Чтение 18–й страницы книги ~Суть дела~

покончил с собой.

- Я уж и сам думал: рука провидения!

- Он был вам должен?

- Он был должен моему приказчику.

- Какое давление вы хотели на него оказать, Юсеф?

- Ах, майор! Стоит дать псу дурную кличку, и псу лучше не жить! Если
окружной комиссар хочет покупать у меня в лавке, разве может мой приказчик
ему отказать? И что будет, если он откажет? Рано или поздно разразится
страшный скандал. Областной комиссар узнает. Окружного комиссара отошлют
домой. Ну а что если приказчик не отказал. Окружной комиссар выдает все
новые и новые расписки. Приказчик из страха передо мной просит окружного
комиссара заплатить - и все равно происходит скандал. Когда у вас такой
окружной комиссар, как бедный молодой Пембертон, скандала все равно не
избежать. А виноват, как всегда, сириец.

- Тут есть доля правды, Юсеф, - сказал Скоби. Боль одолевала его снова.
- Подайте-ка мне виски и хинин.

- А вы не слишком ли много принимаете хинина, майор Скоби? Не забудьте,
это вредно.

- Я не хочу застрять здесь надолго. Болезнь надо убить в зародыше. У
меня слишком много дел.

- Приподнимитесь чуть-чуть, майор, дайте взбить вам подушку.

- Вы не такой уж плохой малый, Юсеф.

- Ваш сержант искал расписки, но не нашел их, - сказал Юсеф. - Вот эти
расписки. Они лежали у приказчика в сейфе. - Он хлопнул себя бумагами по
ляжке.

- Понятно. Что вы собираетесь с ними делать?

- Сжечь, - сказал Юсеф. Он вынул зажигалку и поджег листки. - Вот и
все. Он расплатился, бедняга. Нечего беспокоить отца.

- Зачем вы сюда приехали?

- Приказчик тревожился. Я хотел уладить это дело.

- Ох, Юсеф, вам пальца в рот не клади - всю руку отхватите.

- Только врагам. Не друзьям. Для вас я на все готов, майор Скоби.

- Отчего вы всегда зовете меня своим другом, Юсеф?

- Майор Скоби, дружба - дело душевное, - сказал Юсеф, склонив большую
седую голову, и на Скоби пахнуло бриллиантином. - Ее чувствуешь сердцем.
Это не плата за услугу. Помните, как десять лет назад вы отдали меня под
суд?

- Ну да. - Скоби отвернулся к стене от бившего в глаза света.

- В тот раз вы меня чуть не поймали, майор Скоби. - Помните, на
таможенных пошлинах. Если бы вы велели своему полицейскому чуть-чуть
изменить показания, мне была бы крышка. Я тогда прямо ахнул, майор Скоби:
сижу в суде и слышу - полицейский говорит правду. Вы, должно быть, здорово
потрудились, чтобы узнать правду и заставить ер сказать. Вот я себе тогда
и говорю: Юсеф, в нашу полицию пришел мудрый Соломон.

- Не болтайте, Юсеф. Ваша дружба мне ни к чему.

- Слова у вас жестокие, а сердце мягкое, майор Скоби. Я ведь хочу
объяснить, почему я в душе всегда считаю вас другом. Благодаря вам я
чувствую себя в безопасности. Вы не поставите мне ловушку. Вам нужны
факты, а факты всегда будут говорить в мою пользу. - Он смахнул пепел с
белых брюк, оставив на них еще одно серое пятно. - Вот вам факты. Я сжег
все расписки.

- Но ведь я могу выяснить, какую сделку вы собирались заключить с
Пембертоном. Этот пост лежит на одной из главных дорог, ведущих через
границу из... черт возьми, с такой головой не упомнишь ни одного названия.

- Там тайком перегоняют скот. Но это не по моей части.

- На обратном пути контрабандисты могут прихватить с собой и кое-что
другое.

- Вам везде чудятся алмазы, майор Скоби. С тех пор как началась война,
все просто помешались на алмазах.

- Зря вы так уверены, Юсеф, что я ничего не найду в конторе Пембертона.

- Я в этом совершенно уверен, майор Скоби. Вы же знаете, я не умею ни
читать, ни писать. Никогда ничего не оставляю на бумаге. Все хранится у
меня в голове.

Юсеф еще говорил, а Скоби уже опять задремал - это было то недолгое
забытье, которое длится секунды, в нем успевает отразиться только то, что
занимает твои мысли. Луиза шла ему навстречу, протянув руки, с улыбкой,
которую он не видел уже много лет. "Я так рада, так рада", - говорила она,
и он снова проснулся и снова услышал вкрадчивый голос Юсефа.

- Только друзья ваши не верят вам, майор Скоби. А я вам верю. Даже этот
мошенник Таллит - и тот вам верит.

Прошла минута, прежде чем лицо Юсефа перестало расплываться у него
перед глазами. В больной голове мысль с трудом перескочила со слов "так
рада" к словам "не верят вам".

- О чем это вы, Юсеф? - спросил Скоби.

