Эдика вспыхнул холодный белый огонек действия.
под окном двумя этажами ниже на крыше пищеблока лежала стопа прессованного
утеплителя из стекловаты. Эдик выпрыгнул, стараясь попасть в середину
матов утеплителя, и зарылся, исчез в колкой куче. Сразу руки зазудели,
зачесались от мельчайшей стеклянной пыли; стараясь уберечь глаза, он
отодвинул кромку трухлявого пласта и глянул вверх, на окно. Створки уже
были задраены, окно будто и не отпиралось десятки лет (а, наверное, так
оно и было). Эдик отшвырнул мат, и, не особо скрываясь, перебежал по крыше
к брандмауэру, за которым - он видел это сверху - была уже улица. Так и
есть - за кирпичным выступом, умело закрепленная в кладке, покачивалась на
ветерке капроновая тесьма. Каждый миг ожидая сирены, Эдик перекинул тесьму
через парапет, подтянулся на руках, и, обжигая пальцы о тесьму,
соскользнул на асфальт. В узком переулочке никого не было; у
противоположного тротуара стоял заляпанный грязью белый "Москвич". Эдик
обошел машину, распахнул дверцу и плюхнулся за руль; он весь трясся и еле
сдерживался, чтобы тут же не дать газ и не рвануть куда глаза глядят.
Баранка была еще теплой от чьих-то рук, ключ торчал в замке.
подготовленную и очень дорогую процедуру - не для него. У Эдика не имелось
ни таких связей, ни таких денег. Чья бы то ни была оплошность, но
рефлекторно он воспользовался чужой "стелькой", и теперь оставалось лишь
продолжать. Наблюдая за улицей - спереди и в зеркало, - он полез в
"бардачок", нашарил там пистолет (он не стал его даже вынимать), термос,
пакет с чем-то съестным и плотный листок бумаги с набросанным от руки
маршрутом. Рассматривая грубый чертеж, Эдик включил двигатель, развернулся
и быстро выкатил из проулка. Эдик доверял своему огоньку, сиявшему белым
жестоким светом, он еще никогда не подводил налетчика в самых крайних
обстоятельствах. Огонек твердил: Эдик не должен следовать маршруту, город
П. смертельно опасен, нужно убираться отсюда поживей. Безошибочный
инстинкт и мгновенная реакция - вот что до сих пор всегда выручало Эдика;
навык был лишь приложением. Он мчал по широченному проспекту в районе
новостроек, он был сейчас само зрение и слух, и все же верил лишь этому
внутреннему чутью. Подъезжая на красный к перекрестку, он ощутил что-то
вроде излучения от голубого микроавтобуса впереди и, не раздумывая,
свернул направо. За спиной, чуял он, уменьшалась, исчезала враждебная
эманация. Пару кварталов он проехал спокойно, зато дальше его кошачье
зрение уловило блеск патрульной мигалки, и снова пришлось вильнуть в
переулок. Единственное, что утешало - он все дальше уходил от центра. Еще
раз издали Эдик засек мигалку и снова вовремя сделал скидку вбок, все
дальше внедряясь в паутину пригородных улочек. Он чувствовал границы своей
безопасности почти физически, огонек уверенно вел его вглубь спокойной
зоны, хотя этого района он совсем не знал. Пока не было смысла бросать
машину (тем более наступала темнота), прежде хотелось бы убраться
достаточно далеко, пока не опомнились и те, и другие. Эдик больше
страшился других и надеялся, что достаточно далеко отошел от предложенного
маршрута.
трассы, он снова наткнулся на голубой микроавтобус, припаркованный возле
особнячка с мансардой - и в тот же момент сзади, вполне отчетливо в
осенних сумерках заискрилась мигалка, донеслось взлаивание сирены. Эдик
ткнул машину в придорожные заросли, схватил пистолет и выскочил наружу.
Ему показалось, что он уже бывал в этом месте. В свете наплывающих фар он
различил полуоткрытые ворота усадьбы и бросился туда, пригибаясь за
стриженым кустарником. Он бежал по подъездной аллее, на ходу соображая,
как быть: наверняка они уже дали команду оцепить квартал, и теперь его
шанс лишь в том, чтобы захватить заложника и выторговать себе отход.
Огонек в его груди все так же полыхал, чуть не выхлестываясь наружу с
жарким дыханием.
