* * *
Сигизмунда разбудил телефонный звонок. Звонил боец Федор. Рвался в бой.
- Сколько времени? - сонно спросил Сигизмунд.
- Одиннадцать, - доложил Федор.
- Вечера?
- Утра!
- Блин, - сказал Сигизмунд.
- Это бывает, - согласился Федор.
И осведомился, будут ли приказания.
Приказания были. Купить кефира литр и дуть сюда, к Сигизмунду домой. И быстро.
- Людмила Сергеевна говорила вчера, будто больны вы и идея у вас вместе с тем
новая, - осторожно заметил Федор.
- Новые партнеры замаячили. Обрабатывал, - неопределенно ответил Сигизмунд. -
Ладно, давай с кефиром, скорее! Помираю...
Положил трубку и откинулся на подушку.
О-ох! Надо бы девку сокрыть. А кстати... Где девка-то?
Девка, конечно, обнаружилась на тахте. Дрыхла. Сигизмунд даже позавидовал: ему
бы, Сигизмунду, такой сон... Небось, выжрала всё пиво. И дрыхнет!
Кобель, спавший у девки в ногах, при появлении похмельного хозяина поднял
голову, поглядел на Сигизмунда и со взвизгом, как-то очень по-жлобски зевнул.
Пиво девка и впрямь выжрала всё. Ничего не опохмелку не оставила. При виде
пустой бутылки из-под "Смоленской рощи" Сигизмунда аж передернуло. Поскорее
пихнул ее в мусор. Чтобы не видеть.
Мутно оглядел кухню. Прибрано. Надо же! Вообще было заметно, что девка
похозяйничала. На свой, диковатый, манер, но очень старательно.
Бутылки были выставлены у стены. Посуда помыта.
Странно девка посуду помыла. Вытряхнула, дурища, всю землю из неубиваемого
цветка, что чах на подоконнике. Землей почистила вилки и ножи. В раковине еще
земля осталась.
Горшок из-под цветка тоже помыла. В сушилке к остальной посуде приобщила.
Все вещи расставила иначе. По-своему. Тарелки вытащила из сушилки и составила их
на газовую плиту. Додумалась.
Неубиваемый цветок валялся в мусорном ведре. Сигизмунд вытащил его и дрожащими
от похмелья руками торопливо подсадил к другому, такому же. Дурнота наплывала
волнами.
В свое кожаное ведро, какое кобель из песка выкопал, безумная девка набрала воды
и повесила это хозяйство над плитой, на вентиль, которым газ перекрывают.
Посмотрел на это Сигизмунд с умилением. Хозяюшка. Вот ведь в глуши жила, а тоже
с понятием: баба - она для хозяйства приставлена.
А потом вдруг жуть накатила. Где же это она так жила, пока в Питер не попала,
если никогда не видела, как цветы в горшках растут! Это в какой же глухомани
вырасти нужно! И плитой газовой, похоже, не знает, как пользоваться, иначе не
составила бы на ней посуду.
Ведро - к чертям. Снял, чтобы вылить воду. Пока снимал, облился.
Вернул тарелки на место. Надо будет девку правильному обращению с посудой и
плитой обучить. Но сперва - похмелье избыть.
Двигался как в полусне. В конце концов, не выдержал, пошел в туалет и сунул два
пальца в рот. Полегчало. Теперь бы кефирчику...
Кобель, девку покинув, ходил неотвязно следом. Под ногами путался. Намекал, что
кормить его, кобеля, должно.
Кормить было особо и нечем. Вчера все съели. Это выяснилось, стоило лишь
заглянуть в холодильник.
* * *
Долгожданный Федор прибыл минут через сорок. С кефиром.
Чем Федор хорош, так это тем, что Федор прост. Очень прост. То есть, ну очень
прост.
И все-то у Федора понятно и просто. Сказано: идти тараканов травить - пошел
тараканов травить. Сказано: пошел в жопу - пошел в жопу...
Сигизмунд взял его на работу сразу после армии. Потому и называл бойцом.
Федору быть бойцом нравилось.
- Сигизмунд Борисович! - радостно завопил Федор с порога. - Похмело заказывали?
Во!
И взметнул сумку.
- Че орешь-то? - угрюмо спросил Сигизмунд.
- Ща, Сигизмунд Борисыч, взлечнетесь! Все ништяк станет! Во, блин! Накупил!
И радостно заржал.
* * *
Если Сигизмунд был усталым мозгом фирмы, то Федор, несомненно, был ее бодрыми
мышцами.
Федор носил пятнистое. Штаны, ватник. Ватник был НАТОвский. Или ООНовский. Хрен
его разберет, но пятнистый и с воротником из искусственного меха. Теплый.
И ботинки у Федора были особенные. Тоже НАТОвский или ООНовские. Федор любил
рассуждать о ботинках. ЮАРовские сущее дерьмо, надо голландские брать. Тут целая
наука, как ботинки брать.
Говнодавы у Федора были высокими, с устрашающим протектором. С хитрой шнуровкой.
Шнурки тоже непростые. Снимая ботинки в прихожей у Сигизмунда, Федор случайно
повредил шнурок. Очень расстроился. Долго объяснял, почему.
Ценность говнодавов заключалась в том, что по ним можно проехать в танке. И ноге
ничего не делалось. Федор со своим шурином нарочно проводил испытания. Шурин
наезжал на Федора "девяткой". И ничего.
Федор был всегда готов. К любой экстремальной ситуации. Постоянно имел при себе
нитку с иголкой, складной нож о семнадцати разных хреновинах, даже маскировочный
карандаш - раскрашивать морду в стиле "лесной кот". Есть разные стили, Федору
"лесной кот" нравится. Это очень круто. Сейчас у штатников, у морпехов "лесной
кот" это самое то. Во.
Про маскировочный карандаш Сигизмунд случайно узнал. Федор искал носовой платок,
ну и выпало...
Подивился Сигизмунд. Тогда тоже, вот как сейчас, на кухне у Сигизмунда сидели,
водочку пили. Полюбопытствовал, что еще у Федора в карманах есть. Федор охотно
продемонстрировал. Оказалось, что карманов у Федора очень много, а лежат в
карманах тех невиданные вещи. Чего там только не было! Там нашлись предметы,
способные помочь Федору взметнуться по отвесной стене, переметнуться с крыши на
крышу, вскрыть сейф, уцелеть при штормовом пожаре, при ядерном взрыве, при
синдроме длительного раздавливания и многое-многое иное...
Усевшись на кухне, Федор первым делом плюхнул на стол пакет с кефиром. Рядом
бросил упаковку разрекламированного антипохмельного.
- Зря это взял, - заметил Сигизмунд. - Дрянь. "Алказельцера" что ли не было.
- Э-э, Сигизмунд Борисович, с "Зельцера"-то нестояк приключается. У моего
шурина...
Про шурина Федор расказывал много и охотно. По мнению Сигизмунда федоровский
шурин был редкостным мудаком.
На самом деле никакого шурина у Федора быть не могло. Потому как шурин - брат
жены, а Федор женат никогда не был. "Шурином" Федор именовал одного своего
дальнего родственника. Так у них было заведено. В конце концов, какая разница,
как называть?
- Кофе сделать? - перебил Сигизмунд Федора.
- Сидите, Борисович, лечитесь. Я сам.
Пожрав антипохмельное, Сигизмунд жадно припал к кефиру. Почувствовал, как
приятный холодок расползается по телу. Тошнота отпускает.
В девкиной комнате тахта заскрипела. Потом - поспешный топот по коридору. Девка.
Вломилась в сортир и громко расстроилась желудком.
Готовый к любой экстремальной ситуации Федор всем корпусом развернулся в сторону
звука.
- Партнеры вчерашние забыли, - неловко соврал Сигизмунд.
Несколько секунд Федор пристально смотрел на то место, где только что мелькнула
девка. Оценивал - насколько опасно поворачиваться спиной.
Федор как будто никогда не уходил с линии фронта. Прямо на линии и жил. На линии
ел, на линии спал, там же с ляльками кувыркался, с шурином водку пил, на той же
огневой линии, бля, тараканов морил.
Оценил - неопасно. Повернулся.
- Что пили-то? - продолжил он светский разговор.
Сигизмунд дернул лицо в гримасе.
- Не напоминай... В ведре глянь.
Федор не поленился. Глянул. Тоже скорчил гримасу.
- Вы что, Сигизмунд Борисович, охренели - такое жрать... Жизнь-то одна...
- Партнеры притащили, - опять соврал Сигизмунд.
- Дешевка, - уверенно сказал Федор. И упустил кофе.
Из сортира выбралась девка. Протопала назад.
Федор опять выдержал паузу. Что-то в девке его настораживало.
- Ушмыганная, что ли? - спросил он.
- Хрен ее знает, - сказал Сигизмунд.
- Я бы на вашем месте выяснил, - осторожно присоветовал Федор.
- Партнеры забыли, - повторил Сигизмунд. - Пусть они и выясняют. Мне-то что.
- Словят ее у вас с "палевом", Сигизмунд Борисович. По наводке.
- Ты прямо как моя бабушка, - сказал Сигизмунд. - Та ворами пугает. И пожаром.
- Я вам так скажу, Сигизмунд Борисович, - проговорил Федор, наливая кофе в
чашки, - "Ливиз" пейте. Я завсегда "Ливиз" пью. Только смотреть надо, чтоб
настоящий был. В России восемьдесят процентов напитков поддельные. По радио
говорили. Дурак - он и "Ливизом" траванется... Эх! Надо слить!
С этим словом боец Федор направился в сортир.
До слуха Сигизмунда донеслось, как крученая струя жизнеутверждающе бьет в фаянс.
Вот это витальность, бля! Аж мороз по коже.
Из комнаты со стоном вылетела девка. Рванула дверь. Закрыто. Глаза у девки были
как у животного, когда оно страдает. Принялась топтаться. То и дело дергала
дверь.
Наконец дверь распахнулась, и оттуда неспешно, с достоинством, выступил боец
Федор. Оглядел девку. Бросил ей:
- Хай!
Девка безмолвно ломанула к белому брату. Хлопнула дверью. Щелкнула задвижкой. Ну
точно, потравилась.