голых бедер и грудей. Перед его мысленным взором возникла глумящаяся толпа
мальчишек, орущих, портящих воздух, рвущих его открытки с Мадонной и
младенцем.
устланной пушистым ковром; Минти тихо притворил дверь. Его глаза были
раскрыты чуть шире обычного. Он вобрал ими благообразную седину
посланника, припудренные после бритья румяные щеки, дорогой серый костюм.
Его самого немного испугал прилив разбуженной Галли ненависти. Пудриться,
уделять столько внимания одежде, так старательно причесываться - Минти
тошнило от такого ханжества. Плоть есть плоть, ее не спрячешь никакими
уловками Сэвил-роу. Страшно подумать, что сам Господь Бог стал человеком.
В церкви Минти не мог избавиться от этой мысли, она вызывала в нем
дурноту, была горше муки гефсиманской и крестного отчаяния. Можно вынести
любую боль, но как ежедневно терпеть свою плоть? Минти стоял на краешке
ковра, разводил под ногами сырость и думал: какая пошлость любить тело,
как Галли, или, как посланник, скрывать его под пудрой и щегольскими
костюмами. Он ненавидел лицемеров, он мрачно и озлобленно выставлял
напоказ свой затрапезный вид и ждал, когда посланник поднимет глаза от
своей работы. Наконец ему надоело: - Сэр Рональд.
Как вы сюда попали?
ничем не заняты, и я решил заскочить насчет обеда выпускников.
того я ужасно занят.
Чуть не дошло до драки. Какой-то субъект стряхивал пепел мне в портвейн.
школе, но нужно знать меру, Минти. Здесь очень много военных. Почему они
не изучают русский язык дома или хотя бы в Таллине - я не могу понять.
наш галстук. Это брат любовницы Крога.
держать в "Кроге". Я готов доверить Крогу последний пенс.
кресле и самодовольно улыбнулся: - Это окупит мой зимний отпуск.
на ковре мокрые следы, подошел ближе к столу. - Это ведь нужно. Мы
поддерживаем связь. Одни вечер в году не чувствуем себя иностранцами.
пути от Пикадилли. К чему эта тоска по родине? Отправляйтесь в субботу и к
понедельнику возвращайтесь. Берите пример с Галли. Он постоянно ездит
домой. Лично я предпочитаю выждать и под рождество закатиться на целый
месяц. Для Англии это лучшее время. Сейчас подумываю махнуть на несколько
деньков поохотиться. Так что не преувеличивайте, мы тут не в ссылке.
вазой осенних роз на столе; в его благополучии Минти видел умышленное
оскорбление для себя. Даже не предложил мне сесть, боится за свои
гобеленовые кресла - пальто у меня, видите ли, мокрое. - Обед - это нужное
дело, - повторил Минти, чтобы протянуть время, вспомнить случай, шутку,
сплетню и поубавить посланнику счастья.
заголовок: "Покушение на Даусона". Так вы купили новые акции Крога? -
спросил он без перехода. - Будьте осторожны. Ходят слухи.
стачка.
посоветовал покупать.
сюда звонили?
знает. Может, они немного понизят цены, хотя это уже будет игра с огнем.
Впрочем, вы поэт, вам не понять эту премудрость. - Минти тихо рассмеялся.
меня в виду, если что надо узнать. Откуда дипломату ведать, что происходит
на улице? Имейте в виду Минти. - И оставляя на ковре мокрые следы, он
направился к двери. - Я всегда помогу однокашнику.
предшественников сэра Рональда; стараниями местных художников дипломаты
обзавелись брыжами, алонжевыми париками, приняли варварские черты: у них
были очень скандинавские раскосые глаза, на груди, скрывая кирасы, лежали
меха. За спиной придворного эпохи Стюартов маячила пара оленей, вздымались
горы, сверкали льды. Зато поздние портреты были совершенно лишены
национального колорита. Эти затянутые в официальные мундиры и бриджи
господа, в лентах и орденах, представляли интернациональное искусство в
духе Сарджента и Де Ласло. Минти знал, что эти портреты чрезвычайно
нравятся сэру Рональду, который скоро составит им компанию на стене, и
привычное раздражение сменилось у Минти симпатией к обремененным париками
вельможам: для них здешняя жизнь тоже была своего рода ссылкой, хотя и не
бессрочной, как у Минти; эти "любопытные", по отзыву сэра Рональда,
портреты были дороги сердцу Минти. Оставляя на серебристо-сером ковре
мокрые следы, он неслышно подошел к двери и вышел на улицу.
облаков, солнце вспыхивало и гасло на мокром камне дворца, оперы,
риксдага. Под Северным мостом моторки рассыпали брызги, ветер подхватывал
их и мелким дождем швырял в стеклянные ставни заброшенного ресторанчика. С
влажно блестевшего пьедестала на Гранд-Отель взирал поверх беспокойных
волн обнаженный мужчина, показывая зад прохожим на мосту.
вахтера: - Герр Крог еще у себя? Это Минти.
будки он чертил пальцем фигурки, крестики, нарисовал голову в берете.
носки, галстуки. Мы сегодня идем в оперу.
для меня про эту забастовку?
один крестик, терновый венец, нимб.
если хотите, Фаррант, даже сигареты. У вас хорошая работа, вам нет нужды
тянуть с меня половину. Я дам вам треть. Ей-богу, не вру. - Он почти
машинально скрестил пальцы, снимая с себя ответственность за обман. -
Соглашайтесь на треть, а? - Он приготовился долго уламывать, в его голосе
появились попрошайнические интонации ребенка, когда тот клянчит у старших
булочку или плитку шоколада. - Нет, правда, Фаррант... - Но Энтони
буквально сразил его на месте, приняв его условия. - Ладно-ладно, Минти, я
возьму даже четверть, раз такое дело. До свидания. Увидимся.
Уж не ведет ли он двойную игру? Вдруг к нему пристроился кто-то еще? Они
на все способны, эти оборванцы, что вроде него маялись у ворот "Крога",
подкупали вахтера, торчали около ресторанов, где обедал Крог, и глубокой
ночью голодные брели на дальние набережные в свои каморки на пятом этаже.
Не перехватил ли его Пилстрем? Или Бейер? Может, его уже купил Хаммарстен?
Он представил себе, как Пилстрем в забрызганном грязью костюме безуспешно
старается обмануть автомат иностранными монетками; как Бейер подсовывает
соседу бумажные блюдечки из-под своего пива; как Хаммарстен... Им нельзя
доверять, подумал он, нельзя. Он повесил трубку, ладонью смазал кресты и
нимбы и вышел в серый осенний день.
родных; новый поручитель в сопроводиловке стряпчего; кукиш редактору,
пилюля Галли, шпилька посланнику; вроде бы можно и кутнуть - итак,
завтрак. Но сначала дело, Минти; дело - прежде всего.
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Суворов Виктор
Витковский Евгений
Корнев Павел
Громыко Ольга