Он чувствовал, как с огромной натугой - со скрипом и скрежетом - в
голове у него приходят в движение какие-то разболтанные рычаги, и это
причиняло ему острую боль.

- Кто будет начальником полиции - это раз.

- Им нужен кто-нибудь помоложе, - невольно произнес он и тут же
подумал: если бы не лихорадка, никогда бы я не стал обсуждать этого с
Юсефом.

- Секретный агент, которого они прислали из Лондона, - это два.

- Приходите, когда у меня прояснится в голове. Я ни черта не понимаю,
что вы там мелете.

- Они прислали из Лондона секретного агента расследовать дело с
алмазами - все помешались на алмазах; только начальник полиции знает об
этом агенте; другие чиновники - даже вы - не должны о нем знать.

- Что за чепуху вы несете, Юсеф. Никакого агента нет и в помине.

- Все уже догадались, кроме вас. Это Уилсон.

- Какая нелепость! Не верьте сплетням, Юсеф.

- И, наконец, третье. Таллит повсюду болтает, будто вы у меня бываете.

- Таллит! Кто поверит Таллиту?

- Дурной молве всегда верят.

- Ступайте отсюда, Юсеф. Что вы ко мне пристали?

- Я только хочу вас заверить, майор Скоби, что вы можете на меня
положиться. Я ведь питаю к вам искреннюю дружбу. Это правда, майор Скоби,
чистая правда. - Запах бриллиантина усилился: Юсеф склонился над кроватью;
его карие глаза с поволокой затуманились. - Дайте я вам поправлю подушку,
майор Скоби.

- Ради бога, оставьте меня в покое!

- Я знаю, как обстоят ваши дела, майор Скоби, и если бы я мог помочь...
Я ведь человек состоятельный.

- Я не беру взяток, Юсеф, - устало сказал Скоби и отвернулся к стене,
чтобы не слышать запаха бриллиантина.

- Я не предлагаю вам взятку, майор Скоби. Но в любое время дам взаймы
под приличные проценты - четыре в год. Безо всяких условий. Можете
арестовать меня на следующий же день, если у вас будут основания. Я хочу
быть вашим другом, майор Скоби. Вы не обязаны быть моим другом. Один
сирийский поэт сказал: "Когда встречаются два сердца, одно из них всегда
как пламя, другое как лед; холодное сердце ценится дороже алмазов, горячее
не стоит ничего, им пренебрегают".

- По-моему, ваш поэт никуда не годится. Но тут я плохой судья.

- Какой счастливый случай свел нас вместе! В городе столько глаз. Но
здесь я наконец могу быть вам полезен. Вы позволите принести вам еще
одеяло?

- Нет, нет, оставьте меня в покое.

- Мне больно видеть, что такого человека, как вы, майор Скоби, у нас не
ценят.

- Надеюсь, что мне никогда не понадобится _ваша_ жалость, Юсеф. Но если
хотите доставить мне удовольствие, уйдите и дайте мне поспать.

Но как только он закрыл глаза, вернулись тяжелые сны. Наверху у себя
плакала Луиза, а он сидел за столом и писал прощальное письмо. "Обидно,
что я впутал тебя в эту историю, но теперь уже ничего не поделаешь. Твой
любящий муж Дикки", Однако, когда он оглянулся и стал искать револьвер или
веревку, он вдруг понял, что не может на это решиться. Самоубийство - выше
его сил, он ведь должен обречь себя на вечные муки; в целом мире нет для
этого достаточно веской причины. Он разорвал письмо и побежал наверх
сказать Луизе, что в конце концов все обошлось; но она уже не плакала, и
тишина в спальне его ужаснула. Он попробовал открыть дверь - дверь была
заперта. Он крикнул: "Луиза, все хорошо! Я заказал тебе билет на пароход".
Но никто не откликнулся. Он снова закричал: "Луиза!" - ключ в замке
повернулся, дверь медленно отворилась, и он почувствовал, что случилась
непоправимая беда. На пороге стоял отец Клэй, он сказал: "Церковь учит..."
Тут Скоби снова проснулся в тесной, как склеп, каменной комнатушке.

Скоби не было дома целую неделю - три дня он пролежал в лихорадке и еще
два дня собирался с силами для обратного пути. Юсефа он больше не видел.

Было уже за полночь, когда он въехал в город. При свете луны дома
белели, как кости; притихшие улицы простирались вправо и влево, словно
руки скелета; воздух был пропитан нежным запахом цветов. Скоби знал, что,
если бы он возвращался в пустой дом, на душе у него было бы легко. Он
устал, ему не хотелось разговаривать, но нечего было и надеяться, что
Луиза спит, нечего было надеяться, что в его отсутствие все уладилось и
что она встретит его веселая и довольная, какой она была в одном из его
снов.

Мальчик светил ему с порога карманным фонариком, в кустах квакали
лягушки, бродячие собаки выли на луну. Он дома. Луиза обняла его; стол был
накрыт к ужину; слуги носились взад и вперед с его пожитками, он улыбался,
болтал и бодрился, как мог. Он рассказывал о Пембертоне и отце Клэе,