цвет, и горожане, всю зиму с нетерпением ждавшие первой молодой листвы, уже
через неделю перестали замечать густеющие прямо на глазах кроны деревьев.
бестолковее из-за выбравшихся на дороги ?подснежников?, чьи машины всю зиму
провели в гаражах либо под белым покрывалом слежавшихся сугробов на
стоянках. Участились дорожно-транспортные происшествия, и на перекрестках
все чаще можно было увидеть стариков на ржавых ?Жигулях?, ?москвичах? и
?запорожцах?, которые с громкими скрипучими воплями трясли своими
ветеранскими книжками и пенсионными удостоверениями перед носом у
обескураженных владельцев протараненных под прямым углом ?вольво?, ?ауди?
и ?мерседесов?. В принадлежавшую банкиру Ивашкевичу ?тойоту? на полном ходу
врезался управляемый бодрым, хотя и подслеповатым семидесятилетним
стариканом черный, сверкающий хромированными деталями ?ЗиМ?. Старикан набил
здоровенную шишку на лбу, банкир Ивашкевич не пострадал, если не считать
материального ущерба в несколько тысяч долларов. У ?ЗиМа? слегка помялся
передний бампер. ?Где я теперь такой найду?!? - яростно вопил оскорбленный
старикан. Банкир Ивашкевич разводил руками, поскольку никак не мог взять в
толк, почему это должно его волновать: в конце концов, именно водитель
?ЗиМа? пытался проскочить перекресток на красный сигнал светофора...
Москву на своих ?линкольнах?, ?бентли? и ?роллс-ройсах?, собирая урожай,
удобряя, подкармливая и твердой рукой выпалывая сорняки. Иногда они
ненароком заезжали в чужой огород, и тогда в уединенных местах вспыхивали
короткие яростные перестрелки, после которых уцелевшим землепашцам
приходилось отстегивать часть своего шелестящего урожая землекопам и
каменотесам.
храме Христа Спасителя какой-то босяк стырил лопатник у самого Соленого.
Соленый хватился лопатника только через час после того, как покинул церковь:
полез в карман за деньгами, чтобы подмазать дорожного инспектора, и
обнаружил, что остался не только без гроша, но и без прав, и без документов
на машину. Ругающегося нехорошими словами Соленого замели в кутузку, где
изъяли у него жестяную коробочку из-под детского крема, полную
высококачественного кокаина. На следующий день братки вызволили Соленого из
ментовского плена, но это обошлось ему в кругленькую сумму. Соленый сгоряча
отдал приказ найти вконец обнаглевшего щипача, из-за которого разгорелся
сыр-бор, и сделать с ним то, что Понтий Пилат сделал с Иисусом, но, немного
поостыв, отменил свое решение: ?Да ну его, братва, сам как-нибудь подохнет.
Все ж таки Пасха, блин. Надо, типа, всем все прощать. Так Папа сказал!?. И
поднял отягощенный массивным золотым перстнем палец к голубому весеннему
небу.
совсем недалеко от центра, начали возводить новенький, с иголочки,
торгово-развлекательный комплекс - тот самый, проект которого был признан
лучшим на проводившемся в начале марта конкурсе. Строили быстро и как-то не
по-российски аккуратно: ни тебе щелястых заборов из горбыля, ни огромных,
заваленных строительным мусором глинистых пространств, многократно
превосходящих площадь самой стройки, ни мордатых прорабов, пускающих налево
машины с цементным раствором, ни плотников, продающих окрестным жителям
дверные и оконные блоки за бутылку водки... Деловитые, одетые в аккуратные
яркие комбинезоны, непривычно трезвые люди сноровисто и без суеты управляли
мощной импортной техникой, которая тоже вела себя на удивление тихо и
благопристойно: не ломалась, почти не издавала шума, не пылила и не воняла
дизельным перегаром, а просто делала то, для чего была предназначена.
Впрочем, в последние годы такой стиль работы стал для москвичей почти
привычным, а что касается персонала и техники, то даже такой проходимец, как
Вадим Севрук, не смог за два года развалить крепкую, отлаженную, как
концертный рояль, строительную фирму, доставшуюся ему от безвременно
скончавшегося предшественника.
интересом наблюдал его пожилой компаньон и родственник. До поры до времени
он не вмешивался в ход затеянной племянничком аферы, ограничиваясь пассивным
наблюдением да тем, что порой незаметно и очень аккуратно подчищал за
Севруком то, что называл ?портачками?. Вырвавшийся на оперативный простор
Севрук портачил сплошь и рядом, поскольку был мелковат и слишком неопытен
для дела, за которое взялся. Сам того не подозревая, он повторял ошибку,
которая стоила жизни архитектору Голобородько: считал себя умнее и хитрее
окружающих. На самом деле он напоминал Владиславу Андреевичу шкодливого
кота, который повадился гадить за мебелью, пребывая в полной уверенности,
что хозяева-дураки никогда его на этом не застукают. Как и в случае с котом,
подобная тактика могла долго сходить ему с рук - до тех самых пор, пока
кто-нибудь, подозрительно потянув носом, не произнес бы роковую фразу: ?А
вам не кажется, что здесь попахивает кошачьим дерьмом??.
дерьмо вовсе не из жалости и уж тем более не из родственных чувств: он
просто не хотел быть выброшенным на помойку вместе с ним, когда все
откроется. Кто же поверит, что племянник действовал отдельно от дядюшки? Суд
в этом, может быть, еще и разберется, но от негласного клейма афериста и
казнокрада потом не отмоешься до самой смерти. Когда Школьников представлял
себе все это: косые взгляды, уклончивые ответы, сомнительные предложения от
весьма сомнительных личностей, - его охватывала глухая чугунная тоска и
желание отправить к Севруку на дом незаменимого Максика с коротким, но
содержательным визитом.
впервой. Задумка племянника Вадика казалась ему довольно удачной, хотя
Школьников и сомневался, что дальневосточный аферист родил ее
самостоятельно: достаточно было вспомнить тот шум, который зимой подняли
средства массовой информации вокруг МКАД. Они утверждали, что с каждой
стороны кольцевого шоссе украдено по десять сантиметров дорожного покрытия,
что при простейшем умножении на длину трассы давало квадратные километры
испарившейся и конденсировавшейся затем в золотой дождь дороги: тонны
асфальта, гравия, песка, тысячи человеко-часов работы, сотни тысяч, а может
быть, и миллионы ушедших в неизвестном направлении долларов... Задумано все
было простенько и со вкусом. Владислав Андреевич в СМИ не работал и потому
не мог что бы то ни было утверждать с уверенностью, но сама по себе идея
показалась ему заманчивой. Он даже проконсультировался со знакомым
инженером-дорожником, и тот, возмущенно фыркнув, поведал ему, что в дорожном
строительстве допустимые отклонения по ширине полотна составляют гораздо
больше, чем десять сантиметров, и что запудрить этой чушью мозги можно
только человеку, который ни черта не смыслит в автомобильных дорогах и в
том, как их строят.
подери, не утверждал, что МКАД на десять сантиметров шире, чем было
запланировано. Значит, способ что-то отщипнуть от этой грандиозной стройки
все-таки был... Воспользовались им или нет - вот в чем вопрос! Впрочем,
Школьников не без оснований полагал, что там, где существует возможность
погреть руки, непременно оказывается кто-нибудь, у кого вечно зябнут ладони;
свято место пусто не бывает. Вероятно, точно так же рассуждал и Вадим
Севрук, и винить его за это было бы глупо. Более того, с точки зрения
Владислава Андреевича, это было бы чистой воды ханжеством: разве можно
винить другого за то, что он совершил поступок, о котором ты не раз думал,
но на который так и не отважился? Вина Вадима заключалась в другом: он не
посоветовался с Владиславом Андреевичем, не говоря уже о том, чтобы взять
его в долю, предпочтя рискованно манипулировать его деньгами и его добрым
именем у него за спиной. Такие вещи во все времена относились к разряду
наказуемых, и Школьников не торопясь, с присущей ему обстоятельностью
готовил ответный удар, давая тем временем Вадиму возможность увязнуть
поглубже и окончательно отрезать себе пути к отступлению.
требовавших экстренного вмешательства Школьникова, верный Максик выходил на
связь в неурочное время и получал от своего шефа подробные инструкции.
Теперь он почти неотлучно находился при Севруке, старательно делая вид, что
сменил хозяина, и порой в минуты слабости Владислав Андреевич ловил себя на
мысли: а вдруг это так и есть? Вдруг они снюхались и теперь разводят меня на
пальцах, потешаясь надо мной и обворовывая меня почти в открытую? Сейчас я
как последний идиот заметаю за Вадиком следы, а потом, когда все будет
кончено, они смоются с деньгами, а я останусь с вывернутыми наизнанку
карманами и с уголовным делом в придачу...
старости, но при этом принимал меры: вел подробные досье на обоих - и на
своего племянника-проходимца, и на этого холодного убийцу Караваева,
которого всю жизнь в глубине души побаивался, словно тот был ручной коброй в
человеческом обличье. В некотором роде это был мартышкин труд: он не мог
утопить бывшего подполковника внешней разведки, не утопив одновременно и
себя. Зато можно было не сомневаться, что в случае его, Владислава
Андреевича, внезапной кончины Максик не проведет на свободе ни дня. О том,
что будет с Караваевым, если его и в самом деле свалит внезапный инфаркт или
еще что-нибудь столь же случайное и непредсказуемое, Школьников не думал:
ему на это было глубоко плевать. Ну, упекут Максика куда Макар телят не
гонял, ну и что? В конце концов, он это заслужил, а ему, Владиславу
Андреевичу, после смерти будет уже все равно.
строительной площадки, Владислав Андреевич поражался тому, с какой
фантастической скоростью это происходило. Он прожил на свете более полувека,
и все это время строительство велось совсем другими темпами. Наблюдая за
тем, как растет и одевается плотью утепленных панелей и заключенных в
алюминиевые рамы стеклопакетов стальной каркас огромного здания, Школьников
думал о том, что прогресс все-таки не просто слово, не пустой звук,
сделавшийся бессмысленным от частого повторения.
Шилова Юлия
Панов Вадим
Зыков Виталий
Жюль Верн
Посняков Андрей
Сертаков Виталий