, простейшей клеточкой, улиткой, лягушкой, мое сознание ощущало
только течения воды, странные ее запахи, лучи, пробивающегося через
поверхностную корку, преломления и отражения света, звуки, производимые
какими-то жующими подводными тварями.
следует толкнувшись ногами, устремился к нему. Там меня встретил пучок
крепких тростниковых стеблей, который вывел мое тело из чуждого подводного
царства наверх, в "полынью". Когда я распахнул рот, тогда только и понял,
сколько времени ничего не вдыхал. Легкие, наверное, уже превратились в
скомканный пакет. В висках сбрендившие звонари лупили в колокола. В глазах
летали какие-то фиолетовые вихри, казалось, еще немного и увижу знаменитый
черный тоннель на тот свет, по которому редко кто возвращается назад.
Значит, я действительно на этом свете.
пятно Роршаха, но я все-таки уловил смысл его следующей рекомендации:
отбросить камыши и дотянуться до ближайшего хлипкого кустарника. Когда я
послушался, то ноги стали контактировать хоть с зыбкой, но почвой. Еще
несколько шагов, воды мне стало по колено и я добрался до желанного
дерева.
далеко распустивших свои корни. Трос я укрепил, а дальше уже Коля не
сплоховал вместе со своей лебедкой, вытянул машину.
признания заслуг перед родиной, причем морды выражали грусть расставания.
В своих поминальных речах выступающие напирали на то, что покойный за
столом не чавкал, а для вытирания носа пользовался не пальцами, а платком.
Наверное, политинформацию бы ей прочитали на арабском языке, дескать,
давайте вместе бороться против гидры империализма, она еще противнее чем
вы. Мол, да здравствует свободолюбивые рептилии, которые кусают
капиталистов, желающих паразитически выдавить из них весь яд.
переборщил, поэтому пожаловался на змею.
стрелял.
человек, а не дебил какой-нибудь.
каких-то датчиков и даже высказал недоумение:
из-за этого каустика размытая.
распределению спектра скорее напоминает группу матриц А678. Неужели они
метантропные?
раздражаем своими векторами.
мельком, но не сговариваясь, глянули в мою сторону, а в точке между моих
глаз что-то словно откликнулось и шевельнулось. Неожиданно отреагировал и
Серега.
товарищ майор такой водяной цирк и показывал.
в словах Колесникова и какова доля его прозорливости. Но пока что текучка
отвлекла меня от тяжких размышлений, вредных для мозга. Мы выехали на
что-то вроде затопленного рисового поля, по которому плелся классово
близкий феллах вслед за тягловой живой машиной типа "бык".
чужих людей. Больших, рыжих, голубоглазых?
сторону зарослей.
проехало... один... два... три железные машины с красными полумесяцами.
Каждая чуть меньше вашей. В них сидели неверные, которые возят болезни...
Зачем Аллах нахмурился и отвернулся от нас?
откликнулся я успокоительной цитатой на горестное вздыхание селянина.
вознаграждения, - подполковник швырнул перетрудившемуся человеку пачку
"Кэмела", в ответ получив "благослови тебя, Аллах".
темный "сын земли" принял людей, явно похожих на врачей, за гнусных
разносчиков всяких хворей. Но вслух подполковник никак не выразился.
радиоволнах тихо, то мы с Остапенко отправились дальше пешим скрытым
ходом. В итоге, он скромно затаился у корней какого-то дерева, а я
устроился "этажом" выше, на правах листика в кроне, откуда все окрестности
хорошо просматривались в бинокль.
детишки вокруг. Раньше бы они ковыряли борта, карабкались на крышу, а
теперь держатся на расстоянии. Индюк какой-то старый, тоже абориген,
отгоняет их еще подальше. Надо же, слушаются.
дома - там, наверное, обитает местный командир...
жестикулирующие и злобно выглядящие люди. Какую-то непритязательную
постройку сарайного типа резво покидают двое американцев в белых халатах,
с трудом сохраняя достоинство в движениях. Следом высыпает несколько
женщин с ребятней - и наутек. Доктора, похоже, вели прием и что-то
сорвалось.
несколько групп разгоряченных южных мужчин. Деревенский староста ковыляет
от них к американцам, потом обратно. Мужики что-то показывают руками, один
из них плюет в сторону врачей, но попадает односельчанину на сандалию.
Между этими двумя вспыхивает ссора, переходящая в рукоприкладство.
Какой-то мальчишка швыряет камень, который отскакивает от бампера джипа.
Двое бостонцев торопятся в дом, где проходил прием, и выносят оттуда
несколько портфелей, видимо с препаратами и инструментами. Рядом с ними
назойливо болтаются подростки, действуют на нервы, путаются под ногами,
дергают за рукава. Наконец американец отталкивает одного из пацанов. Тут
же мужчины довольно плотным кольцом начинают подступать к машинам. Та
парочка штатников, что шастала в дом за портфелями, вытягивает пистолеты,
остальные спешно рассаживаются по своим джипам. Третий штатник с
крупнокалиберной пушкой в руках подбегает к приличному "командирскому"
строению, из которого выметается еще один белый человек. Вернее
американская врачиха - она, похоже, лечила да недолечила жену старосты.
Американка во всю прыть дует к машине, как малыш к мамке.
По-моему драпанье американцев из села как-то связано с нашей работой.
Вернее с тем, чем занимаются Сандомирский с Дробилиным, с их матрицами и
векторами раздражения.
вот-вот превратятся в клубы смрадного дыма и поглотят врагов. Мне сейчас
хорошо видно врачиху. Ее лицо. Ого, даже в горло запершило - это ведь Лиза
Розенштейн! Или, по крайней мере, кто-то очень похожий на нее. Значит,