худощавого старичка в домашней фланелевой одежде, который вдруг сразу
обнаружил поразительную прыткость и самообладание - он тут же отпрыгнул в
боковую дверь и затопотал вверх по лестнице. "Игорь, Игорь!" - вопил он.
Игорь? Это усложняло дело. В минутной нерешимости Эдик застыл в дверях, и
тут кухонная портьера слегка качнулась. "Стреляй!" - взвизгнул огонек, и
Эдик выпалил трижды в дюжего парня с обрезом - тот принял заряды с
каким-то нечеловеческим бесчувствием и уверенно заправил Эдику "под вздох"
свой отдарок, который вмиг погасил белый пылающий язычок его воли. Уже
засыпая навек в растекшейся луже возле другого трупа, Эдик успел смекнуть
коснеющим разумом - огонек зажгла чужая рука, и она же твердо вела его к
этой усадьбе - крестик на карте, - где сейчас свелись чьи-то счеты.
"Стелька" на побег была именно ему, и тот, кто ее готовил, прекрасно знал
взрывчатую рефлексию налетчика и на нее безошибочно рассчитывал.
крыльцо и махнул преследователям, мол, все в порядке. Было уже совсем
темно.
нижеследующее:
окончании Одесского университета, ист.фак., отделение восточных культур.
Еще в процессе образования Петличко вошел в группу студентов и аспирантов,
практиковавших медитацию в русле прямого приложения идей дзен-буддизма. В
разговорах со мной Петличко утверждал, что в совершенстве освоил технику
отделения сознательной субстанции (души) от телесной и обратного их
слияния еще в то время. Именно эта его способность, как он говорил, не
позволила ему впасть в отчаяние при распределении в такую дыру, как
Антрацит, и в дальнейшем позволяла безболезненно переносить все тяготы и
лишения гарнизонной службы. То есть, при очередном разносе после смотра и,
наоборот, перед каким-либо праздничным загулом, Петличко (по его
утверждению) с помощью определенной процедуры и соответствующего
психического усилия расставался со своим телом, покидал его, устремляясь в
виде бесплотного сгустка сознания туда, куда его издавна влек научный
интерес - в Шумерскую эпоху, или же к околицам Солнечной системы, где он
ощущал наибольшую степень гармонии мира. Тем временем тело его в
лейтенантском мундире вышагивало по плацу или же безобразно напивалось в
ресторане Дома офицеров. Мало кто из сослуживцев замечал, что в таких
случаях имеет дело с бездушным чурбаном, фактически с зомби, живым трупом.
Возвращаясь из неописуемых далей, Петличко с омерзением заставал свою
телесную оболочку во все более скверном состоянии. Он признавался мне, что
сливаться с ней ему удавалось теперь не сразу, тем более, что после
отождествления с телом его тут же начинали одолевать муки похмелья, либо
совести - за все, содеянное им в виде зомби. Очевидно, что и в последний
раз, когда тело Петличко безуспешно пытались откачать в реанимации, еще
был шанс возвращения лейтенанта к жизни, были даже проблески сознания,
однако, на мой взгляд, Петличко-духовный, витавший незримо под потолком
реанимационной, в конце концов махнул рукой на всю эту возню и со вздохом
облегчения воспарил в свои дали.
способ как-нибудь материально подтвердить мою догадку (что-то вроде
записки, магнитной записи, т.п.). Должен прибавить к этому, что ст.
лейтенант Петличко успел научить своей методике еще троих офицеров
батальона, в том числе и меня. Так что во вторник на разборе Вы будете
иметь дело не вполне со мною, а всего лишь с бесчувственным зомби в
мундире.
иного занятия, кроме как горестно оплакивать свою долю и участь Форнарины,
захваченной злыми разбойниками. Между тем, на вопли его и стенания из-за
прибрежной скалы появилась...
неизвестность прошлого и полную неопределенность будущего, да еще в толще
чьего-то вымысла. Отчего же нас так интересует развязка, хотя и без того
ясно, что все кончится хорошо?
успокоения. Зато некоторые звуки, днем неразличимые в городском фоне, к
примеру, тишайший стрекот вентилятора из-за вытяжной решетки - царят в
безмолвии надо всей округой и получают, благодаря этому, утонченный ночной
колорит.
слишком много...
Шломо Вульф
Панов Вадим
Лондон Джек
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий