Он радовался успехам и принципиально не замечал поражений, и
к тридцати пяти годам его финансовое положение и репутация
делового человека сделались прочными и стабильными.
источники дохода, хотя к концу тысячелетия все золотые жилы
и нефтяные скважины, казалось, уже были открыты,
застолблены, обнесены тремя рядами колючей проволоки и
активно эксплуатировались. Вокруг громоздились чудовищные
колоссы промышленных, финансовых и энергетических империй, и
Георгию Бекешину не раз предлагали выгодное сотрудничество,
означавшее, как правило, почетное право делать, что скажут,
лететь, куда пошлют, и не задавать вопросов. Правда, с точки
зрения финансов и личной безопасности это было более чем
выгодно, но Бекешин сам был руководителем, хорошо изучил
психологию руководства и не собирался отдавать себя во
власть чьих бы то ни было капризов. Он считал, что всегда
успеет сделаться винтиком в сложном механизме какой-нибудь
крупной корпорации, но это был вариант, который он оставлял
на черный день.
на очередную свежую идею. На тот момент он возглавлял
небольшую строительную фирму, ухитряясь, довольно успешно
конкурировать с сотнями таких же или похожих
производственных формирований. Его фирма была устроена по
образу и подобию достославных советских ПМК - передвижных
механизированных колонн - и представляла собой сеть
небольших мобильных подразделений, способных в любой момент
с предельной оперативностью прибыть на место, развернуться и
приступить к возведению или ремонту любого объекта - от
теплотрассы до небоскреба. Это был неплохой бизнес, весьма
солидный, доходный и законный, как дыхание, - по крайней
мере, в той части, которая была на виду. Более того, такое
основательное и общественно полезное занятие еще больше
укрепляло положительную репутацию Георгия Бекешина, но он
чувствовал, что ему становится тесно в этой экологической
нише. Идея исчерпала себя, утратив блеск новизны, и теперь
перед ним было два пути: либо упереться лбом и продолжать
.e.b(blao за заказами, идя по головам и хребтам конкурентов,
которых вопреки здравому смыслу с каждым днем становилось
все больше, либо включить на максимальную мощность свое
серое вещество и изобрести что-нибудь новенькое.
считал, что черепная коробка дана человеку в качестве
надежного вместилища его главного сокровища - головного
мозга, а вовсе не для того, чтобы прошибать ею стены,
бодаться с противниками или, к примеру, колоть орехи. Глядя
на некоторых своих знакомых, он невольно вспоминал когда-то
увиденные в программе "В мире животных" кадры, где был
заснят африканский буйвол. Огромная угольно-черная туша,
нагнув голову с мощными, круто изогнутыми рогами, вздымая
красную пыль, неслась вперед с невообразимой скоростью и
вдруг, не замедляя самоубийственного бега, со всего маху
втыкалась прикрытым толстой роговой броней лбом в дерево,
замирая как вкопанная. И так раз за разом, просто от нечего
делать или, может быть, от дурного настроения. Это была
неприкрытая тупая мощь, на первый взгляд казавшаяся
непобедимой, и Бекешин не сомневался, что при желании у него
хватило бы сил и толщины черепа, чтобы делать свои дела
точно таким же манером, но он все время помнил о том, что
золотушные губастые негры, не умеющие ни читать, ни писать и
разгуливающие по своей Африке практически нагишом, испокон
веков пашут на буйволах свой краснозем и с аппетитом едят их
мясо - едят и нахваливают и украшают толстыми рогатыми
черепами свои слепленные из прутьев и навоза хижины.
чью-то хижину или даже дворец со всеми мыслимыми и
немыслимыми удобствами, и поэтому он стал думать, не
прекращая, впрочем, своей коммерческой и производственной
деятельности.
приходили к нему так - казалось бы, неожиданно, с бухты-
барахты, вдруг, словно ниспосланные свыше. На самом деле
каждая такая идея была результатом кропотливой подспудной
мыслительной деятельности, такой привычной, что даже сам
Бекешин порой не отдавал себе в ней отчета. Внешне эта
титаническая работа никак не проявлялась, и Бекешин раз за
разом ставил в тупик свое ближайшее окружение, периодически
появляясь по утрам в офисе с готовым планом. Все эти планы,
как правило, нуждались в детальной проработке, правке, а
порой и коренной переделке, но каждый содержал в себе зерно,
обещавшее в очень скором времени дать обильный урожай
хрустящих зеленых бумажек.
развалившись в мягком кожаном кресле со стаканом виски в
одной руке и пультом дистанционного управления в другой,
развлекался просмотром какой-то аналитической программы. Он
просто обожал смотреть аналитические программы: его забавлял
серьезный и даже хмурый вид, с которым их ведущие вешали
лапшу на уши многомиллионной аудитории. Кроме того, Бекешин
любил угадывать имя заказчика, оплатившего из своего
глубокого кармана приготовление этой лапши. Это было весело,
a+c&(+. неплохой гимнастикой для ума и, кроме того,
позволяло вовремя понять, откуда и в какую именно сторону в
ближайшее время подует ветер.
скандалов, возникавших по той простой причине, что в
тепловой и электрической энергии нуждались все без
исключения, а платить за нее, особенно по расценкам
поставщиков, не хотел никто. Освещение скандала было
бездарным, ведущий, далеко переплюнув самого себя, сплошным
потоком изрыгал благоглупости пополам с откровенной чушью.
Весь этот винегрет был обильно сдобрен неудобопонятными
специальными терминами и приправлен экономическим сленгом -
для того, по всей видимости, чтобы окончательно запутать
аудиторию. Это было скучно, и Бекешин нажатием кнопки на
пульте отключил звук.
не менее честным и даже более озабоченным лицом рыжеволосого
гражданина, хорошо известного всему населению огромной
страны. Население не очень-то жаловало этого гражданина, но
гражданин по этому поводу не переживал: он был очень неплохо
упакован и вполне мог позволить себе плевать на общественное
мнение с высокой колокольни, что он, по большому счету, и
делал.
суета, мелькали деловые костюмы, крахмальные сорочки,
дорогие безвкусные галстуки и сытые, хорошо выбритые лица.
Одно из этих лиц показалось Георгию Бекешину смутно-
знакомым. Он слегка напрягся, вглядываясь в экран, но
полузнакомое лицо мелькнуло и пропало за рамкой кадра, а
потом пропала и лисья физиономия рыжего гражданина,
сменившись мастерски снятой панорамой, призванной, похоже,
наглядно доказать зрителю, что в России до сих пор
сохранились электростанции и даже линии электропередач.
Глядя на плывущие справа налево по экрану красиво
подсвеченные заходящим солнцем решетчатые опоры ЛЭП,
обремененные гроздьями стеклянных изоляторов и километрами
дорогостоящих медного и алюминиевого проводов, Бекешин
испытал короткий укол предчувствия, словно где-то внутри его
мозга кто-то замкнул контакт. Он хорошо знал это ощущение и
понял, что идея уже созрела и готова вылупиться - надо
только отыскать в скорлупе уязвимое место и легонечко
постучать по нему согнутым пальцем: путь свободен, выходи...
не давая Бекешину покоя. Внезапно он вспомнил, где видел
этого человека, и в ту же секунду скорлупа с треском
раскололась, и он понял, что мысль родилась.
проводов. Тысячи - да нет, кой черт! - миллионы километров
проводов, десятки тысяч стальных опор, сотни и сотни
подстанций, трансформаторных будок, всяких там накопителей,
разрядников и прочей дребедени, миллионы кубометров
железобетона, и все это неизбежно ветшает, разрушается,
постепенно приходит в негодность, а значит, нуждается в
постоянном обновлении и ремонте. То есть, несомненно, все
mb. обновляется и ремонтируется, и наверняка давным-давно
существуют централизованные структуры, регулирующие и
осуществляющие этот процесс, но их слабость как раз и
заключается в том, что они существуют давно, успели обрасти
мхом, действуют по старинке и, следовательно, не ловят